Танцуя на радуге

Он целовал ее, и ей казалось, что они покинули комнату, унеслись в небеса.
Теперь солнечный свет в ее теле превратился в перламутровые радуги, и они уносили ее все выше, выше, выше, и ей уже казалось, что Фабиан дарит ей звезды.
Они засверкали в ее груди, у нее на губах.
А потом превратились в язычки пламени в ответ на огонь, который, она знала, пылал в нем.
И тем не менее он полностью держал себя в руках. И когда Лоретта почувствовала, что не в силах выдержать подобного экстаза, который он будил в ней, что она сейчас умрет, Фабиан поднял голову и сказал странно нетвердым голосом:
— Теперь ты понимаешь?
— Я… люблю тебя! — прошептала Лоретта, утратив всякую власть над собой.
— Только это и имеет значение, — сказал он негромко.
Она была настолько ошеломлена, что не успела понять, что происходит, а он уже накинул ей на плечи бархатную пелерину и увел из гостиной в вестибюль.
Они направились к дверям, и Лоретта увидела, что экипаж уже ждет.
Когда лошади тронулись, Фабиан обнял ее, притянул к себе, но не поцеловал. И она поняла, что он заглядывает вперед, в их будущее. И видел он его так ясно, словно читал ей страницы, на которых запечатлел его…
От дома маркиза до Елисейских полей путь был коротким.
Когда они доехали, Лоретта сказала торопливо и снова немного бессвязно:
— Я должна… поговорить с вами… должна объяснить…
— Сегодня больше никаких разговоров, — ответил Фабиан. — Завтра я выслушаю все, что тебе надо сказать, если это правда так важно. Ведь, мое сокровище, нам уже никакие слова не нужны.
Он поцеловал ей руку, а потом сказал:
— Моя обязанность оберегать тебя и помешать совсем измучиться после того, что тебе пришлось перенести, а потому я хочу, чтобы ты сразу же легла спать и помнила бы только то, что чувствовала, когда я тебя целовал.
Его губы прикоснулись к ее руке, и он помог ей выйти из экипажа.
Лоретта не успела опомниться, как он проводил ее в вестибюль и оставил там. Ей захотелось окликнуть его, остановить.
Но она услышала удаляющийся стук колес и поняла, что опоздала, что так и не открыла ему, кто она такая на самом деле.
Мысли вихрем кружились у нее в голове, но тут дворецкий сказал:
— Мадам одна в Серебряном салоне.
«Мне надо увидеть Ингрид!» — подумала Лоретта.
Лакей прошел вперед и распахнул дверь Серебряного салона.
Ингрид, выглядевшая необыкновенно красивой, сидела в одном из золоченых кресел, обитых синим бархатом.
Когда Лоретта вошла в комнату, ее кузина подняла голову и воскликнула:
— Любовь моя, ты вернулась рано! Я так тревожилась! Мне сказали, что ты уехала в неизвестной карете до того, как Фабиан заехал за тобой.
Лоретта глубоко вздохнула, но прежде чем она успела начать свой рассказ, в комнату вошел Хью, и Ингрид тотчас повернулась к нему.
— Ничего не случилось, Хью? — спросила она взволнованно. — Зачем этот человек хотел тебя видеть?
Маркиз молча подошел к ней и посмотрел на нее с особым выражением в глазах, которое Лоретте показалось очень трогательным.
— Моя жена умерла три дня назад. И теперь, любимая, я могу просить тебя выйти за меня замуж.
Ингрид вскрикнула от счастья, и на глаза Лоретты навернулись слезы.
Они обнялись, и Лоретта поняла, что в эту минуту им хотелось бы остаться одним.
Они даже не заметили, когда она выскользнула из комнаты.
Взбежав по лестнице, Лоретта вошла в свою спальню и тут поняла, что ей следует сделать. Немедленно вернуться домой.
Во-первых, Ингрид и Хью после всего пережитого должны побыть одни. Начинается новая глава их жизни, и все посторонние тут лишние.
Во-вторых, она сама приняла решение, определяющее ее будущее.
Лоретта позвонила, а когда вошла Мари, распорядилась, чтобы та упаковала все ее вещи, так как рано утром они уедут.
— Так скоро, миледи? — простонала Мари. — Я так счастлива в Париже. Я не хочу возвращаться в Англию.
