Отомщенное сердце

Девушка тихонько вздохнула.
Потом отвернулась от реки и отступила от нее на шаг, как бы осознав, что в данный момент осуществить это намерение в любом случае невозможно.
Они бок о бок поднялись по ступеням на набережную, и теперь, посмотрев на нее в лунном свете, Уоррен понял — она очень молода, настолько молода, что, несмотря на высокую прическу, в которую были собраны ее волосы, показалась ему ребенком.
Но вскоре до него дошло, что ее слишком высокий рост опровергает эту версию и что иллюзия ее юного возраста порождена чрезвычайной худобой, вызывающей к девушке настоящую жалость.
Она явно страдала от недоедания, как те жалкие существа, которых Уоррен встречал среди представителей некоторых племен Африки.
Это в какой-то мере могло служить объяснением ее желания умереть, однако Уоррен спокойно произнес:
— Здесь неподалеку есть маленький ресторан, где я имел обыкновение обедать, когда был помоложе. Он еще открыт, и я предлагаю пойти туда, а по дороге вы мне расскажете о себе.
— У меня нет намерения раскрываться перед вами, поэтому мне, наверное, не следует… под фальшивым предлогом… принимать ваше предложение.
— Тогда буду говорить я, а вы слушайте!
Девушка на мгновение замерла, как бы решая, не разумнее ли убежать от него прочь.
Он снова угадал ее мысли.
— В сущности, мне хотелось бы поговорить с вами, потому что меня занимает одна колоссальная проблема. Обдумывать ее мне бы помешали музыка и смех, слышимые на другом берегу за мостом, и поэтому я брожу здесь. Фактически вы можете оказаться тем путеводным светочем, которого я ищу.
— По вашему виду не скажешь, что у вас могут быть проблемы, — заметила девушка.
Взглянув на нее в свете уличных фонарей, под которыми они шли, Уоррен догадался: на нее произвели впечатление его белая манишка и фрак.
— Вы пришли бы в изумление от тех проблем, с которыми я столкнулся! — ответил он. — Поэтому, пожалуйста, сделайте то, о чем я прошу, и если хотите, чтобы я проводил вас туда, где вы живете, я так и поступлю, и немедленно.
Он чувствовал, как ее слегка передернуло» как будто его слова пробудили неприятные воспоминания.
Потом они пересекли дорогу и прошли еще немного до поворота, где, как он помнил, находился ресторан.
Заведение было открыто, но столы, размещенные снаружи под красно-белым полосатым тентом, пустовали.
Во внутреннем зале полдюжины посетителей расположились в центре, тогда как столы и диваны вдоль стен были не заняты.
Увидев Уоррена, одетого в вечерний костюм, хозяин ресторана поспешил навстречу и подвел их к столику с диваном в углу.
Когда они сели, от Уоррена не ускользнуло, что его спутница, как это ни удивительно, не испытывает смущения ни от окружающей обстановки, ни от отсутствия у нее накидки и перчаток.
Потом он заметил, что платье на ней поношенное.
У нее была длинная лебединая шея, и он подумал, не будь девушка такой тощей, она была бы очень привлекательна.
Она не проявила интереса к меню, которое положил перед ней гарсон, одновременно вручивший Уоррену второй экземпляр.
— Вы предоставляете мне сделать заказ? — спросил он.
— На ваше усмотрение.
Глядя на нее и стараясь не обнаруживать чрезмерного любопытства, Уоррен убедился в правильности своего предположения: девушка страдает от недоедания и фактически находится на грани голодной смерти.
Он видел выпирающие косточки на ее запястьях, худобу ее пальцев и острую линию подбородка, на что обратил внимание раньше.
Ее глаза казались неестественно большими, и он понимал, что она необыкновенно хороша собой, без преувеличения ее можно было бы назвать прекрасной.
Зная, что это блюдо можно приготовить очень быстро, он в первую очередь заказал холодный суп виши, известный своей калорийностью.
За ним последовало блюдо из курицы, по словам официанта, фирменное в его заведений.
— Кажется, я припоминаю: оно было фирменным много лет назад, когда я приходил сюда.
