Танец души

Джим серьезный, веселый Джим, Джим встревоженный, Джим озорной, любящий — каждый оттенок его настроения, каждое выражение его лица проплывали перед ее бессонным взором, каждый следующий образ всплывал отчетливее предыдущего, каждое воспоминание наносило ей маленькую рану, которая навсегда останется с ней.
Солнце сегодня сияло, и они с Джимом устроили пикник под деревьями.
Было очень жарко, и после еды они сидели в тени, слушая пение птиц и шелестящий шум леса.
Им вовсе не требовались слова, так хорошо они чувствовали себя вместе, так радостно им было вдвоем.
Через несколько часов они побрели назад к дому. Солнце садилось над Южным Даунсом 3 в полном великолепии.
На фоне величественного багряного заката задрожала, мерцая, первая вечерняя звезда, и луна пока еще бледным, едва заметным призраком начала свой путь по небу.
Джим смешивал коктейль, когда в комнату вошла миссис Кэри.
— Вы не сочтете нас чересчур невежливыми, если мы с Джоном отправимся обедать? — спросила она. — Мы приглашены к дорогим нам друзьям…
— Идите, конечно, — перебил Джим. — Я присмотрю за Фионой.
— Прошу вас, не отказывайтесь из-за меня, — поддержала Фиона.
Как только миссис Кэри вышла из комнаты, их с Джимом взгляды встретились.
— Как мило! — проговорил он. — Пообедаем наедине, дорогая!
Она улыбнулась, а он, вручив ей коктейль, поцеловал ее.
Фиона долго лежала в ванне, наслаждаясь ароматами соли и лавандового мыла, широченной купальной простыней, висевшей в ожидании ее.
Она надела платье, уделила особое внимание косметике и прическе. Наконец, приготовившись, она спустилась вниз как раз в тот момент, когда по всему дому разнесся глухой удар гонга.
— Дорогая, ты выглядишь очаровательно, — вымолвил Джим после того, как дворецкий вышел.
— Спасибо, — шепнула в ответ Фиона. Джим поднял бокал.
— За единственную женщину, которую я любил в своей жизни, — провозгласил он, и кровь застучала в ушах Фионы.
Она была счастлива и понимала, что слова Джима говорят о том, что его сердце рвется к ней.
Они выпили кофе, и он повел ее из-за стола в сад. Шли молча. В тени сиреневого сада он ее обнял.
— Ты моя, Фиона? — спросил Джим, касаясь губами ее губ. — Ты любишь меня?
— Больше всего на свете. Я твоя, до последней капли.
Она закинула руки ему на шею.
Она не знала, сколько времени они там простояли. Потом Джим подхватил ее на руки, как ребенка, и понес назад в дом.
— Ты по-прежнему ничего не весишь, — небрежно заметил он, но она слышала в голосе глубокое беспокойство и, смеясь, возразила:
— Я потяжелела на несколько фунтов!
В гостиной Джим завел граммофон. Нежные звуки скрипичного соло как будто слились со звуками ночи.
Они долго сидели и слушали, не говоря ни слова. Наконец Джим поднялся на ноги и, точно пытаясь уйти от серьезных тем, поставил джазовую музыку.
— Пойдем потанцуем, Фиона, — предложил он, и они окунулись вдвоем в ритмичный танец, лихо исполняемый, можно сказать, на пятачке паркетного пола.
«Завтра вечером я снова буду танцевать, — подумала она про себя, — только все будет совсем по-другому».
Фиона закрыла глаза, прислонилась щекой к плечу Джима, двигаясь вместе с ним в идеальном согласии.
«Какой здесь покой и счастье, — думала она, — тихая музыка, уютная комната, теплый душистый ночной воздух льется в открытые окна…»
Несколько ламп, затененных красивыми абажурами, создавали легкий полумрак в комнате.
— Просто божественно! — пробормотала она, и Джим в ответ коснулся губами ее лба.
Танцевали долго. Джим менял пластинки: танго, быстрый фокстрот, какой-то старомодный вальс, которым они завершили вечер, раскрасневшись и веселясь.
— Ты словно танцуешь в моем сердце, — сказал он чуть охрипшим голосом.
Чувствовалась ночная прохлада. Фиона боялась отойти от освещенных окон. Она не доверяла самой себе и не хотела подвергать Джима испытанию.
