Пропала стриптизерша
Харт удивился еще больше.
— Боюсь, это маловероятно, — ответил он. — Судя по прошлому опыту, я, скорее всего, буду присутствовать на разбирательстве дела о том, насколько соседское дерево авокадо нависает над границей чьих-нибудь владений.
Герта подогрела ему еще кофе.
— Как вы думаете, он действительно ее убил?
Но Харт уже выбросил из головы только что обсуждаемый предмет разговора и погрузился в передовицу “Дейли вэрайети"
— Кого убил? — переспросил он с рассеянным видом. Официантка была терпеливой.
— Бонни Диринг. Как вы думаете, он и правда ее убил?
— Понятия не имею.
— А вы были с ней знакомы?
— Лично нет. Но время от времени она заглядывала к нам.
— Когда она еще работала в ночном клубе? До того, как вышла замуж за Диринга?
— Верно.
— А она и на самом деле такая же хорошенькая, как на фотографии?
Харт попытался припомнить.
— Д-да. Насколько я помню, даже очень. В стиле бездельниц Джейн Мансфилд.
Герта поставила локоть на стойку и оперлась на него.
— Вы видели ее представление?
— Несколько раз.
— Это было и в самом деле так захватывающе, как говорят? Она действительно снимала с себя все?
Харт понизил голос в тон девушке.
— Нет, — хрипло прошептал он. — Насколько я помню, на ней оставалась одна сережка.
Герта выпрямилась и пошла обслужить за стойкой только что вошедших парня с девушкой. Харт улыбнулся ей в след. У Герты была соблазнительная попка. Кроме этого, масса других достоинств. Но да поможет Бог тому продюсеру, который попытается подписать договор с этой крошкой посредством обычной процедуры на кушетке. Когда Герта разденется перед мужчиной, на безымянном пальце ее левой руки должно будет красоваться обручальное кольцо.
Он бросил взгляд на часы, потом сделал знак Мэнни Коу. Его главный фармацевт присоединился к нему у стойки.
— В чем дело, Док?
Харт показал ему повестку в суд.
— Похоже, меня снова отловили. Эта чертовщина прибыла по почте. Оказывается, сегодня в десять утра я должен заседать в суде.
Коу преисполнился сочувствием:
— Круто. Собираешься соскользнуть с крючка?
— Едва ли удастся.
— Тогда, думаю, мне лучше позвонить в агентство и попросить прислать пару парней.
— Полагаю, так будет лучше.
Коу сунул в рот сигарету и предложил пачку своему хозяину.
— Черт знает что! Нам, вероятно, не узнать, надолго ты застрянешь там или нет.
Харт прикурил свою первую в этот день сигарету и с наслаждением затянулся.
— Действительно, черт знает что! — согласился он. — Но если я не вернусь через пару дней, можешь присылать за мной сенбернара с бочонком мартини.
7 сентября 1958 г. 23 часа 36 мин.
Весь обед и начало вечера было тихо. Однако сразу после одиннадцати замедленный темп городской жизни ускорился. Извилистые шоссе и перекрестки, а также подъездные дорожки, видимые с верхних этажей Дворца правосудия, заполнились автомобилями отдыхающих, жаждущих вернуться домой до того, как последние часы дня увенчаются понижением температуры, неотличимой от лета и независимой от текущей даты.
Даже на такой высоте не было ни ветерка, и в большом зале заседаний присяжных, облицованном деревянными панелями, воздух позднего вечера на грани утра был горячим, неподвижным и влажным, что отражалось на раскрасневшихся злых лицах заседающих.
Сидя на широком подоконнике одного из высоких окон и наблюдая за транспортным потоком, Харт подумал: “Удивительно — располагая сотнями тысяч, миллионами долларов, которые власти штата Калифорния и округа Лос-Анджелес получают ежегодно в качестве налогов, они не удосужились потратить несколько долларов на то, чтобы снабдить залы заседаний кондиционерами. А ведь тут решаются вопросы жизни и смерти людей”.
Видит Бог, суд над Коттоном был честным. Судебное разбирательство продолжалось вот уже почти два месяца. Харт выполнял свой гражданский долг. Он выслушивал показания. Он взвешивал их. Он формировал мнение. Он принял решение. Ему хотелось домой. Ему хотелось вернуться в свою аптеку. И если юная миссис Слейгл при голосовании снова воздержится, никто не знает, сколько это может еще продлиться: одиннадцать мужчин не уступят в упрямстве одной женщине.
