Любовное состязание

– Не могу, – покачал головой Дункан. – Полагаю, ты прав, но… нет, только не сейчас.
Он вдруг рассмеялся, вспомнив, как несколько дней назад Конистан выпытал у него правду.
– К тому же я свалял такого дурака! Представляешь, сижу я в его библиотеке, потягиваю шерри и читаю томик Мильтона [2], а тут он входит и спрашивает так, будто речь идет о погоде, не собираюсь ли я принять участие в празднестве мисс Пенрит в Фэйрфеллз! Он меня просто нокаутировал! Откуда он мог узнать? Я же об этом словом не обмолвился, даже не намекнул. – Он потер лоб, и его плечи совсем поникли. – Я только вытаращился на него, раскрыв от, слова не мог вымолвить, а он говорит: «Я так и думал». А потом повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
– И с тех пор он об этом больше не заговаривал? Не запретил тебе туда ехать или… Боже милостивый, да это же Алисия Сивилл!
Дункан хотел было ответить на вопрос Гарви, но понял, что внимание друга устремлено на иной предмет. Торнуэйт вдел в глаз монокль, отчего тот выпучился, как у громадной рыбы, и воскликнул:
– О Боже, я и не знал, что она уже вернулась из Брайтона! Что за красотка! И какая нарядная! Знаешь, у нее просто очаровательная родинка на запястье с внутренней стороны, – продолжал он, понизив голос и склонившись ближе к Дункану. – Однажды я ее поцеловал, кажется, это было на маскараде у Салли Джерси. Мне бы чертовски хотелось проделать это еще разок. Ручки у нее такие нежные, вторых таких во всем королевстве не найти! Ну скажи, разве она не ослепительна? – закончил Гарви с порывистым вздохом.
На мгновение позабыв о собственных заботах, Дункан уставился на мисс Сивилл, которую считал ничем не примечательной молодой особой, хорошенькой, но вполне заурядной, а затем перевел взгляд на Гарви. Его друг, а точнее, закадычный приятель Коннистана, слыл тонким ценителем женской красоты. Торнуэйт как-то раз признался Дункану, что любуется женщинами, восхищения, – ответил он наконец. – Даже а моя достопочтенная бабушка, хотя она вечно ворчит и шпыняет меня за мою безалаберность, и та наделена от Бога такими утонченно-прекрасными скулами, что, глядя на них, я готов терпеть ее острый язычок!
Дункан рассмеялся.
– Вот так-то лучше, Лэнгдейл! – воскликнул Торнуэйт. – Такому богачу, как ты, не пристало вечно хандрить. С годовым доходом в десять тысяч фунтов ты просто не имеешь права ныть и вешать нос!
Однако веселье Дункана угасло.
– Жаль, что я оказался недостоин доверия мисс Пенрит, – сокрушался он. – Вообще-то я с самого начала собирался сообщить Конистану о ее приглашении, но она заставила меня поклясться сохранить это в тайне. Хотя, убей Бог, не могу понять, почему. И я дал ей честное благородное слово дворянина, что ничего не скажу ему о своих планах! Все это так странно… Отдает каким-то средневековьем. – Он засмеялся собственному замечанию. – Впрочем, к этому следует привыкать. Насколько я понимаю, на июльских празднествах в Фэйрфеллз нам придется рядиться в средневековые костюмы.
Гарви подтвердил, что хотя сам он вот уже три года не посещал традиционных празднеств Эммелайн, on dits [3], что участникам турниров приходится облачаться в настоящие рыцарские доспехи. Затем он выронил монокль и достал из кармана сюртука табакерку.
– А ты уверен, – спросил Торнуэйт, поднимая массивную, украшенную рельефом серебряную крышку, – что не догадываешься, почему Эммелайн потребовала держать твое приглашение в секрете от Конистана? – Взяв щепотку светло-коричневого порошка большим и указательным пальцами, Гарвч осторожно потянул ее носом. – Ореховая смесь, – похвалился он. – Лучшая из лучших. Хочешь попробовать?
Дункан отрицательно покачал головой. Заданный Торнуэйтом вопрос интересовал его куда больше, чем качество табака.
– Понятия не имею, что за муха ее укусила. Я пытался ей объяснять, что Конистану совершенно безразлично, поеду я этим летом в Камберленд или нет, но… чего ты смеешься?