Темный лес манил, звезды подмигивали сквозь густые кроны над головой. Но что-то заставляло ее остаться на террасе рядом с гостиной.
Джим беспокойно расхаживал рядом, курил сигарету, но скоро отбросил ее, сел и взял девушку за руки.
— Фиона, — тихо сказал он, и она, ощутив внезапно возникшее напряжение, прошептала:
— Джим…
На мгновение глаза их встретились, и взгляд ее сказал все, что Фиона не смела раньше произнести вслух. Потом она поднялась и без особой уверенности объявила:
— Я пойду лягу, Джим. Завтра мне предстоит много хлопот.
На последних словах голос ее прервался, она быстро пробежала через комнаты и поднялась вверх по лестнице.
В спальне Фиона опустилась на кровать, глаза ее, не видя, смотрели в пространство. Перед ней была пропасть — пропасть отчаяния.
Теперь все кончено, все это счастье, восхитительная неделя — все кончено. Завтра она вернется в Лондон, к работе, расстанется с Джимом, лишится всего, что подарила ей его любовь.
«Не буду об этом думать, — сказала она себе. — Надо поспать».
Но знала, что не сможет спать нынче ночью. Медленно, почти автоматически разделась, погасила везде свет, кроме маленькой лампочки в виде свечи у постели, опустила сшитые из тафты шторы, распахнула большое французское окно на балкон.
Ночь звала ее, и Фиона, накинув халат, вышла на балкон и посмотрела на звезды, облокотившись на холодную каменную балюстраду.
«Я чувствую себя совсем маленькой под огромным небом, — подумала она. — Такой маленькой, что все мои горести не имеют никакого значения».
Но философские размышления не спасали ее от слез, медленно льющихся по щекам. Она услышала шаги и повернула голову.
Дом Кэри был выстроен в итальянском стиле. По всей длине первого этажа тянулся балкон, образуя веранду, а из всех спален на него выходили высокие французские окна.
Оглянувшись на звук шагов, Фиона увидела, что Джим тоже вышел на балкон в дальнем конце дома.
Он курил сигарету, но, завидев Фиону, отшвырнул ее и быстро зашагал навстречу.
Она стояла, не двигаясь.
Это было неизбежно, и, поджидая его, Фиона вдруг подумала, что, видимо, так им суждено.
Ей суждено было вот так стоять и ждать, а случайное их свидание имело особый смысл.
Она подняла глаза при его приближении, он остановился поблизости, не дотрагиваясь до нее. Джим первый нарушил молчание, полное невысказанных слов.
— Ты не пожелала мне спокойной ночи, Фиона, — проговорил он глухим тихим голосом.
Фиона не отвечала. Отвернув голову, она смотрела в сад, и он увидел лишь ее профиль, окаймленный поблескивающими в лунном свете волосами.
— Почему ты не пожелаешь мне спокойной ночи? — настаивал Джим и накрыл ладонью ее руки, лежащие на балюстраде.
Пальцы девушки при этом дрогнули, но Фиона не шевельнулась.
— Я… не хочу, — едва слышно шепнула она.
— Дорогая моя… — прошептал в ответ Джим. Он с нежностью привлек ее к себе.
Сердце Фионы екнуло, хоть она знала, что ей надо оставить его и уйти.
Но ее охватила какая-то странная усталость, ничего не хотелось делать, лишь подчиняться желаниям Джима.
Это чувство оказалось столь сильным, что она доверчиво прильнула к нему.
У нее не было сил сдвинуться с места, она ощущала счастье и полнейшее спокойствие, сердце ее замерло.
Постепенно объятия стали сильнее. Фиона подняла к Джиму лицо.
— Фиона, я люблю тебя! — сказал Джим. — Господи, как я тебя люблю!
Он не поцеловал ее, просто смотрел долго-долго. А потом выпалил:
— Хочешь, поживем вместе, дорогая, чтобы я мог заботиться о тебе, по крайней мере до того как…
Он умолк, и они оба знали, чье имя должно было прозвучать дальше. Через минуту она смущенно пробормотала:
— Я должна сказать «да»?
— Нет, моя драгоценная, — отвечал он, — ничего ты не должна, и с моей стороны некрасиво задавать такой вопрос.
— Я… люблю тебя… — простонала Фиона. — Я люблю тебя…