Грузовики

— С припасами порядок. Вчера только завезли. Две-три сотни замороженных гамбургеров, консервированные овощи и фрукты, овсяные хлопья. Молоко только то, что в холодильнике, зато вода из скважины, хоть залейся. Если придется, впятером мы просидим тут и месяц.
Водила присоединился к нам.
— Жутко хочется курить. А этот автомат с сигаретами…
— Автомат не мой, — не дал ему договорить повар-раздатчик. — Так что…
Водила нашел в подсобке железный ломик. Принялся за автомат.
Юноша шагнул к другому автомату, музыкальному. Бросил в щель четвертак.
Джон Фогарти запел о том, каково родиться в дельте реки.
Я сел, выглянул в окно. Увиденное мне не понравилось. Компанию грузовиков пополнил легкий «шеви»-пикап. Шетлендский пони среди пешеронов. Я смотрел на стоянку, пока «шеви» не перекатился через тело девушки из «кадиллака». Потом отвернулся.
— Мы же от них ушли! — неожиданно воскликнула девушка. — Им до нас не добраться!
Ейный дружок предложил ей затухнуть. Водила вскрыл автомат, вытащил шесть или семь пачек. Рассовал по карманам, одну распечатал. Сосредоточенно уставился на нее: похоже решал, курить ему сигареты или есть.
Заиграла другая пластинка. Я взглянул на часы. Ровно восемь.
В половине девятого вырубилось электричество.
Когда погас свет, девушка закричала, но крик разом оборвался — юноша заткнул ей рот. С глубоким вздохом замолк музыкальный автомат.
— Господи! — вырвалось у водилы.
— Раздатчик, — позвал я. — Свечи у тебя есть?
— Думаю, да… Я сейчас… Ага, вот они.
Я поднялся, взял свечи. Мы их зажгли, расставили по столам, на стойке.
— Будьте осторожны, — предупредил я. — Если случится пожар, нам придется дорого за это заплатить.
Повар-раздатчик хохотнул.
— Оно и понятно.
Молодые вновь уселись в кабинку, обнялись. Водила стоял у двери черного хода, наблюдал за шестью или семью грузовиками, которые кружили у топливных колонок.
— Это все меняет, не так ли? — спросил я у раздатчика.
— Более чем, если света больше не будет.
— Что нас ждет?
— Гамбургеры разморозятся через три дня. Другое мясо раньше. С консервами и овсяными хлопьями ничего не случится. Без насоса не накачать воды.
— Сколько продержимся?
— Без воды? Неделю.
— Заполни все пустые емкости. А как насчет туалетов? В бачках хорошая вода?
— Для работников туалет в этом здании. Чтобы попасть в общественный, мужской и женский, надо выходить.
— Можно пройти через ремонтную мастерскую? — спросил я.
— Нет, только через боковую дверь.
Он нашел два оцинкованных ведра. Подошел юноша.
— Чем занимаетесь?
— Нам нужна вода. Какую сможем достать.
— Дайте мне ведро.
Я протянул ему ведро.
— Джерри! — закричала девушка. — Ты…
Он зыркнул на нее, и больше она не произнесла ни слова, но схватила бумажную салфетку и начала разрывать ее на длинные полосы. Водила курил вторую сигарету и улыбался полу. Голоса он не подал.
Мы подошли к боковой двери, через которую днем я влетел в закусочную. Фары не знающих покоя грузовиков то и дело били нам в глаза.
— Пора? — спросил юноша, случайно задев меня плечом. Мышцы так и перекатывались. Если б кто прикончил его в тот момент, он бы прямиком отправился на небеса.
— Расслабься, — бросил я.
Он улыбнулся. Криво, но все лучше, чем никак.
— Двинулись.
Мы выскочили в холодный ночной воздух. В траве трещали цикады, в дренажной канаве лягушки давали концерт. Снаружи гудение двигателей усилилось, стало более угрожающим: хищники, вышедшие на охоту. В закусочной казалось, что все это — кино. За дверью выяснялось, что на кон поставлена твоя жизнь.
Мы крались вдоль забранной в пластик стены. В тени неширокого козырька. Мой «камаро» размазали по забору и в искореженный металл поблескивал отраженным светом фар. Так же, как и лужицы бензина и масла.
— Ты идешь в женский туалет, — прошептал я. — Наполни ведро из бачка и жди моего сигнала.
Гудение дизельных двигателей. Обманчивое. Думаешь, что они приближаются, но слышишь-то эхо, отражающееся от стен.