– Ты, дружок, или малость придурковат или чертовски наивен. Но раз уж ты спросил, знай: в этом году она собирается сделать тебя Рыцарем без Страха и Упрека, победителем турнира!
Дункан ошеломление уставился на Гарви. Ему было отлично известно, что за последние шесть лет рыцарь, побеждавший в состязании, неизменно кончал тем, что женился на королеве турнира.
– Что? – в ужасе вскричал Дункан, причем голос его разнесся по всей огромной, отделанной в алые и синие тона гостиной. – Да ты шутишь!
Оглядел собравшихся и с досадой заметил, что по крайней мере две дюжины заполнявших помещение господ и дам взирают на него с изумлением. Дункан откашлялся и, для приличия придав лицу бесстрастное выражение, как ни в чем не бывало повернулся к камину. Как только в гостиной возобновился приглушенный шум обычного разговора, он прошептал:
– Не может быть! Ты, наверное, ошибся. Неужели она вообразила, будто я всерьез увлечен какой-нибудь из ее подружек и собирается меня стреножить? Да как она могла такое подумать?! Все знают, что до сих пор я успешно уклонялся от стрел Купидона. И намерен продолжать в том же духе!
Он вопросительно заглянул в глаза Торнуэйту.
– Ну, на этот счет, – весело подмигнув, ответил его старший друг, – могу точно сказать, что в искренности твоих слов не сомневаюсь. Однако, будучи хорошо знаком с повадками представительниц прекрасного пола, не могу не заметить, что ты явно недооценил одной вещи: целеустремленности женщины, одержимой манией женить.
– Боже милостивый! – невольно проронил Дункан, после чего решил уточнить:
– И в кого же из юных леди мне суждено столь внезапно и безумно влюбиться?
Именно в этот момент на пороге гостиной появились Эммелайн и Грэйс.
– Вот она! – возвестил Торнуэйт, кивая в сторону Эммелайн. – Вряд ли я ощибусь, если скажу, что твоя будущая невеста ждет тебя в эту самую минуту.
Обернувшись, чтобы проследить за взглядом Гарви, Дункан едва не поперхнулся. Величественная, как королева, Эммелайн стояла на пороге гостиной, обозревая по очереди всех присутствующих уверенным и невозмутимым взглядом. Он заметил, как многие гости, глядя на нее, начинают перешептываться, а затем переводят взгляды на него. Очевидно, Торнуэйт был прав.
– Ты хочешь сказать, что Эммелайн Пен рит в меня влюбилась? – Дункан почувствовал, что кровь начинает болезненно стучать у него в висках, а лоб покрывается испариной. – Но она не может не знать, что я не могу, просто не могу ответить ей взаимностью! То есть я, конечно, не отрицаю, что она – женщина незаурядная, но, клянусь честью, я бы скорее согласился броситься нагишом в крапиву, чем жениться на ней!
Торнуэйт от всей души расхохотался.
– До чего же цветисто ты выражаешься, дружок! То готов маршировать по непролазной грязи в слишком тесных сапогах, то валяться нагишом в крапиве! Хотел бы я взглянуть на эту картинку! – Он вновь рассмеялся. – Как бы то ни было, я полностью разделяю твои чувства. Несмотря на все многочисленные достоинства мисс Пенрит, – не последним из которых являются ее неотразимые изумрудные глазки, мне тоже не хотелось бы провести с нею остаток своей жизни. Слишком уж она деятельна. В ней столько огня, что его хватило бы на поднятие боевого духа целого пехотного полка перед решающим сражением. Ей-Богу, я сочувствую ее будущему супругу, кем бы он ни был. Он должен быть силен, как… – Гарви побарабанил пальцами по крышке табакерки, прежде чем вернуть ее в карман. – Знаешь, у меня только что мелькнула совершенно восхитительная мысль! Я хотел сказать «силен, как Конистан», и тут меня осенило: а почему бы и не Конистан?
– Действительно, почему бы и нет? – в раздумье проговорил Дункан. – Вот он запросто смог бы с нею справиться!
Оба обернулись, чтобы еще раз взглянуть на Эммелайн.
– Какая интригующая мысль! Но если все это так, если мисс Пенрит не имеет видов на меня, то на ком же она собирается меня женить.