Книга джунглей
— Не беда, — сказал Балу, — с нами опять человеческий детёныш!
— Это правда, но вместо того, чтобы поохотиться, мы дорого заплатили за него — ранами, шерстью (у меня выщипана половина меха на спине) и, наконец, честью. Помни, Маугли, я — чёрная пантера, была принуждена просить защиты у Каа, и мы с Балу стали глупы, как маленькие птички, при виде этой пляски голода. Вот, человеческий детёныш, что произошло из-за твоих игр с Бандар-логом.
— Правда, все это правда, — печально проговорил Маугли. — Я дрянной человеческий детёныш и теперь чувствую, как во мне тоскует желудок.
— Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?
Балу не хотелось навлекать на Маугли новых неприятностей, но шутить с Законом он не желал, а потому тихо проворчал:
— Печаль не избавляет от наказания. Только помни, Багира, он очень маленький.
— Я не забуду этого, но он был причиной беды и его нужно побить. Маугли, ты можешь что-нибудь сказать?
— Ничего, я виноват. Балу и ты ранены. Справедливо наказать меня.
Багира раз шесть любовно ударила его, с точки зрения пантеры очень легко; эти толчки вряд ли разбудили бы её детёныша, но для семилетнего мальчика они были жестокими побоями и в годы Маугли каждый мог бы пожелать избежать их. Когда все было окончено, мальчик чихнул, и, не говоря ни слова, поднялся на ноги.
— Теперь, — сказала Багира, — прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, мы отправимся домой. Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что наказание уничтожает старые счёты; все оканчивается, и никто не хмурится.
Маугли положил голову на спину Багиры и заснул так глубоко, что не проснулся даже, когда она опустила его в пещере подле Волчицы Матери.
ТИГР! ТИГР!
Теперь мы должны вернуться к первому рассказу. Когда после боя со стаей около Скалы Совета Маугли вышел из волчьей пещеры, он направился к ближайшим обработанным полям, подле которых жили земледельцы, однако не захотел остаться там, его джунгли подходили слишком близко к этому посёлку, а он знал, что теперь в зарослях у него был, по крайней мере, один злостный враг, участник Совета. Итак, мальчик пошёл дальше, держась дороги, грубо проделанной вдоль долины, и миль двадцать бежал по ней ровной рысью; наконец, увидел незнакомую местность. Долина выходила на широкую низменность, усеянную камнями и прорезанную рвами. В одном её конце помещалось маленькое селение, к другому отлого спускались густые заросли и останавливались, как бы отсечённые топором. По всей долине паслись коровы с телятами и быками и буйволы с буйволицами. Увидав Маугли, пастушки закричали и разбежались, а жёлтые собаки парии, всегда бродящие вокруг каждого поселения в Индии, залаяли.
Подойдя к деревенским воротам, Маугли заметил, что большая колючая плетёнка, которой в сумерки загораживали дорогу, теперь была отодвинута.
— Уф! — сказал он. Отыскивая по ночам пищу, мальчик, бывало, нередко перебирался через подобные баррикады. — Итак, люди и здесь боятся населения джунглей?
Он сел подле ворот, и когда какой-то человек вышел на дорогу, поднялся, открыл свой рот и пальцем показал в него, стараясь объяснить, что ему хочется есть. Встретивший Маугли индус посмотрел на него и побежал обратно по улице деревни, призывая жреца, большого толстого человека в белой одежде с красным и жёлтым знаком на лбу. Жрец подошёл к воротам; с ним явилось ещё, по крайней мере, сто человек. Все смотрели на Маугли, говорили, кричали и указывали на него пальцами.
«У этих людей нет порядочных манер, — подумал Маугли, — так могли бы держаться только серые обезьяны».
Мальчик откинул от лица свои длинные волосы и, глядя на толпу, нахмурил брови.
— Чего же бояться? — сказал жрец. — Посмотрите на рубцы на его руках и ногах. Это следы волчьих зубов. Он просто приёмыш волков, убежавший из джунглей.
Понятно, во время совместных игр волчата часто покусывали Маугли сильнее, чем намеревались, и на его руках и ногах белело множество шрамов. Однако он ни за что не назвал бы их следами укусов; он знал, как по-настоящему кусаются волки.
