Алиенист
Энтузиазм Маркуса Айзексона на мгновение сменился некоторым удивлением:
– Ужин вовсе необязателен, доктор, если это официальное задание. Хотя, разумеется, мы будем весьма признательны.
Попытка Маркуса вытянуть какую-то информацию, судя по всему, развеселила Крайцлера, и он, улыбнувшись, кивнул:
– Стало быть, до вечера.
Айзексоны немедленно погрузились в материалы дела – да так рьяно, что, похоже, не заметили, как мы их покинули. Поднявшись наверх, я надел пальто, оставленное в кабинете, и тут обратил внимание на крайне заинтригованный взгляд моего друга.
– У них, несомненно, идиосинкразия друг на друга, – сказал он, провожая меня к выходу. – Но у меня такое ощущение, что дело свое они знают. Впрочем… посмотрим. Кстати, Мур! У вас ведь есть приличный наряд на вечер?
– На вечер? – переспросил я, натягивая кепи и перчатки.
– Опера, друг мой, – торжественно провозгласил он. – Кандидат Рузвельта на должность связного будет у меня дома к семи.
– И кто же он?
– Ни малейшего представления. – Ласло пожал плечами. – Но кем бы он ни оказался, роль связного крайне ответственна. Я думаю взять этого человека с нами в оперу и посмотреть на его поведение. Это вообще очень неплохая проверка для любого, к тому же бог знает, когда нам выдастся следующая возможность так отдохнуть. Возьмем мою ложу в «Метрополитэн». Морель будет петь Риголетто. Это нам более чем подойдет.
– Разумеется, – с удовольствием согласился я. – И, кстати, насчет проверок – кто поет дочь горбуна?
Крайцлер отступил от меня с легким отвращением на лице:
– Господи, Мур, мне как-нибудь нужно будет детальнее расспросить вас о детстве. Эта ваша неодолимая сексуальная мания…
– Но я всего лишь спросил, кто поет партию дочери горбуна!
– Хорошо, хорошо! Фрэнсис Савилль, «ногастая», как вы изволите выражаться.
– Раз так, – ответил я, направляясь по ступеням к коляске Крайцлера, – приличный наряд отыщется. – С моей точки зрения, можно было взять Нелли Мелбу, Лиллиан Нордику и всех остальных смазливых четырехзвездочных примадонн «Метрополитэн» и, как выразился бы Стиви Таггарт, «снять штаны и побегать». Но поистине прекрасная девушка с приличным голосом превращала меня в покорную овцу оперной клаки. – Я буду у вас в семь, – сказал я.
– Замечательно, – нахмурился Крайцлер. – Жду не дождусь. Сайрус! Отвези мистера Мура на Вашингтон-сквер.
Все краткое путешествие назад через весь город я провел в размышлениях о необычности и вместе с тем необычайной привлекательности манеры Крайцлера вести расследование убийства – опера, ужин у Дельмонико… Увы, развлечениям предстояло немного подождать: выйдя из коляски у дверей своего дома, я обнаружил крайне взбудораженную Сару Говард.
ГЛАВА 8
Сара не обратила на мое приветствие никакого внимания.
– Это ведь коляска доктора Крайцлера, правда? – воскликнула она. – А это его человек. Мы можем их взять?
– Взять куда? – не понял я, параллельно наблюдая за своей бабушкой, внимательно и беспокойно подглядывавшей за нами из окна гостиной. – Сара, что происходит?
– Сержант Коннор и еще один человек, Кейси, сегодня утром ходили беседовать с семьей Санторелли. Вернувшись, они сообщили, что ничего выяснить не удалось, но я заметила на манжете Коннора свежую кровь. Я точно знаю, у них там что-то случилось, и я хочу выяснить, что именно.
Говоря это, она даже не смотрела на меня – знала, как я на все это отреагирую.
– Секретарши обычно в такую глушь не забредают, не находишь? – спросил я. Сара не ответила, но у нее в глазах отразилось такое искреннее разочарование и безысходность, что я не нашел ничего лучшего, как распахнуть дверцу коляски. – Что скажешь, Сайрус? – спросил я. – Ты не против немного помочь нам с мисс Говард?
– Не против, – пожал плечами тот. – Но я должен быть в Институте к окончанию собеседований.
– Будешь. Забирайся, Сара, и, кстати, познакомься с мистером Сайрусом Монтроузом.