Лоретта чуть было не сказала, что, возможно, вернуться ей придется на краткое время, но тут же испугалась, как бы не накликать беды, предвосхищая события.
Ее терзала мысль, что Фабиан, узнав, как она его обманывала, рассердится на нее.
К тому же он так мало считается с условностями и не терпит никакого принуждения, что, возможно, не согласится жениться на невесте, которую выбрал для него отец.
Он предпочтет бросить вызов свету, пренебречь всем и бежать с замужней женщиной!
Лоретта задавала себе миллионы вопросов и ночью, когда не могла сомкнуть глаз, и когда рано утром они с Мари ехали на вокзал, прежде чем Ингрид проснулась.
Ночью она написала два письма.
Первое — Ингрид, благодаря ее за доброту и чуткость.
Она добавила, как она рада, что ее кузина может наконец выйти за любимого человека.
Письмо она закончила так:
Ты не поймешь, но, возможно, придет день, когда я смогу объяснить тебе, что хочу стать женой человека, которого люблю. Это не кончится плохо, как ты полагала, а наоборот, будет хорошо, бесконечно хорошо для нас обоих.
У тебя с Хью любовь, которая побеждает все, перед которой остальное бледнеет и исчезает, и я обрела такую же… но, прошу НЕ говори Фабиану, кто я такая. Остается еще много трудностей и помех.
Фабиану она написала:
Я люблю вас… я люблю вас всем сердцем… но, быть может, когда вы узнаете, как я обманывала вас, вы перестанете меня любить, и это будет моя вина, наказание мне за то, что я решилась на такой неслыханный поступок и приехала в Париж одна.
Я, как и вы, искала кого-то, о ком грезила, кого-то, с кем, мне казалось, я никогда не встречусь. Так, может быть, вы простите меня.
Лора.
Что он подумает, когда прочтет письмо, спрашивала себя Лоретта. Конечно, он догадается, что она вернулась в Англию, но захочет ли он поехать за ней туда?
Быть может, он вернется к прежней своей жизни и, главное, к мадам Жюли Сен-Жервез.
«В его жизни было столько женщин, а я — падучая звезда, которая на секунду привлекла его внимание, чтобы тут же быть забытой», — подумала Лоретта.
А в поезде, увозившем ее в Кале, мысль о том, что она потеряла Фабиана, раздирала ее сердце, и она была готова кричать от боли.
Потеряла любовь, которая окутывала ее так, что она не могла ни думать ни о чем, ни чувствовать ничего, кроме любви.
«Я люблю его, я люблю его!». — твердила она себе без конца.
Мари, дувшаяся из-за такого внезапного отъезда в Англию, внезапно наклонилась к ней и спросила с тревогой:
— Вам нездоровится, миледи? Вы такая бледная. Уж не простудились ли вы?
— Нет, Мари, я чувствую себя прекрасно, — умудрилась ответить Лоретта. Но она-то знала, что это далеко не так.
С этих пор почувствовать себя прекрасно она сможет, только если рядом будет Фабиан, защищая ее, оберегая, любя.
В миллионный раз она спрашивала себя, правильно ли она поступила, уехав, не увидевшись с ним.
Если бы не смерть жены Хью, не ощущение, что ее присутствие будет стеснять Ингрид и Хью в такие важные для них минуты, она могла бы признаться Фабиану во всем, когда он приехал бы утром, как обещал.
Но она так смертельно боялась увидеть в его глазах разочарование.
В ее ушах звучали слова Ингрид, которая с такой уверенностью сказала в их первом разговоре.
«Фабиан не обратит на тебя внимания, если будет думать, что ты — jeune fille».
А потом еще добавила, что он ни с одной в жизни слова не сказал, кроме родственниц, разумеется.
Так как же он, познакомившись с ней, якобы замужней дамой, отнесется к правде, когда узнает ее?
А она не просто jeunt fille, но еще и выбрана ему в невесты его отцом! Ей не нужно было объяснять, что Фабиан, хотя и любил отца, не терпел попыток дюка обходиться с ним, точно с несовершеннолетним.
«Он такой сильный мужчина, такой яркий характер, — размышляла Лоретта. — Естественно, он хочет быть полностью независимым и самому решать для себя все».