Алиенист
– В таком случае вы объявите его достаточно вменяемым, и он предстанет перед судом? – спросил Рузвельт.
– Да. – При этих словах лицо Крайцлера слегка омрачилось и он опустил взгляд на свои руки, сцепив их вместе. – И, что не менее важно, еще задолго до того, как свершится правосудие, мы получим доказательства, что этот человек никоим образом не причастен к делу Санторелли. Жуткие доказательства. Я понял, что больше молчать не могу.
– И?…
Крайцлер опустил руки и вернулся к окну.
– Боюсь, это будут новые тела. Особенно если кто-то попытается связать Вульффа с Санторелли. Да. – Голос его сделался глуше. – Он будет вне себя, если таким образом у него вдруг отберут заслуженную славу.
– Кто будет?!
Но Ласло будто не услышал меня.
– Может быть, кто-то из вас, – продолжил он все в той же отстраненной манере, – помнит любопытное дело, имевшее место три года назад и также связанное с убийством ребенка? Рузвельт, боюсь, это пришлось на пик вашей политической борьбы в Вашингтоне, так что вы наверняка не в курсе. Что же до вас, Мур, мне кажется, вы в те годы были увлечены не менее напряженной борьбой с редакцией «Вашингтон Пост», мечтавшей заполучить голову мистера Рузвельта.
– «Пост», – произнес я с отвращением. – «Пост» тогда просто по уши зарылась во всю эту грязь – с каждым нелегальным назначением в госаппарате…
– Да-да, – прервал меня Крайцлер, поднимая усохшую руку. – Никто не ставил под сомнение достойность вашей позиции. И вашу лояльность, хотя редакторы ваши, похоже, под конец и сами не знали, кого им следует поддержать.
– В результате они пришли в себя, – сказал я, несколько раздув грудь. – Не то чтобы это сохранило мне работу.
– Ну-ну, Мур, ни к чему винить себя во всех бедах. Впрочем, мы отвлеклись: как я уже сказал, три года назад в водонапорную башню рядом с жилым домом на Саффолк-стрит, что к северу от Дилэнси ударила молния. Башня была самой высокой постройкой в районе, и событие это было бы вполне объяснимым, если бы не одно необычное обстоятельство. Когда жильцы соседнего дома вместе с пожарной командой добрались до крыши, кому-то, возможно, удар молнии показался провидением, ибо в башне обнаружили тела двух детей. Брата и сестры. Их горла были перерезаны. Так вышло, что я был знаком с их семьей. Они были евреями из Австрии. Сами дети были просто прелестными – правильные черты, огромные карие глаза, – хоть и слыли большими непоседами. В известном смысле – позором семьи. Воровали, лгали, обижали других детей, словом, были совершенно неуправляемы. Как следствие, мало кто из соседей сожалел об их смерти. Когда их нашли, тела уже находились на стадии разложения. Мальчик упал в воду с платформы, где его первоначально оставили, и тело сильно раздуло. Девочка была в лучшем состоянии, поскольку все это время пребывала в сухом месте, но все возможные улики были уничтожены очередным некомпетентным коронером. Своими глазами я ничего не видел – только официальные отчеты с места преступления, однако одна деталь мне запомнилась, – и он левой рукой показал на свое лицо. – У жертв не было глаз. По коже у меня побежали мурашки и я вспомнил, что говорил прошлой ночью Рузвельт. Кроме Санторелли, убили еще двоих. Глядя на Теодора, я понял, что он сейчас подумал о том же – он застыл на месте, в глазах его полыхнуло мрачное предчувствие чего-то крайне неприятного. И также одновременно мы попытались от этого чувства избавиться. Я – молча, Рузвельт при этом заговорил:
– Но это не так уж и необычно. Особенно в случаях, когда тела находятся непогребенными столько времени. Да и если глотки были перерезаны, из них вытекло достаточно крови, чтобы привлечь пожирателей падали.
– Возможно, – ответил Крайцлер, сопроводив свои слова легким кивком, и снова принялся мерить шагами комнату. – Но водонапорная башня была опечатана как раз из тех соображений, чтобы не допустить внутрь грызунов и прочих падальщиков.
