Искушение Торильи
Как объяснить Берил, что более, чем предстоящее замужество кузины, ее волнует этот жених… жестокое чудовище. Человек, на котором лежит вина за смерть детей, увечья их матерей, безысходное пьянство отцов.
Перед ней как наяву возник Барроуфилд.
Омерзительная нищета, грязные, мрачные дома, груда тлеющего угля, дымом своим затмевающая чистое небо, доносящиеся отовсюду грохот молотов и машин.
Воображение рисовало картину, которую часто описывал ее отец. Она видела цепляльщиков, скрючившихся в темной норе, пятилетних детей, пребывающих по шестнадцать часов в сутки в полном одиночестве.
Дети постарше тянули и толкали по тоннелям вагонетки с углем. Насосы в шахте Хэвингэма настолько устарели и утратили работоспособность, что детям приходилось стоять по лодыжки в воде по двенадцать часов в сутки.
Вечерами, по возвращении домой, отец делился с ней своими скорбями, осуждая владельца шахты. Отец приходил такой усталый и подавленный, что порой у него просто не было сил поведать ей о том, в каких дьявольских условиях приходится работать шахтерам и их детям.
— Там вообще небезопасно, — часто повторял он, и когда однажды Торилья в отчаянии спросила:
— Но разве нельзя что-нибудь сделать, папа? — отец только пожал плечами:
— А кому это нужно, дочка? Конечно же, не маркизу Хэвингэму.
Первым ее порывом было немедленно посвятить Берил в происходящее на шахте Барроуфилде и потребовать, чтобы кузина ни в коем случае не выходила за маркиза.
И вдруг как будто рядом с собой Торилья услышала голос Эбби, напоминавшей, чтобы она не досаждала людям на юге своими бедами.
«Они не поймут тебя», — сказала тогда Эбби и оказалась права.
Торилья сама ничего не поняла бы, не отправься она с отцом в Барроуфилд; теперь она сомневалась даже в том, что такое отзывчивое существо, как мать, было способно представить себе ужасающее существование жителей поселка. Почти нечеловеческим усилием она заставила себя промолчать.
Тем временем Берил отвлеклась от секретера.
— Давай пойдем наверх, дорогая, — предложила она. — Я хочу показать тебе кое-что из своего приданого. Пока это лишь самая малость, но на следующей неделе мы отправимся в Лондон на Бонд-стрит и потратим там целое состояние на самые роскошные платья.
Она подошла к кузине, но, взглянув на нее, сказала с некоторой озабоченностью:
— Ты кажешься мне бледной, дорогая., Наверное, устала после долгой дороги, и это неудивительно.
— Да, я чуточку… устала, — пролепетала Торилья.
Она молча поднималась вслед за Берил наверх и вскоре обнаружила, что будет спать в комнате, которую занимала в детстве.
Когда отец и мать уезжали, Торилья по обыкновению ночевала в Фернлей-Холле; в свою очередь, когда это устраивало графа и графиню, Берил приезжала к ним.
Оставаясь вдвоем, девочки принимались фантазировать: не забраться ли, скажем, на стол или переплыть озеро — в то время, как им следовало уже спать.
В результате комнату возле спальни Берил стали называть комнатой мисс Торильи. И теперь она пребывала в ожидании дорогой гостьи: шелковые занавеси были отодвинуты, из окон открывался чудесный вид на озеро, нежившееся в солнечных лучах.
Но вместо этого пейзажа Торилья вновь увидела перед собой черный сельский ландшафт без деревьев и кустов, и — на его фоне — отбросы общества: мужчин, женщин и детей, почти таких же черных, как уголь, который они добывали.
Девушка не мешала Берил говорить без остановки о приданом и о будущей свадьбе. Но в какой-то миг она, опасаясь сказать лишнее, неуверенно спросила:
— А тебе не кажется… дорогая, что если бы ты… подождала еще чуточку, то, возможно, нашла человека, которого полюбила бы… всем своим сердцем?
Заметив выражение лица Берил, она торопливо произнесла:
— Ты всегда выглядишь как принцесса из сказки, и я хочу, чтобы ты отыскала своего принца.
