Ипатия

– Да, для многих богатых щеголей было бы лучше, если бы старая Мириам вовсе не привозила Пелагию из Афин.
– Мириам?
– Да, монах. Ее имя, как говорят, пользуется известностью не только на невольничьем рынке, но и во дворцах.
– Это еврейка со злыми глазами?
– Еврейку в ней обличает ее имя, а что касается ее глаз, то я нахожу их одновременно и божественными, и дьявольскими; предоставляю твоему воображению, монах, по своему вкусу определить их выражение.
– Но как ты познакомился с Пелагией, сын мой! Это совершенно не подходящее для тебя общество.
Филимон откровенно передал Арсению историю своего путешествия по Нилу и последовавшее за ним приглашение Пелагии.
– Ты, конечно, не воспользовался им?
– Да сохранит Небо ученика Ипатии от подобного унижения.
Арсений печально покачал головой.
– Наверное тебе было бы нежелательно, чтобы я принял ее приглашение?
– Конечно, сын мой! Но скажи, давно ли ты считаешься учеником Ипатии и находишь унизительным посетить хотя бы самое грязное существо, если при твоем содействии возможно обратить на путь истинный заблудшую овцу? Впрочем, ты слишком молод для этого. Без сомнения, она хотела обольстить тебя.
– Не думаю. По-видимому, ее восхитило мое чистое греческое произношение, а также и то, что я родом из Афин.
– А давно ли она сама прибыла из Афин в Александрию? – спросил Арсений после некоторого молчания.
– Сейчас же после разграбления города варварами, – сказал маленький носильщик, который, подозревая какую-то тайну, метался, как раздразненный попугай. – Старуха привезла ее с грузом пленных мальчиков и девочек.
– Время совпадает. Возможно ли найти эту Мириам?
– Мудрый вопрос, вполне достойный монаха! Разве тебе неизвестно, что Кирилл изгнал всех евреев еще четыре месяца тому назад?
– Правда, – тихо пробормотал старик.
– Что с тобой, отец мой? Кажется, ты глубоко заинтересовался судьбой этой женщины.
– Она – рабыня Мириам?
– Нет, она уже четыре года считается свободной женщиной, – ответил носильщик. – По определенным соображениям красавица сочла нужным посвятить свою жизнь александрийской публике и обирала ее, где и как могла.
– Да не покинет ее Творец. Но уверен ли ты, что Мириам нет в Александрии?
Маленький человечек сильно покраснел, а вместе с ним и Филимон. Оба они молчали, помня данное обещание.
– Вижу, что вы знаете более, чем можете сказать. Тебе, друг, не удастся обмануть старого политика, хотя теперь он только смиренный инок. Если ты откроешь мне всю истину, то уверяю тебя, что ни ты, ни Мирам не пострадаете от оказанного мне доверия. В противном случае я сам сумею найти старую еврейку.
Филимон и носильщик продолжали молчать.
– Филимон, сын мой! Неужели и ты в заговоре против меня, или, вернее, против самого себя? Я спрашиваю тебя, бедный юноша, совращенный с истинной стези!
– Против самого себя?
– Да. Я сказал это.
– Я должен сдержать данное слово.
– Я же поклялся бессмертными богами. Знай это, государственный муж или монах, а может быть и то и другое, или ни то, ни другое, – напыщенно добавил маленький человек.
Арсений молчал несколько секунд.
– Если ты считаешь грехом нарушить клятву, данную идолам, – заговорил он потом, – то не бери на себя эту вину. Что же касается тебя, мое бедное дитя, то для тебя должно быть свято всякое обещание, данное хотя бы самому Иуде Искариоту. Но выслушай меня. Пусть кто-нибудь из вас спросит эту женщину, не захочет ли она переговорить со мной? Скажите ей, если она в Александрии, – я желаю этого всем сердцем, – что Арсений, имя которого ей хорошо знакомо, приносит торжественную клятву христианина не причинять ей зла и не выдавать ее врагам. Согласны ли вы на это?
– Арсений? – переспросил маленький человек, глядя на монаха с выражением жалости и уважения.
Старик улыбнулся.
– Да, Арсений, которого некогда называли учителем императора. Даже старая Мириам отнесется с доверием к этому имени.
– Я немедленно побегу, я полечу, почтенный отец!
