Ты умеешь хранить секреты?

— Целевой рынок хорошо откликается на абстрактные изображения, — вступают в спор Очки Без Оправы. — Исследования показали…
— Эмма, — снова обращается ко мне Джек, — вы купили бы напиток с яичниками на этикетке?
— Э… — Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, отчетливо ощущая враждебность во взглядах, направленных на меня. — Ну… вероятно, нет.
Собравшиеся пожимают плечами.
— Это к делу не относится, — бросает кто-то.
— Джек, над этим работали три творческие команды, — серьезно напоминает брюнетка. — Невозможно все опять начинать с нуля. Просто немыслимо.
Джек подносит ко рту бутылочку «Эвиана», пьет и хмуро смотрит на брюнетку.
— Вы знаете, что я сочинил свой самый успешный слоган за две минуты, после чего записал на ресторанной салфетке?
— Разумеется, — кивают Очки Без Оправы.
— Мы не будем продавать украшенный яичниками напиток, — заключает Джек и, громко выдохнув, приглаживает взъерошенные волосы. — Ладно, делаем перерыв. Эмма, не будете ли так добры помочь мне донести папки до офиса Свена?
Господи, я устала гадать, что все это означает, но спросить боюсь.
Джек тащит меня по коридору в лифт, нажимает на кнопку девятого этажа. И заметьте, проделывает все это молча. Минуты через две он нажимает кнопку «стоп», и лифт замирает. Только тогда он соизволяет взглянуть на меня.
— Похоже, кроме нас с вами, здесь нормальных людей нет?
— Ну…
— Куда исчезла интуиция? — поражается он. — Никто не способен отличить блестящую идею от бездарной. Яичники! — Он качает головой.
Долбаные яичники!
Ничего не могу с собой поделать. Джек выглядит таким возмущенным и так комично ужасается картинке с несчастными яичниками, что я, почти того не сознавая, начинаю смеяться. Джек от неожиданности вздрагивает, но тут же присоединяется ко мне. Нос его забавно морщится, как у ребенка, и от этого он кажется в миллион раз забавнее.
О Боже! Я никак не могу остановиться. От смеха уже ребра болят, но каждый раз при взгляде на него меня одолевает новый приступ. Уже и слезы потекли, а салфеток я не захватила… придется воспользоваться рисунком с яичниками…
— Эмма, почему вы с этим парнем?
— Что? — Все еше смеясь, я поднимаю глаза и вдруг понимаю, что Джек успокоился и смотрит на меня с обычным невозмутимым видом.
— Почему вы с этим парнем? — повторяет он.
Мое веселье мгновенно испаряется. Я машинально откидываю волосы со лба.
— О чем вы?
Нужно потянуть время… потянуть время…
— Коннор Мартин. С ним вы не будете счастливы. Он не тот, кто вам нужен.
Я затравленно смотрю на Джека:
— Это еще почему?
— Я успел немного узнать Коннора. Несколько раз был вместе с ним на совещаниях. Склад его ума достаточно ясен. Он неплохой парень, но вам нужно нечто большее.
У меня такое чувство, что этот человек видит меня насквозь. А он продолжает:
— Мне почему-то кажется, что вы совсем не хотите съезжаться с ним. Просто боитесь отказать прямо.
Во мне растет негодование. Подумать только — он смеет читать мои мысли и понимать их… ну совершенно неправильно! Конечно, я хочу жить с Коннором!
— Боюсь, вы сильно ошибаетесь, — уничтожающе бросаю я. — Да я просто не могу дождаться того дня, когда мы найдем подходящую квартиру. Собственно говоря… Собственно говоря, я все утро сидела и строила планы нашей будущей жизни!
Вот тебе!
Джек с сомнением качает головой:
— Вам нужен человек с искоркой. Который смог бы вас зажечь. Воспламенить.
— Я уже говорила, что наболтала в самолете всякой чепухи. Уж Коннор-то способен меня зажечь, это чистая правда! — кричу я. — То есть в тот раз, в архиве, мы прямо-таки сгорали от страсти, ведь вы сами видели!
— А, это… — равнодушно отмахивается Джек. — Я предположил, что это была последняя отчаянная попытка придать остроту угасающему чувству…
Я задыхаюсь от ярости.
