Плененные сердца
Он провел два часа, тренируясь перед гонками, которые должны были состояться на следующий день. Он вполне мог рассчитывать на успех, особенно теперь, когда он овладел способностью сохранять равновесие, пуская лошадей рысью. Маркиз основательно проголодался после своих усилий и теперь направлялся на кухню, где надеялся уговорить кухарку приготовить ему что-нибудь перекусить. Тогда он мог бы спокойно удалиться в бильярдную и насладиться покоем в одиночестве.
Когда он чистил лошадей, старший конюх сообщил ему, что дамы заперлись в библиотеке и просили их не беспокоить. Бильярдная находилась рядом с малой гостиной в западном крыле дома. Библиотека помещалась в восточном кры» ле, рядом с бывшим кабинетом хозяина. Там мистер Генри Родон занимался делами и спасался от забот и внимания супруги. Маркиз был бы не прочь посидеть в библиотеке, где запах кожаных переплетов и вообще царивший в ней мужской дух успокаивал его. При жизни дяди Брэндрейт игрывал там с ним в шахматы, в крибедж или в триктрак, пока тот не приканчивал графин бренди.
Он любил Родона, как и своего отца. Если бы он только знал, насколько покойный запутался в долгах незадолго до своей кончины, он, без сомнения, помог бы ему. Однако ужасные факты о том, что Родон попал в руки ростовщиков, выплыли на свет только после похорон. При этом странно было то, что Генри Родон прожил всю жизнь солидным, степенным человеком. Внезапная перемена в его характере совершилась всего за полгода до его смерти. Никто не мог объяснить, что произошло с почтенным хозяином Флитвик-Лодж, переродившимся в одно мгновение. Но, так или иначе, Родон умер прежде, чем успел поправить свои дела и обеспечить будущее любимой жены. Брэндрейту остается теперь только убедить леди Эль расстаться с бюстом Зевса, и все устроится наилучшим образом.
Искусно польстив кухарке по поводу вчерашнего ужина, он был вознагражден за свою любезность кружкой пива и тарелкой со свежим хлебом, холодной курицей и тремя пирожными с клубникой. Со всеми этими благами в руках он и направился в бильярдную.
Мысли его все еще были заняты долгами дяди и печальным положением леди Эль, когда до него донеслось приглушенное хихиканье, свидетельствовавшее, на его взгляд, о непременном присутствии где-нибудь поблизости женщин. Звук этот ему нравился. В женском смехе было что-то бодрящее в самый тоскливый и мрачный день.
Он взглянул в сторону библиотеки, недоумевая, почему смех доносился из малой гостиной, если дамы, как он понял, заперлись в библиотеке.
Дверь из малой гостиной внезапно открылась, и на пороге появилась миссис Браун, экономка, с грудой одежды в руках. Он узнал лиловое платье, в котором видел утром Эвелину, и не мог понять, куда, собственно, потащила его миссис Браун.
Экономка выглядела весьма озабоченной.
Наклонившись, чтобы поднять волочившуюся по полу ленту, она не заметила маркиза, пока не налетела на него. Пиво плеснуло на лиловый муслин.
– О, сэр! – шепотом проговорила миссис Браун, отскочив от него. – То есть милорд, прошу прощения, но вам сюда никак нельзя.
Она вдруг замолчала, не находя слов, и сильно покраснела.
Брэндрейт понял, что она смущена этой внезапной встречей, и постарался ее успокоить:
– Ну, ну, голубушка. Ничего страшного не произошло. Да расскажите мне, что происходит. Говорят, дамы в библиотеке, но я явственно слышу очаровательный голосок Аннабеллы. Безусловно, здесь и леди Эль, и Эвелина. Я прав?
Ободренная его тоном, миссис Браун кивнула:
– Не знаю, кто вам сказал, что они в библиотеке, милорд. Кто бы это ни был, он ошибся. Дамы в гостиной, с ними еще одна особа, во всяком случае, мне показалось… – Она умолкла, и новая волна краски залила ей щеки. – А мисс Аннабелла принесла мисс Эвелине подарок, и они все его рассматривают. – Сделав реверанс, она добавила уже на ходу: – Простите, милорд, но я должна поспешить за рабочей шкатулкой ее милости. Они не знаю что подумают, если я не вернусь через несколько минут.
– Понимаю, – произнес он медленно, размышляя, чем бы это они были заняты. Он был преисполнен любопытства, но не желал мешать экономке выполнить данное ей поручение. Брэндрейт не стал ее задерживать.
