Куджо
* * *В полвосьмого, когда Стив Кемп думал о теннисе, а Вик Трентон – о звонке Джо Кэмберу насчет жениного «пинто», Черити Кэмбер готовила сыну завтрак. Джо уже полчаса как уехал в Льюистон подыскивать ветровое стекло для «камаро» 72-й модели на какой-нибудь свалке. Это соответствовало плану, который Черити вырабатывала долго и тщательно.
Она поставила перед Бреттом тарелку с яичницей и беконом и села напротив. Бретт с легким удивлением взглянул на нее поверх книги, которую читал.
Обычно утром мать находилась в некотором оцепенении и на все вопросы отвечала сердито и невпопад.
– Бретт, можно мне с тобой поговорить? Удивление перешло в настоящее изумление. Он не узнавал свою всегда молчаливую мать. Она явно нервничала. Он закрыл книгу и сказал:
– Конечно, ма.
– Хочешь, – она откашлялась и начала снова. – Хочешь съездить со мной в Коннектикут к тете Холли и дяде Джиму? И к твоим кузенам?
Бретт широко улыбнулся. Он всего два раза в жизни покидал Мэн, оба раза вместе с отцом, когда они ездили в Нью-Хэмпшир искать какие-то детали.
– Конечно! – воскликнул он. – А когда?
– Думаю, в понедельник. На выходные и четвертое июля. На целую неделю. Как тебе это?
– Здорово! Тьфу, у папы ведь много работы. Он может…
– Твой папа ничего не говорил.
– А я знаю, что он обещал Ричи Симмсу поставить новый мотор на его трактор. И еще мистер Миллер из школы хотел завести свой «Форд». И…
– Я все же думаю, мы сможем уехать, – прервала его Черити. – На автобусе из Портленда.
Бретт заколебался. Где-то на крыльце медленно протопал Куджо. Он смотрел на хозяйку и мальчика красными, воспалившимися глазами. Ему было очень плохо.
– Тьфу ты! – Не знаю…
– Не говори «тьфу». Это плохое слово.
– Прости.
– Но ты хочешь поехать? Если папа согласится?
– Конечно! А ты уверена, что он согласиться?
– Наверное, – она задумчиво поглядела в окошко над раковиной.
– А далеко до Стрэтфорда, ма?
– Триста пятьдесят миль.
– Тьфу… то есть, далеко. Это…
– Бретт.
Он вопросительно взглянул на нее. На ее лице опять отражалось удивляющее его возбуждение.
– Что, ма?
– Как ты думаешь, отцу что-нибудь нужно? Он хотел бы что-нибудь купить?
Глаза Бретта слегка блеснули.
– Ну… ему нужны ключи… и он еще хотел маску для сварки. Старая совсем треснула.
– Да нет, что-нибудь большое. Дорогое.
Бретт подумал, потом улыбнулся.
– Он очень хотел новый мини-кран. С ним бы он выдрал старый мотор из агрегата Ричи, как кусок де… Ну, легко, – он чуточку покраснел, но продолжал:
– Но ты не можешь купить ему это, ма. Это очень дорого.
– Сколько?
– Ну, по каталогу не меньше тысячи семисот, но папа говорил, что мистер Беласко в Портленде уступил бы ему дешевле. Он говорит, что Беласко его боится.
– Думаешь, это правда?
Бретт, казалось, даже испугался. Он не помнил, чтобы мать когда-либо вела такие разговоры. Даже Куджо на крыльце слегка навострил уши.
– Ну?
– Нет, ма, – сказал он, но Черити поняла, что он лжет. Она уловила в словах Бретта восхищение. Он хочет быть похожим на отца. Тот словно становится выше ростом, когда видит, что его боятся. О, господи.
– Нет ничего хорошего в том, что тебя боятся, – сказала она. – Нужен только громкий голос да грозный вид. Давай, доедай.
Он медленно начал есть, то и дело поглядывая на нее. В это утро везде таились загадки.
– Сколько это будет стоить? Тысячу триста? Тысячу четыреста?
– Не знаю, ма.
– А этот Беласко может доставить заказ сюда?
– Такой дорогой, наверное, может. Если бы у нас были деньги.
Ее рука потянулась к карману халата. Там лежал лотерейный билет. Зеленый номер на нем, 76, и красный, 434, совпадали с указанными в таблице выигрышей. Она сверяла их десятки раз, не в силах поверить. Она каждую неделю тратила на билет пятьдесят центов, с 1975 года, и вот эти вклады принесли отдачу – пять тысяч долларов. Она еще не получила их, но они никуда не уйдут.
