Всемогущий текст-процессор
— Мистер Хагстром, — сказал Нордхоф. — Я очень его любил. Он был по-настоящему хорошим ребенком.
И Ричард задумался о том, как странно, что его брата (страшная дрянь уже лет с шести) судьба наградила такой хорошей женой и отличным умным сыном. Он же, всегда старавшийся быть мягким и порядочным (что значит «порядочный» в нашем сумасшедшем мире), женился на Лине, которая превратилась в молчаливую неопрятную бабу, и получил от нее Сета. Глядя в честное усталое лицо Нордхофа, он поймал себя на том, что пытается понять, почему так получилось на самом деле и много ли здесь его вины, в какой степени случившееся — результат его собственного бессилия перед судьбой.
— Да, — сказал Ричард. — Хорошим…
— Меня не удивит, если он заработает, — сказал Нордхоф. — Совсем не удивит.
Когда Нордхоф ушел, Ричард Хагстром воткнул вилку в розетку и включил текст-процессор. Послышалось гудение, и он подумал, что вот сейчас на экране появятся буквы «IBM». Буквы не появились. Вместо них, как голос из могилы, выплыли из темноты экрана призрачные зеленые слова:
С д н е м р о ж д е н и я, д я д я Р и ч а р д!
Д ж о н .
— Боже, — прошептал Ричард.
Его брат, жена брата и их сын погибли две недели назад, возвращаясь из однодневной поездки за город. Машину вел пьяный Роджер. Пил он практически каждый день, а на этот раз удача ему изменила, и он, не справившись со своим старым пыльным фургоном, сорвался с девяностофутового обрыва. Упав, машина загорелась. «Джону было четырнадцать, нет пятнадцать. Старик сказал, что ему исполнилось пятнадцаьть за два дня до катострофы. Еще три года, и он освободился бы из-под власти этого неуклюжего глупого медведя. Его день рождения… И скоро наступит мой. Через неделю…»
Джон готовил ему в подарок ко дню рождения текст-процессор. От этой мысли Ричарду стало почему-то не по себе, и он даже не мог сказать, почему именно. Протянул было руку, чтобы выключить машину, но остановился.
«Один парнишка смастерил атомный ускоритель из двух консервных банок и автомобильного электрооборудования стоимостью в пять долларов.
Ну-ну. А еще в Нью-Йоркской канализации полно крокодилов, а ВВС США прячут где-то в Небраске замороженное тело пришельца. Чушь! Хотя, если честно, то, может быть, я и не хочу быть уверенным в этом на все сто процентов».
Он встал, обошел машину и заглянул в прорези на задней стенке дисплейного блока. Все как говорил Нордхоф: провода «Рэйдиоу Шэк. Изготовлено на Тайване», провода «Вестерн Электрик», «Вестеркс» и «Электрик Сет» с маленькой буковкой p, обведенной кружочком. Потом он заметил еще кое-что, чего Нордхоф или не разглядел, или не захотел упоминать: трансформатор от «Лионел Трэйн», облепленный проводами, как невеста Франкенштейна в известном кинофильме.
— Боже, — сказал он рассмеявшись, но чувствуя, что на самом деле близок к слезам, — Боже, Джонни, что такое ты создал?
Но ответ Ричард знал сам. Он уже давно мечтал о текст-процессоре, говорил об этом постоянно и, когда саркастические насмешки Лины стали совсем невыносимыми, поделился своей мечтой с Джоном.
— Я мог бы писать быстрее, править быстрее и выдавать больше материала, — сказал он Джонни однажды прошлым летом, и мальчишка посмотрел на него своими серьезными голубыми глазами, умными и из-за увеличивающих стекол очков всегда такими настороженными и внимательными. — Это было бы замечательно… Просто замечательно.
— А почему ты тогда не возьмешь себе такой процессор, дядя Рич?
— Видишь ли, их, так сказать, не раздают даром, — улыбнулся Ричард. — Самая простая модель «Рэйдиоу Шэк» стоит около трех тысяч. Есть и еще дороже. До восемнадцати тысяч долларов.
— Может быть, я сам сделаю тебе текст-процессор, — заявил Джон.
— Может быть, — сказал тогда Ричард, похлопывая его по спине, и до звонка Нордхофа больше об этом разговоре и не вспоминал.
