Кровавое действо
Могучая дверь была притворена, но не заперта. Агенты переглянулись и достали оружие. Малдер вошел первым.
— Доктор Франклин? громко позвал он. В доме было тихо — точно так же, как вчера вечером тихо было в доме сестры Уэйт. Навеки оставленном. — Доктор Франклин!
Никого. Ни души.
Малдер двинулся к лестнице на второй этаж. Скалли осторожно пошла в глубину холла. Собственный пистолет в руке казался ей таким жалким, таким смехотворным по сравнению с теми силами, против которых они сейчас пытались бороться… если, конечно, предположить, что все эти силы действительно есть. Она не успела уйти далеко. — Скалли! позвал Малдер сверху, и она вздрогнула, мгновенно покрывшись испариной от неожиданного громкого звука. — Что такое? — Подойди сюда! Скалли сделала несколько шагов обратно лестнице, но Малдер, опиравшийся локтями на перила площадки второго этажа, вновь остановил ее.
— А теперь посмотри, где ты стоишь… Скалли, не понимая, остановилась и глянула вниз.
Она стояла почти в центре гигантской пентаграммы, выложенной на мраморном полу.
Непроизвольно она сделала несколько поспешных шагов, выбираясь из этого вдруг ставшего физически ощутимым, душного, тугого капкана.
Малдер уже сбежал к ней. Чуть наклонился, присматриваясь внимательнее.
— Видишь, — сказал он негромко, — здесь она другая. Перевернутая.
Скалли тоже попыталась присмотреться.
— Наверху два луча, а не один. Это два рога козла страсти, бодающего небо.
«А за козла ответишь», — почему-то всплыло в голове Скалли, и тут до нее дошло.
— Сатана?
— Он самый.
Скалли безнадежно спрятала пистолет.
А в точках соприкосновения лучей громадной звезды с окружностью, в которую она была вписана, рябили какие-то буквы… — Смотри, — сказала Скалли, — здесь что-то написано.
Она присела на корточки.
— Какая-то фамилия. Холл…
— А вот — Трэвор… Это имена жертв! Смотри, в основании пентаграммы, у того луча, который торчит вниз, — его собственная… Франклин.
— Малдер! — Скалли медленно поднялась. Она понимала, что теперь дорога каждая секунда, — но вдруг ослабевшие ноги подняли ее с великой натугой. — Малдер, здесь фамилия Шеннон…
— Доктор Шеннон?
— Ты… ты не узнал, когда у нее день рождения?
— Бежим, Скалли!
Отделение эстетической хирургии
Гринвудский мемориальный госпиталь
Чикаго, Иллинойс
Доктор Франклин неторопливо и методически подбирал необходимые инструменты. Он трогал, брал и вновь клал их на место с удовольствием. Прикосновения к режущим поверхностям придавали ему силы. Ему всегда нравился этот острый, тонкий металлический блеск. Эта твердость, эта точная офомленность, функциональность, нацеленность на определенную задачу… неумолимость… только так и можно жить. Скальпели могли бы стать прекрасными налогоплательщиками и настоящими патриотами своей страны.
Дверь открылась. Доктор Франклин, держа в кулаке рукоять одного из особенно приглянувшихся ему ножей, оторвался от лежащего перед ним на металлическом подносе животворного изобилия.
— А-а, — сказал он. — Как я рад, что ты пришла.
На пороге стояла доктор Шеннон.
Она явно не ожидала увидеть доктора Франклина здесь. Она явно растерялась.
Несколько мгновений ее встревоженные глаза перебегали с лица доктора Франклина на столик с инструментами перед ним и обратно.
— Джек? — выговорила она наконец. Помертвелые, побледневшие губы ей не повиновались. Она старалась говорить очень спокойно, как с опасным психопатом — но у нее плохо получалось, квалификация была совершенно иной. Она была прекрасным специалистом. — Что ты тут делаешь?
Доктор Франклин лишь молча улыбнулся и сложил руки на груди.
В глазах доктора Шеннон был страх. Необъяснимый, ничем, казалось бы, не спровоцированный — но тем более всепоглощающий и заглатывающий душу темный ужас.
— Джек… выговорила доктор Шеннон. — Не подходи.
Доктор Франклин лишь чуть склонил голову набок и сложил губы трубочкой, как бы говоря: «Зачем? Я и не собираюсь».