— В таком случае я очень рад приветствовать вас здесь снова, месье! — прозвучало в ответ.
Затем Уоррен заказал бутылку шампанского, дав понять, что ее следует принести немедленно.
Когда гарсон взял у него карту вин, Уоррен посмотрел на девушку и с улыбкой сказал:
— По-моему, нам пора представиться друг другу. Меня зовут Уоррен Вуд.
После некоторого смятения она промолвила:
— Мое имя Надя.
— И только?
— Черингтон.
— Значит, вы англичанка?
Но, даже спрашивая, он был уверен, опять же благодаря своей интуитивной проницательности, что, хотя ее английский язык безукоризнен, внешность отрицает ее английское происхождение.
Не было ничего, что могло бы дать Уоррену прямую подсказку, но он непоколебимо стоял на том, что в жилах этой девушки течет и кровь какого-то другого народа.
Однако Уоррен счел бестактным ставить под сомнение что-либо, сообщаемое ею, и потому изрек:
— Теперь, когда мы познакомились, могу я предположить, что вы делаете в Париже и почему так стремитесь его покинуть?
Видимо, его манера выражаться слегка позабавила ее. Она, как показалось Уоррену, чуть-чуть улыбнулась, прежде чем ответила:
— Вы обещали, что мы будем говорить… о вас!
— Очень хорошо, и я сдержу слово. Кстати, позвольте заметить, я привык всегда выполнять данные мною обещания.
Он вновь хотел заверить ее в том, что в любой момент позволит ей уйти, как только она захочет, ибо не строит каких-либо других планов относительно нее.
— Я прибыл в Париж, — продолжал он, — сегодня вечером из Африки, и первое, что я сделаю завтра утром, — уеду в Англию.
— Вы посетили Африку? Что вы там делали?
— Я был в экспедиции вместе с другом, который пишет книгу о племенах Северной Африки, главным образом о берберах. Мы побывали в местах, где никто никогда до этого не видел белого человека, и едва не сложили там свои кости.
— Похоже, там было очень опасно!
— Очень! Однако — я уже вам об этом говорил — путешествие излечило меня от желания покончить с собой.
Она посмотрела на него оценивающим взглядом, исследуя его элегантный костюм, и, вероятно, сделала какие-то выводы.
Спустя секунду она сказала:
— Вы не выглядите как человек, у которого… есть основания… пожелать себе… смерти.
— Есть и другие основания для самоубийства наряду с безденежьем!
— Да, наверное, есть, — согласилась она, — но оказаться совсем без гроша… и одной — это… более чем страшно!
Тон, каким она произнесла «одной», заставил Уоррена понизить голос.
— Кого вы потеряли?
— М-мою мать.
— И у вас нет отца?
— Мой отец… умер.
Ее голос дрогнул на последнем слове, и Уоррен почувствовал, что обстоятельства кончины ее отца связаны с какими-то слишком мучительными воспоминаниями.
— И у вас нет других родственников, которые могли бы о вас позаботиться?
— Н-нет… в Париже нет.
Было совершенно очевидно — у нее нет денег, чтобы уехать куда-либо, и он заметил:
— Кажется невероятным, чтобы кто-нибудь в этом переполненном городе не имел друзей, родственников или знакомых.
Она отвернула лицо, как бы не желая отвечать, и он увидел, что у нее очень длинные, темные ресницы.
— Тогда, наверное, — непринужденно произнес Уоррен, — я был послан в качестве вашего ангела-хранителя, чтобы спасти вас от самой себя.
— Это то, чего вам не следовало делать.
— Почему же нет?
Она вздохнула.
— Потому что это лишь… продлевает агонию.
Он не успел ответить, так как гарсон принес суп виши и поставил перед ними тарелки.
Вслед за супом на столе очутились корзиночка с хрустящими булочками, еще теплыми, только из печи, а также внушительный судак со сливочным маслом.
Вот тогда-то Уоррен понял, как отчаянно голодна Надя, — не потому, что она сразу же набросилась на еду, а, напротив, оттого, что обдуманно выжидала, как бы отсчитывая секунды, прежде чем протянуть руку и прикоснуться к булочке.