Провода от детского конструктора. Трансформатор «Лионел Трэйн». Боже!
Он вернулся к экрану дисплея, собираясь выключить текст-процессор, словно попытка написать что-нибудь, окажись она неудачной, могла как-то очернить серъезность замысла его хрупкого, обреченного на смерть племянника.
Вместо этого Ричард нажал на клавиатуре клавишу «EXECUTE» («выполнить», второе значение — «казнить»), и по спине у него пробежали маленькие холодные мурашки. «EXECUTE», если подумать, странное слово. Слово ассоциировалось с газовыми камерами, электрическими стульями и, может быь, с пыльными фургонами, слетающими с дороги в пропасть.
«EXECUTE».
Процессорный блок гудел громче, чем любой из тех, что ему доводилось слышать, прицениваясь к текст-процессорам в магазинах. Пожалуй, он даже ревел. «Что там в блоке памяти, Джон? — подумал Ричард. — Диванные пружины? Трансформаторы от детской железной дороги? Консервный банки из-под супа?» Снова вспомнились глаза Джона, его спокойное, с тонкими чертами лицо. Наверно, это неправильно, может быть, даже ненормально — так ревноваь чужого сына к его отцу.
«Но он должен быть моим. Я всегда знал это, и думаю, он тоже знал». Белинда, жена Роджера… Белинда, которая слишком часто носила темные очки в облачный дни. Большие очки, потому что синяки под глазами имели отвратительное свойство расплываться. Но, бывая у них, он иногда смотрел на нее, тихий и внимательный, а Роджер накрывал их зонтом своего громкого хохота, смотрел и думал почти то же самое: «Она должна была стать моей».
Эта мысль пугала, потому что они оба с братом знали Белинду в старших классах и оба назначали ей свидания. Между ним и Роджером было два года разницы, а Белинда как раз посередине: на год старше Ричарда и на год моложе Роджера. Ричард первый начал встречаться с девушкой, которая впоследствие стала матерью Джона, но вскоре вмешался Роджер, который был старше и больше, Роджер, который всегда получал то, что хотел, Роджер, который мог избить, если попытаешься встать на его пути.
«Я испугался. Испугался и упустил ее. Неужели это так? Боже, именно так. Я хотел бы, чтобы все было по-другому, но лучше не лгать самому себе о таких вещах, как трусость. И стыд».
А если бы все оказалось наоборот? Если бы Лина и Сет были семьей его никчемного брата, а Белинда и Джон — его собственной, что тогда? И как должен реагировать мыслящий человек на такое абсурдно сбалансированное превращение? Рассмеяться? Закричать? Застрелиться?
«Меня не удивит, если он заработает. Совсем не удивит.»
«EXECUTE».
Пальцы его забегали по клавишам. Он поднял взгляд на экран и плывущие по его поверхности зеленые буквы: М о й б р а т б ы л н и к ч е м н ы м п ь я н и ц е й.
Буквы плыли перед глазами, и неожиданно он вспомнил об игрушке, купленной в детстве. Она называлась «волшебный шар». Ты задавал какой-нибудь вопрос, на который можно ответить «да» или «нет», затем переворачивал шар и смотрел, что он посоветует. Расплывчатые, но тем не менее завораживающие и таинственные ответы состояли из таких фраз, как «Почти наверняка», «Я бы на это не рассчитывал», «Задай этот вопрос позже».
Однажды Роджер из ревности или зависти отобрал у Ричарда игрушку и изо всех сил бросил ее об асфальт. Игрушка разбилась, и Роджер засмеялся. Сидя в своем кабинете, прислушиваясь к странному прерывистому гудению из процессорного блока, собранного Джоном, Ричард вспомнил, как упал тогда на тротуар, плача и все еще не веря в то, что брат с ним так поступил.
— Плакса! Плакса! Ах, какая плакса! — дразнил его Роджер. — Это всего лишь дрянная дешевая игрушка, Риччи! Вон, посмотри, там только вода и маленькие карточки.
— Я скажу про тебя! — закричал Ричард что было сил. Лоб его горел, он задыхался от слез возмущения. — Я все скажу про тебя, Роджер! Я все расскажу маме!
— Скажешь — сломаю руку, — пригрозил Роджер. По его леденящей улыбке Ричард понял, что это не пустая угроза. И ничего не рассказал.