Лазарь

— Как мы себя сегодня чувствуем, мистер Гольдбаум?
Дремавший пациент приоткрыл глаза и недовольно пробурчал, чтобы его оставили в покое. Сестра, нимало не смутившись, пообещала зайти попозже.
Во время этого коротенького разговора человек, уже переодевшийся в чужое платье, простоял в туалетной комнате, прижавшись к стене. В руках он сжимал гибкий катетер: вещь, которая спасает жизнь, может отнять ее еще легче. Когда медсестра вышла из палаты, он с облегчением откинул голову назад. И быстро скосил глаза вбок — туда, где ему почудилось какое-то движение.
Оно не почудилось. Человек резко оторвался от стены и уставился в лицо чужака. Он хорошо помнил это лицо — эту квадратную угрюмую морду, владельца которой он сам же и застрелил. Он хорошо помнил, как отбросило федерала, когда ему в грудь влетела пуля, способная уложить на месте даже буйвола. Человек с глухим рычанием рванулся навстречу ожившему покойнику.
Это было зеркало.
Не веря своим глазам, человек подошел вплотную, коснулся стекла, потом собственного лица.
Это было зеркало.
Человек сполз по стене на корочки и взялся за голову. Значит, это отражение. Значит, лицо — мое… Значит, я вернулся в чужое тело…
Надо полагать, нормального человека подобное умозаключение отправило бы в нокаут. Но тот, кого любой из участников вчерашней операции в Мэрилендском банке без колебаний назвал бы агентом Уиллисом, на удивление легко смирился с бредовой мыслью. Больше того — он продолжал размышлять, и ему нельзя было отказать в определенной логике: «Если я оказался в чужом теле, значит, мое собственное находится где-то еще. Бесхозное. То есть мертвое. И скорее всего, его следует искать в морге. В морге при госпитале. Где это может быть?..»
Человек сдернул с вешалки куртку и выскользнул в коридор.
Чертовски странно смотреть на собственное тело, находясь вне его. Не на фотографию, не на телевизионное изображение, не на скульптуру даже. Овальное лицо, обрамленное короткой бородкой на французский манер. Никогда не видел его под таким углом… Сеточка морщин вокруг глаз — никогда не обращал не них внимания. Но ведь они едва различимы. И сейчас-то заметил лишь потому, что вглядывался в каждую черточку — ведь это прощание. Можно попробовать вывернуть голову и внимательно рассмотреть собственный затылок. Нет, не получится — мышцы того тела, которое провело ночь в морозильной камере, порядком застыли. Можно обменяться с собой рукопожатием: «Привет, Уоррен! А я теперь… А кто я теперь? Как меня теперь зовут? Неважно. Это я выясню. Сейчас мне надо сделать одну очень важную вещь. Ты уж извини, приятель, но я в тебя не вернусь, а мне кое-что надо».
Человек приподнял зеленую прорезиненную простыню, откинул угол, с усилием разогнул — уже не в воображении, а на самом деле — руку… собственного тела, не так ли? Нервный смешок сорвался с его губ.
На холодном, как авторучка на морозе, пальце тускло сияло обручальное кольцо. Человек попытался снять его. Ничего не получилось. Конечно, кольцо давно вросло в его плоть. Но плоть должна остаться здесь, в морозильнике, а ему самому надо уходить. Еще один нервный смешок исказил лицо. Человек обернулся, прищурился, осматриваясь. Подошел к рабочему столу хирурга, выдвинул ящик, позвенел никелированными железками, выбирая подходящий инструмент… Выбрал. Вернулся.
Промерзшая рука по-прежнему оставалась на весу, в том же положении. Наверное точно так же она торчала бы из сугроба, похоронившего неудачливого скалолаза. Ну что ж. Пятидесятый калибр — тоже своего рода стихийное бедствие.
Человек примерился секатором к застывшей руке. Стиснул губы. Еще сильнее.
С сухим треском сломался ледяной сустав.