— Подожди, вот увидишь Галлена! — спокойно сказала Берил. — Он и есть тот самый принц, о котором мы говорили, когда рядышком сидели на моей постели и пытались угадать, за кого выйдем замуж.
Она самодовольно улыбнулась:
— Я всегда представляла себя королевой или принцессой. Но Галлен ничуть не хуже, он гораздо значительнее, чем большинство принцев, и богаче, нежели принц-регент.
— Ну, подобного мужа найти не сложно, — резюмировала Торилья. — Даже я слышала о море долгов, в которых купается его королевское высочество.
— Мне было бы неприятно иметь долги, — возмутилась Берил. — И вообще, даже часть состояния Галлена трудно будет потратить. — Подняв руку над головой, она воскликнула:
— Вот почему я хочу, чтобы приданое мое потрясло всех, и это будет выгодно для тебя.
Торилья понимала, что собирается сказать Берил.
— Я решила отказаться от всего, что у меня есть, до последнего стежка, — про= — должала кузина. — И все до последней вещи станет твоим.
— Спасибо тебе, моя дорогая, — ответила Торилья. — Это очень, очень любезно с твоей стороны.
Тем не менее она понятия не имела, для чего ей очаровательные платья Берил в Барроуфилде.
Слишком тонкие ткани нельзя будет разрезать и отдать женам шахтеров и их детям, хотя Торилья не сомневалась, что отец ожидал бы такого поступка от своей дочери.
— У меня будут новые веера, новые ридикюли, новые зонтики, новые туфли, новые перчатки!
Берил плюхнулась на подушки софы.
— Я веду себя не экстравагантно, Торилья, а разумно! Галлен обожает очаровательных и элегантных женщин. Более того, я единственная девушка — если меня так можно назвать, — к которой он хотя бы проявил некий интерес.
Она вновь выпрямилась и подперла подбородок рукой.
— Мне придется стать очень мудрой, чтобы заслужить его похвалу, и, говоря откровенно, он будет весьма проказливым мужем.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Судя по его приключениям, он тонкий ценитель не только лошадей, но и хорошеньких женщин.
— И ты действительно заранее предполагаешь, что он будет… неверен тебе? — Торилья была потрясена.
— Боже мой, Торилья, когда же ты повзрослеешь? — недоумевала Берил. — Разумеется, Галлен получит возможность флиртовать, так же как и я, — только мне придется вести себя очень осмотрительно, чтобы никто не вытеснил меня. Я слишком хорошо знаю, какими становятся женщины, когда речь идет о столь богатом и важном человеке, как Галлен.
— Кто это может вытеснить тебя? — не поняла Торилья. — Ты хочешь сказать, что он способен убежать с другой женщиной?
— Нет, конечно же, нет! — возразила Берил. — Люди нашего круга не устраивают скандалов подобного рода… если только не теряют рассудка.
Слова эти прозвучали довольно цинично. Но, заметив удрученный вид кузины, Берил смягчилась.
— Ты всегда витаешь в облаках, Торилья. Я просто хочу сказать, что, когда мужчине бывает скучно со своей женой, он способен сделать ее жизнь весьма неприятной.
Так, он может целыми днями держать ее в сельской местности, где не с кем даже поговорить, кроме детей, или же не давать ей денег, как этот одиозный лорд Борхэм!
Она чуть помедлила, словно припоминала образцы его скаредности.
— Более того, существует тысяча способов заставить жену почувствовать себя нежеланной и несчастной.
Поднявшись на ноги, она заключила:
— Я намерена держать Галлена возле себя, но понимаю, что это будет не так-то легко.
— Если бы он… любил тебя, — робко вставила Торилья, — возможно, все сложилось бы… иначе.
— Он симпатизирует мне, — призналась Верил. — Говоря откровенно, я сомневаюсь, что Галлен когда-нибудь любил кого-то, кроме себя самого и своих лошадей.
Увидев реакцию Торильи, она расхохоталась.
— Не надо так волноваться, дорогая.
У меня тоже будут собственные развлечения. Лорд Ньюэлл обожает меня до безумия. Однажды ночью он вытащил пистолет и сказал, что застрелится, если я не позволю ему поцеловать себя.
— Неужели он и в самом деле пошел бы на самоубийство? — едва дыша спросила Торилья.