Восемь мечей
— Ну, раз уж вы так настаиваете, сэр, — пожав плечами, откровенно признался доктор. — В общем… э-э-э… не могли бы вы сказать, зачем вы швырялись чернильницами в викария?
— Господа! Господа! — прервал их старший инспектор Хэдли, сопровождая слова громким стуком ладони о стол. Он с трудом сдержался и подчеркнуто тщательно заново разложил разлетевшиеся бумаги на столе. — Может быть, лучше я сначала приведу вам факты, сообщенные мне инспектором Мерчем, ну а затем вы, полковник, дополните их известными вам сведениями?… Согласны?… Хорошо. Тогда, с вашего позволения, первое: что вам известно об этом мистере Деппинге?
— Что мне известно? Только то, что старина Деппинг не только очень, достойный, но и весьма милый человек, — не раздумывая, ответил Стэндиш. — Напрямую связан родственными узами с некоторыми из моих добрых друзей в Индии. Лет пять-шесть назад неожиданно объявился в наших краях, услышал, что мой гостевой домик на данный момент свободен, снял его, заплатив всю положенную сумму, и с тех самых пор живет… то есть проживал в нем… Довольно чопорный, весьма щепетильный, все любит делать сам, и только сам… Предпочитал различные экзотические блюда, в силу чего даже возил с собой своего собственного повара. — Полковник весело хихикнул. — Хотя его, черт побери, следовало бы знать.
— Что вы хотите этим сказать, сэр?
Весь вид полковника Стэндиша приобрел вдруг чуть ли не заговорщицкое выражение.
— Что хочу этим сказать? Только то, что сказал, сэр, и ничего больше… Правда, даже я долгое время не догадывался, что он любитель выпить. Думал, полбутылки бургундского его предел, но вот как-то вечером нагрянул к нему без предупреждения — и что же увидел? Старикан сидит в своем кабинете без привычного пенсне, положив ноги на стол, а перед ним большая бутылка шотландского виски. Уже чуть ли не на три четверти пустая! Представляете?… Более странного зрелища мне, честно говоря, еще не приходилось видеть. При виде меня промычал что-то вроде «привет, привет», а затем начал петь, раскачиваться, ну и… Послушайте, только имейте в виду, я совершенно не хочу, чтобы о нем плохо подумали. Просто он, скорее всего, был тайным алкоголиком и каждые пару месяцев ударялся в самый настоящий запой, только и всего. Это ведь не преступление. Вреда он этим никому, кроме себя, не приносил, так что… Ему это, очевидно, помогало чувствовать себя настоящим человеком… Да я сам, честно говоря, до женитьбы был во многом точно таким же. Хм… — Стэндиш кашлянул. — Кроме всего прочего, его никто в таком состоянии никогда не видел. Он делал это тайком… Соблюдал, так сказать, человеческое достоинство. После того как я совершенно неожиданно застал его за этим занятием, старикан каждый день заставлял своего верного слугу сторожить у дверей. На всякий случай. Чтобы его, черт побери, не застали врасплох…
Хэдли невольно нахмурился:
— А вам никогда не приходило в голову, полковник, что у него на уме было что-то другое?
— Что-то на уме? Что-то другое на уме? Откуда? Но это же просто чушь! Несусветная чушь! Что у него могло быть на уме? Он ведь был вдовцом! И денег хоть отбавляй…
— Продолжайте, пожалуйста. Что еще вы о нем знали, сэр? Не менее интересного.
Полковник вдруг явно засуетился:
— Да, в общем-то, ничего особенного. Просто он не очень-то любил общаться с другими, понимаете? Но при этом каким-то образом умудрился найти общий язык с моим партнером Берком и даже инвестировал в наше дело кругленькую сумму. Говорил, что всегда хотел научиться быть издателем. И, черт побери, практически добился своего! Брал на себя всю самую трудную работу, которую никто не хотел делать. Например, какой-нибудь многотомный научный трактат, на создание которого ушло, по меньшей мере, лет семь или больше, причем написанный так, что нормальному человеку читать его было просто невозможно. Приходилось чуть ли не каждый день списываться или созваниваться с автором, испрашивать его разрешения… ну и все такое прочее.
— У него имелись какие-нибудь родственники?
Самоуверенное красноватое лицо полковника Стэндиша почему-то вдруг сникло.