Дождавшись, пока миссис Браун скрылась за углом и шаги ее затихли, он повернулся к двери, оставшейся самым заманчивым образом приоткрытой. Маркиз бесшумно приблизился к щелке, откуда лился в темный холл яркий солнечный свет.
Первой он увидел Аннабеллу, которая сидела у стола, перебирая разноцветные ленты. Затем леди Эль. Она держала перед собой какой-то предмет, внимательно его рассматривая.
– Я чувствую себя совершенно обнаженной, леди Эль, – услышал он голос Эвелины. Затем он увидел и ее, стоящую перед высоким зеркалом. Она казалась чем-то озабоченной, что было, впрочем, вполне естественно, поскольку стояла она там в одной только тонкой рубашке.
Маркиз был поражен. Во-первых, тем, что Эвелина была полураздета, а потом тем, что ее фигура, едва прикрытая полупрозрачной тканью, никак не желала совмещаться в его голове с образом той Эвелины, которую он привык видеть перед собой каждый день.
Как зачарованный, он следил за тем, как она подняла руки и медленно распустила волосы, словно находясь в каком-то волшебном полусне.
– Вы думаете, мне лучше остричь волосы? – спросила она, когда они упали волной, свесившись ей до пояса.
Ответ последовал не сразу, но, когда леди Эль заговорила, слова ее прозвучали как-то непонятно.
– Я не согласна с вами, Бабочка. Длинные волосы не так подчеркивают ее овал лица. Я думаю, ей была бы больше к лицу короткая стрижка, как у Каролины Лэм.
Бабочка? Что бы это значило? Эвелина уже называла это имя раньше, когда, стоя в дверях гостиной, пыталась представить им не иначе как привидение. Поскольку каждому было ясно, что пришла она совершенно одна. Как она тогда смутилась! Брэндрейт ничего не мог понять. Он помнил только, какой довольной выглядела леди Эль, когда Аннабелла разбудила ее и объяснила, что произошло.
– Я совершенно согласна с Бабочкой, – сказала Эвелина, бросив на Леди Эль предостерегающий взгляд. – Быть может, мне следует их завить, но стричься я бы не хотела.
– Откуда здесь бабочка? – спросила Аннабелла из-за стола, где она распутывала вишневую ленту.
– Это, знаешь ли, одна из… олимпийских гостий нашей тетушки, – объяснила Эвелина.
– А она здесь? – уточнила Аннабелла, оглядываясь по сторонам. – Не помню что-то, разве есть греческая богиня по имени Бабочка?
– Бабочка не богиня. Она – смертная по имени Психея, которую полюбил Эрот и вознес на Олимп.
– А… – Аннабелла утратила к этой теме всякий интерес. – Ну, кто бы она ни была, я с ней согласна. Только Каролина Лэм может позволить себе такую прическу. А как насчет Эмили Каупер? У нее волосы подлиннее и смотрятся тоже очень мило.
– Ты забываешь, что у леди Каупер вьющиеся волосы, – вмешалась леди Эль. – Такой стиль Эвелине не подойдет. У нее они к тому же слишком густые. Впрочем, Психея и вправду права. Мы должны оставить твои волосы длинными, как у нее, чтобы они падали каскадами локонов. Ты когда-нибудь пользовалась папильотками?
Эвелина отрицательно покачала головой.
– Разумеется, нет, – отвечала она вполне искренне.
Брэндрейт слышал весь этот разговор урывками. Он был слишком поражен видом Эвелины, чтобы думать о том, подходит ли ей стиль Каролины Лэм или Эмили Каупер. Он видел только, что волосы ее великолепны. Он никогда не представлял себе, насколько они у нее длинные и густые. Цвет их всегда казался ему привлекательным, но до этого момента – быть может, потому, что он видел их сейчас на фоне ее тонкой талии и почти прозрачной рубашки, – он ни разу не испытал желания взять их в руки и зарыться в них лицом. Боже, неужели он сходит с ума? Откуда у него такие чувства?
Ему хотелось заговорить, запретить Эвелине стричь волосы, но у него, слава богу, хватило здравого смысла не обнаруживать своего присутствия. Он понимал, что должен немедленно удалиться и незаметно проследовать в бильярдную. А лучше всего – затвориться в библиотеке. Но его ноги, казалось, приросли к полу. Он просто не мог двинуться с места. Вид Эвелины совершенно парализовал его. Его глаза были прикованы к ее талии. Смог бы он обхватить ее пальцами? Брэндрейт подумал, что смог бы. Он готов был отдать состояние за то, чтобы попробовать.