Муниципальный госпиталь
Аннаполис, штат Мэриленд
22 декабря 1994
четверг
10:40
Один из операционных залов отвели под следственные мероприятия, поскольку госпитальный морг под них приспособить не удалось. Малдер, которому пришлось добираться из Александрии через Штаб-квартиру в Вашингтоне, появился позже всех. Дана с надеждой спросила:
— Есть какие-то новости об Уиллисе?
— Единственная информация, которой располагает полиция, прежняя: пропал без вести. На работе не появлялся, дома не ночевал. По пути сюда я слышал что-то о расчленении.
—Да-а, — протянула Дана и повела напарника к передвижному столу, на котором лежало тело убитого преступника. — Безымянный палец на левой руке Дюпре был отделен хирургическими ножницами, — она приподняла простыню, демонстрируя бескровную культяшку. — Мы сняли отпечатки пальцев с инструмента. Они принадлежат Уиллису.
—Ты говоришь, он бегает за этой парочкой уже больше года?
— Да, — вздохнула Скалли. Картинка выстраивалась неприглядная, точнее — омерзительная.
— Он ведь жил этим делом? — не успокаивался Фокс.
— Да, последний год он занимался только этим.
— И постоянно думал только о нем?
Сжав на мгновение зубы, Скалли раздельно и четко повторила вслед за напарником:
— Да все, о чем он думал и говорил, было это дело.
— Как ты считаешь, что с ним могло случиться? — с сочувствием спросил Малдер.
— Посттравматический психоз, наверное. Примерно в таком состоянии солдат иногда расчленяет тело убитого врага.
Малдер решил, что правила вежливости соблюдены и смотреть на труп больше незачем. И отошел к письменному столу, на который бросил папку с делом «влюбленных».
— Но это не объясняет, почему он исчез неизвестно куда… — Фокс открыл папку, быстро перелистал несколько страниц, ткнул пальцем в фотографию. — Вот это напарница Дюпре. Что ты о ней знаешь? Лула Филипс, — прочитал он и поднял взгляд на Скалли.
Та привычно вздохнула и принялась отвечать урок:
— Они познакомились, когда она отбывала десятилетний срок заключения за убийство в тюрьме Луменс, в Мэриленде.
— А он снят в форме, — быстро произнес Фокс.
— Он работал охранником, пока директор тюрьмы не узнал об их романе. Такое трудно удержать в секрете. А у них — по словам подружки Лулы — был совершенно сумасшедший роман.
— Здесь написано, что она была выпущена второго мая девяносто третьего года.
— За неделю до первого ограбления в Аннаполисском отделении Национального банка, — подхватила Скалли, перешла поближе к напарнику и оперлась о стол. — Первый из серии практически идентичных случаев. И первая смерть. Шестидесятипятилетнюю служащую банка ударили по голове рукояткой пистолета. Впоследствии она умерла от кровоизлияния в мозг.
— За что? — коротко спросил Малдер. Ему эта информация на глаза не попадалась.
— Ее ударили только за то, что она недостаточно быстро перекладывала деньги в мешок. Чудесная парочка. Судя по всему, они работали по очереди. Пока один грабил, второй дожидался в машине. За время своей совместной деятельности эти подонки убили семь человек и похитили более ста тысяч долларов.
— Неплохие деньги, — флегматично прокомментировал Малдер. — А теперь их еще и не придется делить пополам.
— Мы разместили ее фотографии везде — в местных газетах, на телеканалах, они идут под рубриками «Разыскивает ФБР» и «Самые опасные преступники в Америке» и так далее… Я тебе что, наскучила?
Малдер ответил не сразу. Ему потребовалось видимое усилие, чтобы отвлечься от своих мыслей.
— Они были женаты? — наконец спросил он. Это была всего лишь догадка, но Призрак почти не сомневался, что прав.
— Да, — Ответила Скалли. — Они поженились в мае прошлого года, в Атлантик-сити. Ну и что?
— А то, что я не думаю, что имело место обыкновенное расчленение трупа на почве посттравматического психоза. И некрофилии там тоже не было.
Фокс несколько секунд, заметно волнуясь, всматривался в мертвое лицо Дюпре. А затем безжалостно произнес:
— У него срезан палец, на котором он носил обручальное кольцо.