Его кулак, в котором он держал скальпель, стал пустым.
Доктор Шеннон внезапно согнулась с утробным всхлипом, словно получив удар ножом в живот. Ее наполненные паникой глаза по-прежнему были прикованы к стоящему неподвижно доктору Франклину.
Она попыталась распрямиться, но столик с инструментами тоже стал пустым.
Со сдавленным звериным воплем доктор Шеннон упала сначала на колени, потом опрокинулась набок. Из ее рта, из ее стиснутых от невыносимой боли, по-прежнему узких, но совсем уже неярких по сравнению с бегущими по щекам и подбородку струйками, губ выхлестнула кровь.
Доктор Франклин подошел к ней неторопливо и почти вальяжно. Наклонился и поцеловал судорожно корчащуюся женщину в лоб.
— Спасибо, дорогая, ты мне очень помогла вчера, — сказал он. — Так славно обработала царапины… Надеюсь, все инструменты здесь были хорошо стерилизованы.
С этими словами он перешагнул через умирающую женщину и вышел в коридор, даже не закрывая за собою дверь.
…Оглушительно гремели колеса каталки. Оглушительно гремели голоса. Люди бежали. Лампы на потолке летели назад.
— Разойдись, разойдись! С дороги! Кому сказано! Что вы проглотили?
Лицо в очках и белой шапочке наклонилось над нею из мутного поднебесья, полного адской боли и свирепого летящего света.
Доктор Шеннон молчала.
— Что вы проглотили?!
— Она не говорит, — раздалось откуда-то со стороны.
«Я просто не хочу, — подумала доктор Шеннон. — Я могу, но просто не хочу. Все бессмысленно. Меня зарежут. Что бы я ни делала, и что бы ни делали все — меня сейчас зарежут, как зарезали тех».
— Приготовиться к вскрытию! Надо посмотреть…
— Не надо, — едва разлепив склеенные кровью губы, попросила доктор Шеннон. Ей казалось, она говорит громко и отчетливо.
— Что? Что вы сказали?
— Не надо…
— Аппарат для переливания крови! Следите за давлением! Капельницу, живо!
— Не надо! Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, не надо…
Маска подачи наркоза легла ей на лицо. Она еще успела услышать откуда-то из неимоверной дали:
— Скалли, не давай делать ей операцию!
А потом все происходило уже без нее. — Отсос! Губку! Отсос… Физиологический раствор! Еще губку…
Скалли понимала, насколько безнадежное дело поручил ей Малдер. Будь ты хоть президентом Соединенных Штатов — в операционной, когда на столе лежит распоротое человеческое тело, ты — никто. Только врачи имеют здесь право голоса.
Более того — лишь те врачи, которые это тело распороли. Тут вам не демократия. Тут надо дело делать.
И в то же время она понимала, что, пока не взят доктор Франклин, оперировать нельзя.
— Вы должны немедленно прекратить проведение операции!
Врач лишь на мгновение поднял глаза, зажатые меж матерчатой шапочкой и марлевой повязкой. Глаза посмотрели на Скалли, как на не вовремя свалившееся на захватывающую книжку насекомое.
— Я не знаю, кто это, — сказал врач из-под маски, — но немедленно прогоните ее отсюда.
Он даже не сказал: кто она. Он сказал: кто это.
Словно речь шла о чем-то неодушевленном. Или, но крайней мере, не вполне одушевленном.
Насекомое на странице…
Скалли давно заученным, но жалким и нелепым здесь, в сверкающей стерильной белизне металла, стекла и керамики, жестом выхватила жетон ФБР.
— А мне плевать, кто вы! — разъяренно заорал, хватая ее за локоть, дюжий помощник хирурга. Тут были врачи «скорой помощи», не утонченные косметологи и эстетические хирурги. Тут не шутили. Руки у помощника были как клещи.
— Вон отсюда! Здесь идет операция! Эта женщина может умереть!
— Я и стараюсь предотвратить ее смерть! Пока они бестолково кричали, пока помощник под локотки волок Скалли к двери — хирург работал.
А доктор Франклин менял лицо.
А Малдер искал.
Когда он вернулся к операционной, там уже никто не кричал. Было обнадеживающе тихо, только пощелкивали аппараты — то ли искусственное дыхание, то ли искусственное сердце… Скалли, прижав кулак к губам, стояла у самой двери.