Юноша открыл дверь женского туалета и скрылся за ней. Я прошел дальше и юркнул в дверь мужского. Облегченно выдохнул. Поймал в зеркале свое отражение: напряженное лицо— маска, запавшие темные глаза.
Я снял фаянсовую крышку, зачерпнул полное ведро. Чуть отлил, чтобы не расплескать по полу, вернулся к двери.
— Эй?
— Я здесь, — ответил он.
— Готов?
— Да.
Мы вышли. Шесть шагов, и тут нам в глаза ударили фары. Грузовик подкрался к нам, огромные колеса неслышно катили по гравию. Затаился, чтобы теперь прыгнуть на нас, поймав в круг света. Громадная хромированная решетка радиатора разве что не зарычала.
Юноша застыл, лицо его перекосило от ужаса, глаза округлились, зрачки превратились в точки. Я двинул ему в спину, расплескав полведра.
— Шевелись.
Взвыл дизельный двигатель. Через плечо юноши я потянулся к двери, но ее распахнули изнутри. Юноша прыгнул в черны проем, я — за ним. Оглянулся, чтобы увидеть, как грузовик, «питербилт», поцеловался со стеной, вырывая из нее куски пластиковой обшивки. Раздался раздирающий уши скрежет, словно гигантские когти царапали по классной доске. Затем правый край переднего бампера и часть радиаторной решетки ударили в открытую дверь. Хрустальным дождем посыпались осколки стекла, дверь сдернуло с металлических петель, как бумажную. Унесло в ночь, словно на картине Дали, а грузовик, набирая скорость. покатил на автостоянку, обдав нас сизым дымом. В реве двигателя слышались злость и разочарование.
Юноша поставил ведро на пол и упал в объятья девушки, дрожа всем телом.
Сердце у меня билось, как молот. Ноги стали ватными. Что же касается воды, то на двоих мы принесли три четверти ведра. Не стоило и надрываться.
— Надо забаррикадировать эту дверь, — я повернулся к повару-раздатчику. — Подскажи чем.
— Ну…
— К чему? — вмешался водила. — Любой большой грузовик втиснется сюда только колесом.
— Меня волнуют не грузовики.
— Мы можем взять лист пластика из кладовой, — предложил раздатчик. — Босс собирался строить пристройку для баллонов с бутаном.
— Поставим к двери пару листов и подопрем их перегородками от кабинок, — решил я.
— Сойдет, — кивнул водила.
Этим мы все и занялись, даже девушка. Баррикада получилась достаточно солидная. Конечно, лобового удара она бы не выдержала. Это все понимали.
У панорамного окна, выходящего на стоянку, еще оставались три кабинки. Я сел в одну. Часы над стойкой остановились в восемь тридцать две. На сооружение баррикады ушло часа полтора. Снаружи рычал один грузовик. Некоторые уехали, спеша выполнять неведомые нам задания, другие прибыли. Я насчитал три пикапа, кружащих среди своих более крупных собратьев.
Меня потянуло в сон, но, вместо того, чтобы считать овец, я начал считать грузовики. Сколько их в штате, сколько в Америке? Трейлеров, пикапов, для перевозки легковушек, малотоннажных… а если прибавить к ним десятки тысяч армейских и автобусы. Кошмарное зрелище возникло перед моим умственным взором: автобус, двумя колесами на тротуаре, двумя — в сливной канаве, несется вдоль улицы, как кегли сшибая вопящих пешеходов.
Я отогнал эти мысли прочь и забылся тревожным сном.
* * *
Кричать Снодграсс начал где-то под утро. Молодой месяц высвечивал землю в разрывах облаков. К мерному гудению двигателей добавился новый лязгающий звук. Я выглянул в окно и увидел пресс-подборщик сен, совсем рядом с потухшей вывеской. Лунный свет отражался от поворачивающейся штанги пакера.
Крик донесся вновь, из дренажной канавы.
— Помогите… м-м-мне…
— Что это? — спросила девушка. Тени под глазами стали шире, на лице нарисовался испуг.
— Ничего.
— Помогите… м-м-м-мне…
— Он жив, — прошептала девушка. — О, Боже. Он жив.
Я его не видел, но нужды в этом и не было. Я и так знал, что лежит Снодграсс, свесившись головой в дренажную канаву, с переломанными позвоночником и ногами, в костюме, заляпанном грязью, с белым, перекошенным от боли лицом…