Змеиная кожа

Он не успел пройти и половины, как его остановил злобный женский крик:
— Убирайся! — Гвен стояла перед Лай-лом, кулаки сжаты, в глазах ненависть и страх. — Ты не человек, ты — гниль…
— Я просто пришел, чтобы проститься с ним.
Лайл виновато понурился, повод выскользнул из его безвольно повисшей руки. Конь всхрапнул и принялся объедать мокрую от росы траву. Гвен секунду рассматривала Паркера, словно примериваясь, стоит ли ударить.
— К черту твои прощания! Они никому не нужны!
Гвен сделала такой жест, словно выкидывала что-то абсолютно бесполезное. Потом в ней что-то сломалось, она поникла и стала похожа на маленького обиженного ребенка. Индеанка подошла к лошади, прикоснулась к лоснящемуся теплому боку. Животное оторвалось от травы, повело головой. Гвен посмотрела на свое отражение в большом коричневом глазу, влажно глядящем на нее.
— Я хочу, чтобы твое сердце заныло, чтобы ты почувствовал этот холод, который поселился у меня в груди. Я все время ощущаю свое одиночество. Меня после смерти заберет к себе лунный волк. Пожелаете мне счастливой смерти? — она обернулась к Скалли.
Дана почувствовала, ощутила всем существом сосущую тоску, которая просвечивала в глазах Гвен.
— Вам лучше уйти, мистер Паркер, — холодно произнесла Скалли, повернувшись к Лайлу.
Тот стоял, неловко теребя кожаный ремешок повода.
— Я хочу, чтобы твой брат был среди нас. Я жалею о его смерти больше, чем… Чем любой из них. — Лайл кивнул в сторону поющих индейцев. Он понурился, обмяк. Лицо посерело.
Скалли подумалось, что Паркер давно не спал. Или очень болен. Он покачнулся. Устоял, ухватившись за уздечку. Лошадь недовольно всхрапнула.
— Что с тобой?
Дана поддержала его под руку. Лайл тряхнул головой, взгляд его прояснился.
— Ничего, все в порядке. Я просто устал. И еще, я все время чувствую голод. Словно меня кто-то высасывает изнутри. И этот кто-то хочет все большего и большего, — Лайл поглядел на Скалли, глаза его были пропитаны ужасом. — Я думаю, что это наказание. Наказание за убийство. Ведь не зря сказано в Писании — не убий. И еще сказано, что каждому воздается по делам его. Вы знаете, я не верю в ад. Я считаю, что каждый получает все на земле. Я свое получил, — Паркер стегнул хлыстиком по сапогу.
— Я, конечно, не психолог, — сказала Скалли, внимательно глядя Лайлу в лицо, — но как врач я могу вам посоветовать только одно: обратитесь к вашему доктору.
А еще лучше — сходите в онкологический центр.
— Вы тоже думаете, что это рак? Да? Я ведь знаю, что если у тебя рак и ты почувствовал себя плохо, — значит, осталось жить год или два, как повезет.
— Я не говорила, что у вас рак. Я сказала, что вам надо провериться, убедиться, что вы абсолютно здоровы, и бросить эти глупые предположения.
— Конечно, конечно… — пробормотал Лайл.
Затем он развернулся и, оставив коня пастись, скрылся в наступающих сумерках.
«Странный он какой-то», — подумала Скалли, глядя на удаляющуюся спину Лайла. Она повернулась, чтобы попрощаться с Гвен, но девушки уже не было.
…Голод. Все время голод. Чтобы жить — надо есть. Разрывать на части, вгрызаться в пульсирующие внутренности, лакать терпкую густую кровь. Неинтересно. Интересно охотиться. Есть — скучно. Но голод… Луна. Что хочет от меня эта блестящая гадина? Мне неинтересно смотреть на луну. Я не люблю ее. Я люблю есть. Я хочу охотиться. Я должен обыграть слабого с железом. Пусть это и нечестная игра. Честно играть — скучно…
Ветер. Воздух рвется в лицо. Бег стремительный и бесшумный. Секунды — это живые метры. Мир огромен. Нет конца движению, нет скуки. Можно остановиться, схватить картинку.
Тишина — это сотни слабых шорохов, это гармония звука. Падает сорванный лист, покачиваются деревья. Где-то, свернувшись, спит полевая мышь, она проснулась, услышав бег, и снова заснула. Она сытая, ей неинтересно, она может спать. Пока страх не разбудит ее. А в другом месте журчит, падая с невысокого порога, маленький ручеек.