Настроение Сары из свирепого во мгновение ока сделалось цветуще-счастливым – обычная для нее трансформация.
– Бывают минуты, Джон, – сказала она, устраиваясь в салоне, – когда я всерьез думаю, что все эти годы жестоко ошибалась в тебе.
Она энергично потрясла протянутую для рукопожатия лапу Сайруса и уселась рядом со мной, заботливо накинув нам на ноги теплый полог. Крикнув Сайрусу адрес где-то на Мотт-стрит, она довольно хлопнула в ладоши, и коляска тронулась.
Немного найдется в Нью-Йорке женщин, способных вот так вот запросто и с удовольствием, будто на увеселительную прогулку, отправиться в одну из самых страшных и отвратительных дыр Нижнего Ист-Сайда. Но авантюрный дух Сары всегда одерживал верх над благоразумием. К тому же она была знакома с районом, который нам предстояло посетить: едва она окончила колледж, ее отцу пришла в голову идея дополнить свежеприобретенное образование дочери незаменимым опытом жизни в местах, отличных от Райнклиффа (где располагался особняк Говардов) и Грамерси-парка. Так что она быстренько облачилась в белую накрахмаленную блузу, унылую черную юбку и совершенно немыслимое канотье, в каковом наряде провела целое лето, помогая приходящей медсестре на Десятом участке. За это время насмотрелась она всякого – по крайней мере, что Нижний Ист-Сайд может предложить человеку, она теперь знала. Но того, что нам предстояло узреть сегодня, ей прежде видеть не доводилось. Санторелли жили в дворовых трущобах, в паре кварталов от Канал-стрит. Трущобы эти были официально объявлены вне закона еще в 1894-м, но уложение не имело обратного хода, и многие здания прекрасно сосуществовали до наших дней с минимальными усовершенствованиями. Достаточно было сказать, что парадный корпус потемнел от времени, был весь изъеден гнилью и наводил ужас. Лачуги за ним (обычное явление в трущобах), занимавшие весь двор и не допускавшие в квартал ни света, ни воздуха, выглядели еще страшнее. Внешне здание мало чем отличалось от сотен ему подобных по всему городу. Остановившись перед ним, мы увидели вездесущие бочки, наполненные пеплом и гниющими отходами. Они украшали парадную лестницу, всю в потеках мочи. Возле околачивалась группа немытых мужчин в тряпье и обносках, совершенно неотличимых друг от друга. Они пили и смеялись, но, завидев нашу коляску и Сайруса на облучке, замолчали. Мы с Сарой сошли на мостовую.
– Не отходи далеко, Сайрус, – сказал я, стараясь скрыть дрожь.
– Конечно, мистер Мур, – ответил он, поглаживая рукоятку бича. Другой рукой он залез в карман шинели. – Может, вам следует взять с собой вот это? – Он протянул мне пару медных кастетов.
– Хм… – проворчал я, изучая их. – Не думаю, что это необходимо. – Но затем я оставил притворство. – Все равно я не умею с ними обращаться.
– Скорее, Джон, – бросила Сара, и мы ступили на лестницу.
– Эй, слышь? – Один из этого сброда ухватил меня за рукав. – А ты в курсе, что у тебя на козлах настоящий сапог?
– Быть того не может, – ответил я, аккуратно проводя Сару сквозь чуть ли не глазом заметную вонь, исходившую от немытых тел оборванцев.
– Натуральный сапог, черный, как задница ниггера! – нарочито изумился другой бродяга.
– Удивительно, – поразился я вместе с ним, с облегчением констатировав, что Сара уже внутри. Перед тем как я устремился за ней, человек снова схватил меня за рукав.
– Слышь, а ты часом не очередной фараон, а? – спросил он с угрозой.
– Исключено, – ответил я. – Фараонов с детства презираю.
Бродяга молча кивнул. Насколько я понял, мне было позволено войти.
Чтобы попасть на задворки, необходимо было сперва миновать угольно-черную тьму коридора парадного корпуса: то еще приключение. Сара шла первой, мы оба старались не касаться загаженных стен, но к отсутствию света привыкнуть не удалось. Я вздрогнул, когда Сара обо что-то запнулась; а еще сильнее меня затрясло, когда это что-то взвыло.
– Господи, Джон, – внезапно сказала Сара, – это же младенец.