– Да, действительно… – протянул Теодор, судя по всему, окончательно запутавшись. – Кто-нибудь писал об этом?
– Писали, – сказал Крайцлер. – Я полагаю, это дело нашло отражение на страницах «Уорлд».
– Но, – возразил я, – не построено еще такое здание, а тем паче водонапорная башня, куда бы не было доступа животным. Крысам, например.
– Верно, Джон, – кивнул мне Крайцлер, остановившись. – И учитывая полное отсутствие любых улик, я был вынужден тогда согласиться с этой версией. Вот только почему крысы, пускай даже и нью-йоркские, обнаружив пару тел, решили так аккуратно закусить глазами и не тронуть прочего, осталось для меня загадкой, на которую я старался не обращать внимания и которая до поры оставалась неразрешенной. До минувшей ночи. – Сказав это, он продолжил свой променад по кабинету. – Увидев состояние тела Санторелли, я сразу же приступил к обследованию глазных орбит. Работать при свете факела, разумеется, не слишком удобно, но, тем не менее, я обнаружил то, что искал. На скуловой кости – также, как и на надглазничном гребне – серию прямых надрезов, а на крыле клиновидной кости, практически на дне полости – несколько небольших вмятин. Все это недвусмысленно указывает на использование режущей кромки и острия ножа, предположительно охотничьего. И я предполагаю, что если бы мы эксгумировали тела двух жертв 1893 года – а я собираюсь потребовать проведения такой экспертизы, – то и у них обнаружились бы подобные следы. Иными словами, джентльмены, глаза были извлечены рукой человека.
Ужас мой усиливался. Совершенно не отдавая себе отчет, я пробормотал вместо аргумента:
– Но как же то, что говорил сержант Коннор?…
– Мур, – произнес Крайцлер тоном, пресекающим любые возражения. – Если мы действительно собираемся продолжать эту беседу, я полагаю, нам следует забыть о мнении таких людей, как сержант Коннор.
Рузвельт нерешительно поерзал в кресле. По его лицу я понял, что он только что израсходовал последнюю возможность оставить Ласло в неведении относительно действительного положения вещей.
– Боюсь, я должен вам это сказать, доктор, – начал он, вцепившись руками в подлокотники, – но за последние три месяца у нас произошли еще два убийства, которые, как мне кажется, укладываются в… тот шаблон, о котором вы говорите.
От такого заявления Ласло остолбенел.
– Что? – спросил он быстро, но в то же время очень тихо. – Где, где были найдены тела?
– Точно сказать не могу, – ответил Теодор.
– И это были проститутки?
– Полагаю, что да.
– Вы полагаете? Отчеты, Рузвельт, мне необходимо увидеть отчеты! Да неужели никто в вашем ведомстве даже не соизволил подумать о явной связи всех этих дел? И вы, Рузвельт?
За отчетами немедленно послали. Когда их принесли, нам открылись новые факты – еще два трупа мальчиков, несомненно, торговавших своими телами, также были обнаружены, по мнению коронера, вскоре после смерти. Как и сказал мне накануне Рузвельт, в тех случаях крови было меньше, хотя похоже, что разница в количестве ранений и некоторые мелкие отличия никак не влияли на явное сходство этих дел. Первый мальчик, двенадцатилетний африканский иммигрант, которого все называли не иначе, как «Милли», был прикован цепями к корме парома на остров Эллис. Второго, десятилетнего Аарона Мортона, нашли на Бруклинском мосту – его просто подвесили за ноги. Согласно отчетам, оба мальчика были частично обнажены, глотки у обоих перерезаны, наблюдались и другие увечья, но самое главное – у обеих жертв отсутствовали глаза. Читая отчеты, Ласло несколько раз пробормотал последнее обстоятельство, явно пребывая в глубоких раздумьях.
– Я полагаю, что понял, о чем вы говорите, Крайцлер, – громко сказал Теодор. Он терпеть не мог во время дискуссии оставаться в стороне, даже в тех случаях, когда тема была ему не близка. – Первое убийство было совершено три года назад. А теперь кто-то начитался старых газетных статей и решил заняться имитацией. – Теодор был явно доволен собственной оригинальной экстраполяцией. – Верно, доктор? И ведь такое не в первый раз происходит с подачи наших любезных газет.