Бросив взгляд на юную матрону, Харт ослабил воротничок своей уже несвежей сорочки. Миссис Слейгл была хорошенькой малышкой, худенькой, но напористой, с точеной фигуркой. Она все еще после всех этих недель слегка смущалась от того, что вынуждена была проводить большую часть последних двух месяцев в близком соседстве с одиннадцатью незнакомыми мужчинами, причем последние пять дней прошли в обсуждении интимных физиологических подробностей жизни мертвой девушки, которая не шла с ней самой ни в какое сравнение — ни в моральном, ни в социальном отношении. В действительности они жили в совершенно разных мирах.
Обычно гладко причесанные светлые волосы миссис Слейгл растрепались. Непослушный локон выбился и закрывал один глаз. Огромный черный кожаный стул, в котором она утопала, был слишком велик для нее. Если бы она оперлась спиной о спинку стула, то не достала бы ногами до пола. Чтобы ее ноги стояли на полу, ей приходилось устраиваться на самом краешке сиденья. Харт ни секунды не сомневался в том, что, несмотря на четкий, упрямый абрис ее хорошенького подбородка, она отличная жена и мать. Теперь женщина сидела совершенно одна и казалась такой одинокой. Как жаль, что она так глупа! Если бы Харт не был так зол на нее, он, возможно, пожалел бы молодую коллегу.
Старик Гилмор закончил тасовать колоду карт и осведомился с дальнего конца стола:
— Как насчет того, чтобы выпить немного джина, Док?
Харт покачал головой:
— Нет, благодарю. По крайней мере, не сейчас.
Визгливые нотки в голосе старика доводили его до мурашек. Если старик Гилмор еще раз заявит, что он в первый раз за сорок семь лет не пошел на рыбалку в День труда на Радужный пирс в Лонг-Бич, то он…
Харт не знал, что он сделает. Вряд ли уместно говорить старику, чтобы он заткнулся, да и выйти из помещения он не может: тяжелая, дубовая дверь заперта и останется запертой до полуночи, пока судебный исполнитель не отопрет ее, чтобы осведомиться, хотят ли они продолжать свои дебаты или предпочитают, чтобы их сопроводили назад в отель, где они последние шестьдесят один день жили в качестве гостей округа Лос-Анджелес.
Харт промокнул пот с лица носовым платком из нагрудного кармана. Стоит ли продолжать эти дебаты?
Всем им известно, что имя мертвой женщины — Бонни Диринг и она была более известна среди профессионалов под именем Бонни Темпест. Известно, что при жизни она имела огненно-рыжие волосы, смурной взгляд. Словом, она была сквернословящей стриптизершей из ночного клуба с неограниченными способностями потреблять алкоголь и предаваться земным удовольствиям, которые может позволить себе объятая желанием женщина с не менее страстным мужчиной.
Известно также и то, что три года назад в Лас-Вегасе в зрелом возрасте двадцати пяти лет она завершила свою стремительную десятилетнюю карьеру профессионального, но также и вполне добровольного скидывания одежд у шеста на сцене ночного клуба, выйдя замуж за видного, всеми уважаемого и сказочно богатого Джона Р. Диринга — владельца инвестиционно-консультативной фирмы, носящей его имя.
Из показаний беспристрастных и объективных свидетелей было известно, что все, кто знал Бонни, говорили, что этот брак долго не протянет, но он длился по крайней мере два года. Потом наркотическое опьянение браком закончилось, и Бонни вернулась к своему привычному образу жизни. Как перевоспитуемая Армией спасения девчонка-сорванец, Бонни скоро устала от ничегонеделания, кроме битья в барабан, и ностальгический зуд по прошлой жизни взял верх над супружескими клятвами.
Властями был установлен и доказан ряд небольших интрижек с дворецким, шофером и тренером по гольфу из роскошного загородного клуба, членом которого был Джон Р. Диринг. К этому был приложен зарегистрированный полицией инцидент езды в нетрезвом виде, закончившийся штрафом в пятьсот долларов, плюс проведенная в тюремной камере Линкольн-Хейтс ночь в совершенно невменяемом состоянии в результате алкогольного опьянения.