— Никакая это не последняя отчаянная попытка! Это… просто спонтанный взрыв чувств!
— Прошу прощения, — мягко отвечает Джек. — Еще одна ошибка.
— Да и, собственно говоря, какое вам дело? Неужели для вас так уж важно, счастлива я или нет?
Мы оба замолкаем, и я внезапно замечаю, что слишком тяжело дышу, словно пробежала сто миль без остановки. Встречаюсь с ним взглядом и тут же отвожу глаза.
— Представьте, я задавал себе тот же вопрос, — признается Джек. — Возможно, это так, потому что нам пришлось столько пережить вместе. Или потому, что вы единственная во всей этой компании, кто не считает нужным притворяться и стараться произвести на меня впечатление.
Так и хочется ответить: «Да я бы притворилась, будь у меня хоть какой-то выбор!»
— Кажется, я только сейчас признался себе, что вижу в вас… друга, — продолжает он. — А мне не все равно, что происходит с моими друзьями.
— А-а… — бормочу я и уже хочу вежливо заметить, что со своей стороны также вижу в нем друга, когда он вдруг добавляет:
— Кроме того, человек, знающий наизусть все фильмы Вуди Аллена, просто не может не быть неудачником.
Меня снова окатывает волна возмущения — я готова постоять за Коннора.
— Вы ничего об этом не знаете! И поверьте, я много бы отдала, чтобы не сидеть с вами рядом в этом дурацком самолете! Ходите тут, говорите что-то с таким видом, словно знаете меня лучше, чем кто бы то ни было, доводите до белого каления…
— Может, и знаю, — перебивает он, и глаза его блестят.
— Что?
— Может, я действительно знаю вас лучше, чем кто бы то ни было.
На секунду я забываю о необходимости дышать. Только смотрю на него, сгорая от нестерпимого гнева и возбуждения. Так бывает, когда играешь в теннис, ужасно боясь проиграть. Или когда танцуешь.
— Вы знаете меня лучше, чем кто бы то ни было? — язвительно повторяю я, стараясь вложить в слова как можно больше сарказма.
— И уверен, что вы не останетесь с Коннором Мартином.
— Вы не можете это утверждать!
— Moгу.
— Не можете.
— Могу. — Он снова начинает смеяться.
— Не можете! И уж если на то пошло, я, вполне вероятно, выйду за него замуж.
— Замуж? — переспрашивает Джек с таким видом, словно в жизни не слышал шутки забавнее.
— Да! Почему бы и нет? Он высокий, красивый, добрый и очень… очень… — Я слегка запинаюсь. — Так или иначе, это моя личная жизнь. Вы мой босс и впервые встретили меня на прошлой неделе, так что, откровенно говоря, не ваше это дело!
Голова Джека чуть дергается, словно от пощечины. Он долго молча стоит, прежде чем отступить и нажать кнопку лифта.
— Вы правы, — говорит он совершенно иным тоном. — Ваша личная жизнь не мое дело. Я перешел все границы и извиняюсь.
Мне становится не по себе.
— Я… я не хотела…
— Нет. Вы правы. — Несколько секунд он смотрит в пол, потом поднимает голову. — Итак, я завтра улетаю в Штаты. Поездка оказалась достаточно познавательной, и, я хотел бы поблагодарить вас за помощь. Увидимся сегодня на прощальной вечеринке?
— Не… не знаю.
Лучше бы я промолчала! Я все испортила!
Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов.
Мы добираемся до девятого этажа, двери открываются.
— Здесь я справлюсь сам, — говорит Джек. — Собственно говоря, я попросил вас помочь только ради компании.
Я неловко перекладываю папки в его подставленные руки.
— Что же, Эмма, — говорит он все так же официально, — на случай, если больше не увидимся… я был рад, — что мы познакомились.
Наши взгляды встречаются, и в его глазах мелькает что-то прежнее, теплое…
— Это действительно так.
— Я тоже рада, — сдавленно произношу я.
Не хочу, чтобы он уезжал. Не хочу, чтобы на этом все кончилось. Меня так и тянет предложить ему выпить. Вцепиться в него и попросить: «Не уезжай».
Господи, да что со мной творится?!
— Счастливого пути, — желаю я, едва ворочая языком. Он пожимает мне руку, поворачивается и идет по коридору.