– Деньги есть, – сказала она.
Бретт уставился на нее.
* * *В четверть одиннадцатого Вик вышел из офиса и поплелся в кафе, не в силах выносить проклятую жару. Сейчас он делал рекламу для яичной фермы Декостера. Трудная работа. Яйца он ненавидел с детства, когда мать запихивала их ему в глотку четыре раза в неделю. Все, что он мог выжать из себя, это: «Кусай от яйца с любого конца». Не Бог весть что. Мысль вызвала у него в уме образ яйца, застегнутого посередине на молнию. Образ хороший, но какой от него толк? Он не мог придумать. Надо спросить Тэдди, подумал он, когда официантка принесла ему кофе и блинчики с черникой. Тэд яйца любил.
Конечно, его мучила не эта яичная реклама. Мучили его предстоящие двадцать дней. Да, ехать придется. Роджер его убедил. Нужно ехать и драться.
Старый толстый Роджер, которого Вик любил, как брата! Он был, наверное, даже рад проехаться, попить кофе, поболтать. Но Вику хотелось побыть одному. Поразмыслить. Они и так все время были рядом – вполне достаточно даже для братьев.
Он снова вспомнил о фиаско с «Красной клубникой». Все случившееся было плохо, но не смертельно. Даже тупые покупатели осознают, что подобные просчеты в деятельности компаний неизбежны. Пару лет назад обнаружилось, что краска, которой наносились рисунки на стаканы в закусочной «Макдональдс» содержит избыточную дозу свинца. Стаканы быстро убрали; компания понесла убытки, но никто не обвинил Рональда Макдональда в попытке отравить клиентов. И Профессора Вкусных Каш никто в этом не обвинил, хотя комики от Боба Хоупа до Стива Мартина немало поиздевались над ним, а Джонни Карсон в «Вечернем телешоу» произнес как-то целый монолог о «Красной клубнике». Нет нужды, говорить, что профессор исчез с экрана, а игравший его актер никак не мог оправиться от потрясения.
«Все могло быть и хуже», – заявил Роджер, когда прошел первый шок, и схлынула лавина звонков из Кливленда.
«Что?» – спросил тогда Вик.
«Представь, что мы разрекламировали бы настоящую отраву».
– Еще кофе, сэр?
Вик поднял глаза на официантку. Он хотел отказаться, потом кивнул.
– Полчашки, пожалуйста.
Она поставила чашку и отошла. Вик сидел, не торопясь пить.
К счастью, довольно скоро по телевизору показали пресс-конференцию с участием авторитетных врачей, утверждавших, что краска безвредна. Незадолго до этого такой же шум поднялся из-за того, что у ряда стюардесс международных рейсов кожа вдруг покрылась оранжевыми пятнами. Оказалось, что все дело в спасательных жилетах, применение которых они объясняли пассажирам на своем опыте.
Юристы старика Шарпа предъявили многомиллионный счет изготовителю краски, но дело могло тянуться года три и под конец потонуть в суде. Неважно: главное было показать общественности, что вина – впрочем, не слишком большая, краска-то безвредна, – лежит не на компании.
Но акции Шарпа все равно поползли вниз. Резко снизился сбыт всех каш компании, хотя их качество ничуть не ухудшилось.
Что же, все было в порядке? Да нет. Как бы не так.
Не в порядке был сам Профессор. Бедный парень просто не мог вернуться к своим обязанностям. После испуга обычно приходит смех, и посмей Профессор снова появиться на экране на фоне своего класса, его засмеяли бы до смерти.
Представляется уже, как Джордж Кэрлин зубоскалит в своей программе: «Парни Рейгана говорят: русские обгоняют нас в гонке вооружений. Русские штампуют ракеты тысячами. А Джимми Картер выступает по ящику и говорит: «Сограждане, русские обгонят нас только тогда, когда молодость нации будет срать красным».
Гомерический хохот аудитории.
«И вот Ронни звонит Джимми и спрашивает: «Что наши солдаты едят на завтрак?»
Взрыв хохота.
Потом настоящая запись:
«Что ж, все в порядке».
Бурные аплодисменты, хохот.
Кэрлин печально качает головой.
«Красное дерьмо, Джимми. Совсем красное».