— Родственники? Вообще-то… Да, у него есть дочь. Отличная, черт побери, девушка. Совсем не из тех, прости господи, кто сшибает тебя с дороги на своем шикарном двухместном авто… Нет, нет, она на самом деле просто отличная девушка! Образованная, воспитанная, хотя и живет во Франции. Помнится, старина Деппинг постоянно беспокоился насчет ее. В свое время он отдал ее на воспитание в женский монастырь, где она пробыла до совершеннолетия и почему-то полюбила Францию, Париж… Ну а потом пришла пора выходить замуж. Рано или поздно так всегда бывает. Они с моим сыном… — Он задумчиво покачал головой. — Да, увы, так на самом деле всегда бывает…
Хэдли обвел медленным взором всех присутствующих, остановил его на епископе, который, судя по всему, собирался что-то сказать, и быстро спросил полковника:
— Значит, о каких-либо его врагах вам ничего не известно, так? То есть, я хочу сказать, не из вашего круга. Которого или, возможно, которую вы никогда и нигде раньше не встречали…
— Ну конечно же нет, инспектор! Нет, нет! Да упаси господи!
— Я задаю этот вопрос только в силу обстоятельств, сопутствующих данному убийству, — снисходительно пожав плечами, продолжил Хэдли. — Судя по показаниям вашего инспектора Мерча, который успел допросить и слугу, и личного повара жертвы, случилось приблизительно следующее… — Он неторопливо пошуршал лежащими перед ним бумагами. — Итак, его слуга Реймонд Сторер утверждает, что мистер Деппинг вернулся к себе в гостевой домик около семи часов вечера, то есть практически сразу же после того, как закончилось традиционное вечернее чаепитие.
— Вместе с нами! — пробурчал полковник. — В тот вечер он пил чай вместе с нами. Мы все были очень возбуждены последними известиями… ну, я имею в виду, о его дочери и моем сыне. Буквально за день до этого он получил от нее письмо, и мы проговорили с ним о нем практически весь вечер. Вчера он пришел к нам на чай, чтобы рассказать всем об этом.
— Скажите, он в тот вечер был в хорошем настроении?
— О да! Скорее, сэр, даже в очень хорошем.
Хэдли сузил глаза:
— Ну а не припомните, пока он был там вместе с вами, ничего не произошло, что могло бы его… ну, скажем, несколько расстроить?
Стэндиш вынул из дорогого портсигара толстую сигару, но когда прикуривал ее, казалось, ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль. Он вдруг резко повернул голову и злобно, недоброжелательно — иначе не скажешь — посмотрел на епископа:
— Нет, нет, подождите… А знаете, я на самом деле кое-что вспомнил! — От предвкушения чего-то неожиданного полковник даже заметно выпучил глаза. — Да, перед самым уходом он, черт побери, действительно выглядел несколько подавленным. Причем случилось это именно после того, как вы, ваше преподобие, отвели его в сторонку и поговорили. Разве нет?
Епископ неторопливо сложил руки на ручке своего массивного, впрочем, как и он сам, зонтика. Его не менее тяжелая челюсть, казалось, выражала полнейшее, хотя и тщательно сдерживаемое удовлетворение.
— Да, вы совершенно правы, мой друг, — чуть помолчав, согласился он. — И прошу вас, не сомневайтесь, я твердо намерен поведать обо всем этом господину старшему инспектору, как только он закончит излагать все известные ему факты… Итак, сэр, прошу вас, продолжайте.
— Как показал слуга Деппинга, — невозмутимо, будто ничего и не случилось, заговорил дальше Хэдли после небольшой, по-своему даже не очень заметной паузы, — после возвращения к себе в гостевой домик с чаепития его хозяин выглядел заметно озабоченным. Он попросил принести ему ужин наверх, в библиотеку, однако одет был при этом почему-то совсем не так, как у него было обычно принято. Чего он себе, как правило, никогда не позволял… Ужин принесли ему где-то около половины девятого, и к тому времени старый Деппинг, судя по всему, казался еще более обеспокоенным. Сказал слуге, что ему надо срочно закончить кое-какую важную работу, что никого не ждет… Кстати, вчера вечером, как вы все, не сомневаюсь, прекрасно помните, слава богу, нас наконец-то покинула эта, как теперь принято говорить по-научному, «чертова тепловая волна». Ну а затем, уже совсем поздно вечером, разразилась буря и…