И носильщик стремительно исчез на повороте улицы.
– Странный маленький человек совершенно забыл, что он сообщил мне весьма многое, – с усмешкой заметил Арсений. – Как легко было бы проследить его до гнезда старой колдуньи…
Затем старик с нежностью взял за руку своего питомца.
– Не правда ли, ты не покинешь своего бедного старого отца? Ты не изменишь ему ради языческой девушки?
– Обещая остаться при тебе, если ты не будешь несправедлив к ней.
– Я ни о ком не скажу дурного слова, никого не стану обвинять, кроме самого себя. Я не буду суров и к тебе, мой бедный мальчик. Но слушай! Знаешь ли ты, что ты родом из Афин? Известно ли тебе, что я привез тебя сюда?
– Ты?
– Я, сын мой. По прибытии в лавру мы нашли нужным скрыть от тебя, что ты происходишь из знатного рода. Теперь скажи мне: помнишь ли ты своего отца, мать, братьев, сестер, или вообще что-либо, имеющее отношение к твоему родному городу Афинам?
– Нет!
– Благодарение Создателю! Но, Филимон, если бы у тебя оказалась сестра?.. Тише! Я ведь говорю только… если…
– Сестра! – прервал его Филимон. – Пелагия?
– Спаси Бог, сын мой! Но у тебя была сестра, казавшаяся года на три старше тебя.
– Как? Ты знал ее?
– Я ее видел только раз, в ужасный, скорбный день. Ах, бедные вы, несчастные дети! Я не хочу тебя печалить и сообщать подробности.
– Но почему же ты не привез ее вместе со мной? Как решился ты разлучить нас?
– Ах, сын мой, может ли старый монах предъявлять права на молодую девушку? К тому же это было трудно сделать, даже если бы я рискнул на подобный поступок. Алчность богатых людей прельстилась ее молодостью и красотой. В последний раз я видел ее в обществе еврейки. Дай Бог, чтобы Мириам оказалась той самой старухой.
– У меня есть сестра! – воскликнул Филимон с радостными слезами. – Мы должны разыскать ее! Поможешь ли ты мне? Теперь, сейчас! Я ни о чем другом не хочу и не могу ни думать, ни говорить… Я ни за что не смогу приняться, пока не найду ее!
– Ах, сын мой, сын мой! Может быть лучше оставить это дело на волю божью? Что, если она уже умерла? Это открытие причинило бы нам только горе. А что если, – да отвратит это Господь, – она жива телом, а в духовном смысле умерла наихудшей смертью, предаваясь греховной жизни?
– Мы бы спасли ее или сами бы погибли ради такого святого дела. Знать, что у меня есть сестра…
Арсений опустил голову. Он не подозревал, какое светлое чувство, какая нежность охватила молодое сердце Филимона.
Сестра! Какие таинственные чары заключались в этом слове, от которого голова юноши кружилась, а сердце трепетало? Сестра! Не только подруга, но и спутница, дарованная ему самим Богом! Девушка, любовь к которой не могли бы ему поставить в укор даже монахи!
– Она была в Афинах в одно время с Пелагией! – воскликнул Филимон после долгого размышления. – Быть может, она ее знала. Пойдем к ней немедленно, спросим Пелагию!
– Избави Боже! – сказал Арсений. – Во всяком случае нам нужно предварительно дождаться ответа Мириам.
– Пойдем! Тем временем я укажу тебе ее дом. Ты можешь войти к ней, если пожелаешь. Идем! Я твердо убежден, что поиски моей сестры как-то связаны с Пелагией.
В душе Арсений полностью разделял предположение Филимона, но он ограничился лишь тем, что согласился последовать за взволнованным юношей к дому танцовщицы.
Они уже приближались к воротам, когда услышали за собой торопливые шаги и голоса, называвшие их по именам. Обернувшись, они с удивлением и досадой увидели Петра-оратора, сопровождаемого значительной толпой монахов.
Сначала Филимон решил было спастись бегством, и даже Арсению, схватившему его за руку, тоже хотелось ускользнуть.
– Нет! – решил юноша. – Не убегу! Разве я не свободный гражданин и философ?
Смело оглянувшись, он стал поджидать врагов.
– А, вот он, молодой отступник! Ты скоро нашел презренного грешника, почтенный отец. Возблагодарим Небо за такой неожиданный успех.