— Арре, арре, — сказало несколько женщин. — Бедный ребёнок, искусанный волками! Какой красивый мальчик. Его глаза точно красное пламя. Право, Мессуа, он походит на твоего сына, унесённого тигром.
— Дай-ка посмотреть, — сказала женщина с тяжёлыми медными кольцами на руках и щиколотках и, прикрыв ладонью глаза, вгляделась в Маугли. — Нет, не он. Этот гораздо худощавее, но у него выражение лица моего мальчика.
Жрец был очень умен; он знал, что Мессуа — жена самого богатого человека в этой деревне, а потому с минуту смотрел на небо и, наконец, торжественно произнёс:
— Что джунгли взяли, они и отдали. Отведи мальчика к себе в дом, сестра моя, и не забудь почтить жреца, который читает в жизнях людей.
«Клянусь купившим меня быком, — мысленно сказал Маугли, — все эти разговоры похожи на новый осмотр волчьей стаи. Ну, если я человек, я должен сделаться человеком».
Женщина знаком позвала Маугли к себе в дом; толпа разошлась. Внутри хижины были красная лакированная кровать, большой глиняный ящик для зёрна со странным выпуклым рисунком, с полдюжины медных кастрюль; в маленьком алькове стояло изображение индусского божества, а на стене висело настоящее зеркало, из тех, которые продаются на деревенских ярмарках.
Мессуа дала Маугли молока, покормила его хлебом, потом положила руку на его голову и заглянула ему в глаза. Ей думалось, что, может быть, он действительно её сын, пришедший из джунглей, в которые его унёс тигр. Она сказала:
— Нату, о Нату! — Маугли ничем не выказал, что ему известно это имя. — Ты не помнишь, как я тебе подарила новые башмаки? — Она дотронулась до его ноги, которая была жестка, почти как рог. — Нет, — печально проговорила Мессуа, — эти ноги никогда не носили башмаков, но ты очень похож на моего Нату и отныне будешь моим сыном.
Маугли чувствовал себя очень неловко, так как никогда ещё не бывал в домах; однако, взглянув на настилку крыши, мальчик увидел, что он в любую минуту сорвёт её, если пожелает уйти, а также, что на окнах нет затворов.
«Стоит ли быть человеком, — мысленно сказал он себе, — если не понимаешь человеческой речи? Здесь я так же глуп и нем, как был бы человек у нас, в джунглях. Мне нужно научиться их говору».
Далеко не для забавы Маугли, живя с волками, научился подражать призыву оленей и хрюканью кабанят.
Поэтому, едва Мессуа произносила какое-нибудь слово, Маугли тотчас, почти в совершенстве, подражал звукам её речи и ещё до наступления темноты заучил названия многих вещей в хижине.
Когда пришло время ложиться в постель, возникли затруднения. Маугли не желал спать в месте, так сильно походившем на ловушку для пантер, как хижина, и когда люди закрыли дверь, выскочил через окно.
— Не принуждай его, — сказал Мессуа её муж. — Может быть, он ещё никогда не спал в постели, помни это. Если он действительно прислан к нам вместо нашего сына, он не убежит.
Итак, Маугли растянулся в высокой густой траве на краю поля и не успел закрыть глаз, как мягкая серая морда толкнула его в подбородок.
— Фу! — сказал Серый Брат (это был старший из сыновей Матери Волчицы). — Какая награда за то, что я прошёл за тобою двадцать миль! От тебя пахнет дымом и коровой; ты совсем как человек. Просыпайся, Маленький Брат, я принёс тебе новости.
— Все ли хорошо в джунглях? — спросил Маугли, крепко обнимая его.
— Всем хорошо, кроме обожжённых Красным Цветком волков. Теперь слушай: Шер Хан ушёл и будет охотиться далеко от нас, пока его шкура не зарастёт, потому что он страшно опалён. Но он клянётся, что по возвращении кинет в Венгунгу твои кости.
— Это ещё посмотрим; ведь я тоже дал одно маленькое обещание, тем не менее узнавать новости всегда полезно. Я очень устал, очень устал от всего непривычного, Серый Брат. Однако прошу тебя, приноси мне вести.
— Ты не забудешь, что ты волк? Люди не заставят тебя забыть об этом? — тревожно спросил мальчика Серый Брат.