Влюбленные в Лукке
— Не тебя одну разбирает соблазн. Хьюго поднялся.
— До свидания, моя милая кузина. Уверен, в Лукке ты разобьешь немало итальянских сердец, но не отдавай никому своего, пока не вернешься в Англию. У нас нет желания отдавать тебя другой стране.
— Это самый приятный комплимент, который мне когда-нибудь говорили.
— Когда ты неожиданно для всех появишься в свете, то услышишь комплименты посущественнее, — предсказан Хьюго. — По теперь я хорошо понимаю, каким разочарованием было бы дня тебя оставаться в Англии, отказавшись от всех приглашений, которые ты получила.
— Мне понравится в Италии, — убежденно сказала Паола.
— Только будь осторожна, чтобы богини с полотен древних мастеров не позавидовали тебе. Они способны на изощренную месть!
— Теперь ты пытаешься запугать меня! — запротестовала она смеясь. — Я уверена, Италия будет дня меня новым опытом, и я безумно желаю получить его.
— Только избегай слишком благопристойных синьоров, — посоветовал Хьюго, — и не верь ни единому их слову!
— Я постараюсь, — смиренно пообещала Паола, но Хьюго заметил, как заблестели ее глаза, — Еще раз спасибо тебе, у меня просто не хватает слов, чтобы выразить тебе мою благодарность, — произнес Хьюго. — Признаюсь, освободившись от этого бриллианта, я будто снял камень со своей души.
Он направился к двери, но, прежде чем открыть ее, обернулся и взмахнул на прощание рукой.
— До свидания, и пусть твой ангел-хранитель заботится о тебе до тех пор, пока мы не встретимся снова.
Он тотчас вышел, не дожидаясь ответных слов.
Паола снова прилегла и посмотрела на маленький сверток, переданный ей. Первым порывом было открыть его и посмотреть на бриллиант, который принес столько неприятностей.
По в конце концов она решила, что это будет роковой ошибкой.
Если он действительно столь соблазнителен и прекрасен, как говорил Хьюго, то ей снова и снова захочется взглянуть на него. Тогда кто-нибудь посторонний случайно увидит его, и Это может повлечь за собой неизбежное зло.
«Я не понимаю, почему поднимается такая суета вокруг драгоценностей? — подумала она. — Камни красивы только тогда, когда их носишь, но люди вечно обеспокоятся о ворах и взломщиках или, как папа, о страховке».
И тут же напомнила себе, что, если бриллиант потеряется или окажется украденным, это обойдется Хьюго в двадцать тысяч фунтов, крайне ему необходимых.
«Я должна быть осторожна, очень осторожна», — твердила она без конца.
Услышав, как горничная открывает дверь, чтобы разбудить ее, Паола быстро сунула сверток под подушку. Встала, оделась, а когда горничная ушла, положила его в сумочку, которую всегда носила с собой.
Она решила, что в таком месте его скорее всего никто не увидит.
Но все-таки, спустившись к завтраку, она чувствовала себя немного виноватой. У нее никогда не было секретов от родителей. И в этот миг она подумала, что, вероятно, следовало бы рассказать матери о просьбе Хьюго. Но, с другой стороны, она дала ему честное слово, да и в любом случае неразумно было расстраивать маму: графиня наверняка встревожится, узнав, что дочь везет с собой такую ценную вещь.
Графиня Рауло приехала к полудню. Девушке она показалась очаровательной — на вид ей было не более сорока пяти лет; она обладала такой же сдержанностью и благородством манер, как мать Паолы.
— Надеюсь, скучать в Лукке тебе не придется, — заверила графиня девушку. — Город с течением лет почти не изменился, в нем сохранилось столько интересного! Должна сказать, Лукка — один из самых неиспорченных старинных городов.
— Мне так хочется увидеть Лукку! — воскликнула Паола. — А потом, когда я вернусь в Англию, мне будет о чем рассказать маме.
— Я пытаюсь уговорить твоих родителей побывать в моем доме, пока ты будешь у меня гостить, — сказала графиня Рауло. — Как бы там ни было, в жилах твоей матери течет итальянская кровь, которая призывает ее вернуться домой.