…Скучно. Все замерло. Скучно и не еда…
Крупное, покрытое длинной черной шерстью животное мотнуло головой и, оскалив белые влажные клыки, шагнуло в темноту. Силуэт еще секунду дрожал в непрозрачном черном воздухе, а затем дрогнул и слился с темнотой. Словно и не было никого. Полевая мышь вытянула свои короткие, розовые лапки и снова заснула. Когда кто-то уходит — это не страшно. Правда, иногда кто-то возвращается. Но этого мышка не знала.
Джиму Паркеру последнее время было нехорошо. Сердце, никогда раньше не тревожившее его, теперь ныло по утрам, в ушах звенело. Он хотел сходить к доктору, но все никак не мог собраться. На ранчо хватало дел, к тому же скоро должна была прийти повестка в суд. И хотя адвокат пообещал, что ничего страшного не угрожает, Джим не мог отделаться от мысли, что он теперь убийца. Он сидел на веранде, прихлебывал чай. Вместо обычных трав в настой был долит ром. От кружки пахло спиртом, ром придавал чаю неприятный кислый привкус. Джиму не хотелось пить, и он подолгу держал кружку в руках, прежде чем сделать новый глоток. Плед, покрытый черно-красным, «шотландским», узором, прикрывал ноги, старое деревянное кресло-качалка тихо, убаюкивающе поскрипывало. Кресло было единственной фамильной реликвией. Оно было привезено из Европы более ста пятидесяти лет назад, когда Паркеры приехали в Америку. И с тех пор уже несколько поколений Паркеров — старших покачивались в нем, прихлебывая кто кофе, кто чай, но чаще — виски. Джим кресло не любил, но считал своим долгом сидеть в нем долгими летними вечерами. Тем более
когда было о чем подумать и что вспомнить.
Чай совсем остыл. Паркер плеснул из кружки в куст сирени, росший около самой веранды, поднялся, чувствуя иголки в онемевших ногах. Плед упал на крашеные доски пола. Джим наклонился поднять. Краем глаза он успел заметить тень, мелькнувшую сзади. Что-то тяжелое прыгнуло ему на спину, он упал, придавив грудью осколки чашки. Жаркое дыхание коснулось шеи. Было почти не больно…
Мотель «Трубка Мира»
Браудинг, штат Монтана
Четверг
— Да, здравствуйте. Это агент Малдер. Когда? Вчера ночью? Хорошо, сейчас подъеду, — Фокс сунул телефон в карман, повернулся к Скалли.
— Убит Джим Паркер. Мы едем к шерифу.
Серый «вольво», взятый напрокат, плохо заводился, медленно ездил и вообще притворялся старой заезженной лошадью. Однако на этот раз машина не стала выкобениваться, а спокойно тронулась и помчалась резво. Стрелка на спидометре добралась до отметки шестьдесят километров в час. Скалли тихо мрачнела, разглядывая проплывающие за стеклом дома.
Шериф встретил агентов на пороге. Он был одет по-походному. На поясе висела кобура с пистолетом.
— Поехали на ранчо. Я там еще не был.
Скенит сбежал по лестнице, сел на заднее сиденье.
— Что произошло? Вы можете рассказать поподробней? — Скалли развернулась к шерифу.
— Звонила соседка, вдова Узрели. Джим Паркер убит. Тело разорвано на куски. Я считаю, что напал крупный хищник. Или все было так обставлено. Кто-то хотел, чтобы было похоже на дикого зверя.
— Может, это месть за убийство Джо Змеиной Кожи? — спросила Скалли.
— Не знаю, — Скенит пожал плечами, — честное слово, не знаю. Агент Скалли вчера разговаривала с Гвен. Может быть, вам, — Чарли повернулся к Дане, — она сказала больше, чем мне?
Дана молча покачала головой.
— Ее нет, она пропала, — через некоторое время добавил шериф. — Никто не видел ее со времени похорон. Мы объявили розыск. По всей резервации разослан фоторобот. Пропал Лайл Паркер. Его мы тоже не можем найти.
— Возможно, что и не сможем. Будет неприятно, если он тоже уже мертв, — философски произнес Малдер.
Дальше они ехали в полной тишине.
Ранчо «Два Снадобья»
Браудинг, штат Монтана
Четверг