Графиня Берисфорд засмеялась.
— Я теперь стала такой англичанкой! Думаю, Паола, с ее волосами червонного золота, гораздо в большей степени итальянка, чем я.
— О да, мои друзья в Лукке оценят ее по достоинству, — согласилась графиня, — и надеюсь, наше общество доставит Паоле такое же удовольствие, как и мне.
— И я уверена в этом, — подхватила Паола, — и очень, очень благодарна вам за приглашение!
Графиня Рауло была растрогана, а глаза матери светились гордостью за дочь.
Паола поднялась наверх в свою комнату, чтобы выбрать платья, которые следует упаковать, и вдруг почувствовала, что ей немного грустно.
В действительности ей совсем не хотелось оставлять Лондон, где жизнь казалась такой многообещающей и волнующей. Покидая школу, она часто представляла себя на балах и приемах, и сейчас у нее щемило сердце от мысли, что она будет лишена всего этого.
В шкафу висели платья, купленные ей матерью. Все они были великолепны и, очевидно, очень пойдут ей.
И Паола в эту минуту утешилась тем, что все-таки сможет носить светлую одежду в Лукке. Поскольку она будет там инкогнито, никто не узнает, что она не носит траура по своей дорогой бабушке.
Правда, ее несколько обескуражило предположение, что друзья графини Рауло окажутся хоть и милыми людьми, но намного старше ее. Среди них не найдется ни одного молодого мужчины, который будет говорить ей комплименты, как предсказывал Хьюго.
О том, что она не будет использовать свой титул, дабы избежать внимания маркиза, она не вспоминала до тех пор, пока не села в поезд, направляющийся в Дувр, — напрочь забыла об этом, когда Хьюго попросил ее передать маркизу бриллиант.
Теперь она была совершенно уверена: узнай об этой просьбе ее мать, она бы подумала, что Паола с закрытыми глазами направляется прямо в пасть к тигру.
Некоторое время девушка пыталась придумать, каким образом, не знакомясь с маркизом, передать бриллиант в его руки.
«Как это сделать? — вопрошала она себя. — Если я отправлю в его дом слугу, то, вне всякого сомнения, графиня Рауло узнает о моем поручении и найдет это весьма странным, особенно после того как предупреждала маму, что мне не следует с ним знакомиться».
Она неотступно думала об этом в течение всего путешествия, пока они переправлялись через Ла-Манш, пересекали Францию и ехали по Италии.
Путь был долгим, они несколько раз пересаживались из поезда в поезд, но Паола занимала себя тем, что глядела в окно на места, по которым они проезжали. Ма остановках ей нравилось слушать, как носильщики и пассажиры говорят между собой — сперва по-французски, а потом по-итальянски.
Итальянский был ей ближе и понятнее, что объяснялось довольно просто: ее бабушка, красавица, настояла, чтобы Паола овладела этим языком, раз в ее жилах течет итальянская кровь. И хотя отец девочки протестовал, бабушка стала давать ей уроки итальянского даже раньше, чем она начала учить английский.
Конечно, изучала она и французский. В школе он был обязательным предметом, и преподавательница постоянно восхищалась успехами Паолы.
Графиня Рауло была поражена легкостью, с которой Паола говорит на итальянском и французском.
— Я никогда не могла понять, — как-то сказала графиня, — почему, приезжая за границу, англичане продолжают говорить по-английски, да к тому же более громко, вместо того чтобы учить язык страны, которую они посетили.
Паола засмеялась.
— Думаю, англичанину трудно представить, что какой-то другой язык может быть более важным, чем его собственный. Девочки в школе обычно посмеивались надо мной, видя, как я совершенствую свой итальянский и французский.
— Они об этом пожалеют, когда станут старше, — молвила графиня Рауло. — Ты сама убедишься, что гораздо легче оценить древние шедевры Лукки, когда о них рассказывают по-итальянски. В английском языке не хватает соответствующих прилагательных.
Паола снова засмеялась.
— Что вы, мадам, это просто ваше предубеждение!
— Пожалуй… да»— согласилась графиня. — По я очень горжусь своей страной и особенно городом, в котором живу.