Царь Кровь

Иногда я просыпался и видел... Нет, снова не то. Описать трудно. Я не видел, я чувствовал,что в моей комнате кто-то есть. То ли привалившись спиной к стене, то ли ближе, может, наклоняясь надо мной, заглядывая в лицо. Я ощущал какой-то мощный силуэт, чью-то грубую силу. И злобность. Как будто этостояло в темноте, не двигаясь.
И я чувствовал, что этомной заинтересовалось. Как энтомолог, нашедший новую бабочку, которую надо наколоть на булавку.
И я знал, что оно каждую ночь возвращается меня изучать или сесть на меня, наступить босыми серыми ногами мне на грудь. Не в силах шевельнуться, не в состоянии крикнуть от ужаса, поражающего меня молнией, я лежал, парализованный страхом.
А оно заглядывало мне в лицо, и его серая морда приближалась к моему лицу, как ваше лицо к этой странице, оно тянулось вперед и хватало...
(Босые серые ноги? Откуда я это взял? Босые серые ноги, больше, чем у обезьяны, только с короткими тупыми пальцами, с треснувшими почерневшими ногтями...)
Откуда взялся этот образ?
Я ничего не видел. Мне это только снилось. Дурацкий кошмар.
И я, идя по дороге, вытряхивал из мозгов образ этого серого человека...
Серого человека?
Пораженный внезапностью этих слов, прозвеневших в сознании, я остановился как вкопанный. Почему я так подумал?
Минуту назад я бы даже не мог сказать, что думал о сером человеке. И только сейчас пришло это название, будто я начал вспоминать забытое.
Сердце заколотилось о ребра, по коже побежал мороз, живот скрутило страхом. Мне это не понравилось. Совсем не понравилось. Почему я... Почему я так до судорог боюсь обрывков припомненного сна? Потому что ведь это всего лишь сон?
Небо над головой темнело. Страх повис надо мной, как живой, как что-то темное и ужасное с огромными крыльями, машущими в призрачно-медлительном ритме сердца умирающего.
Я протянул руку и схватился за кол изгороди, схватился так крепко, что занозы впились в ладонь. Я вздрогнул... и еще раз. Было так, будто я сантиметр за сантиметром ухожу в ледяную воду.
– Слушай, Рик, кретин ты гребаный! – рявкнул я сам на себя. – Это сны, это не взаправду. Это не воспоминания о том, что было. Только сон, черт тебя побери, понял?
То есть как? Не вроде той штуки в лесу в ночь вечеринки у Бена Кавеллеро, которая...
Бах! Бах!
По долине прокатились выстрелы. В лагере было беспокойно. Что-то случилось, что солдаты у ограды могли остановить только выстрелами в воздух.
Я перебрался через изгородь и сел на крутой склон холма глядя на лес, мимо карпового пруда, посиневшего от отражения неба, в сторону лежащего вдалеке Лидса. Пожары теперь горели постоянно, как светящиеся желтые пузыри. И что-то странно мирное было в этой картине. Доносящийся из лагеря шум приглушало расстояние.
А пока я сидел, земля шевельнулась. Ничего особо драматичного, а просто будто я сижу в лодке на тихом пруду. И снова легкая рябь. Меня плавно подняло на сантиметр и плавно опустило обратно.
И все. Ни звука. Ни дрожи. Только ощущение плавного подъема и опускания. Потом это случилось снова. И снова. И снова.
Я встал и огляделся. Все было на своих местах.
Глянув в строну Лидса, я увидел вспышки света. Не зарницы, потому что не было туч. Длинные, медленные пульсирующие вспышки яркого света. Я их насчитал пятнадцать, потом они прекратились. Через пару минут снова зашевелилась земля, на этот раз заметнее. И все еще не было ни звука. Мирный вечер.
Через некоторое время я разглядел поднимающиеся над Лидсом клубы туч. Уже почти стемнело, но они выделялись снежными горами на фоне неба. Как облака над башнями-градирнями. Но только куда как больше.
У меня за спиной послышались крики. Группа мужчин лет девятнадцати-двадцати бежала ко мне с холма. Они орали и смеялись, даже отсюда было видно выражение их лиц – нетерпение пополам с жадностью.
Они несли женщину. Она кричала, на бедрах у нее была кровь. Она была голой.
Кажется, это была женщина, которая несколько дней назад остановила меня на улице. Кэролайн – так ее звали. Кэролайн Лукас и ее дочь Порция.
Банда бежала ко мне, но в последний момент свернула – дорогу им перегородила изгородь. Они направились к группе деревьев. Мелькнули глаза женщины, карие глаза, которые тогда смотрели на меня с такой верой и надеждой, были замутнены ужасом. На секунду ее взгляд встретился с моим, в нем вспыхнула надежда отчаяния. Она что-то мне крикнула, потом банда стала распевать:
ЗАБАРАТЬ ЕЕ ДО СМЕРТИ! ЗАБАРАТЬ ЕЕ ДО СМЕРТИ! ЗАБАРАТЬ ЕЕ ДО...
Как речитатив футбольных болельщиков, снова и снова, дикий и жадный крик.
Я сидел на холме, глядя, как горит Лидс. Через пять минут речевка затихла вдали. Я встал и пошел вниз.
Почему-то по коже бегали мурашки. Резко чувствительными стали ладони и веки. Трудно было избавиться от ощущения, что я покрылся грязью, и она въедается в кожу, и от нее чешется шея, руки и живот.
Я прибавил шагу и скоро оказался на берегу карпового пруда. Зеркало площадью чуть больше футбольного поля рябило в свете звезд.
На ходу разувшись, я вошел в воду. Десять шагов – и она дошла до пояса. Еще пять – и заплескалась у груди. Вода была свежей, чудо какой прохладной, она пропитывала одежду. Мысленным взором я видел жирных ленивых карпов, кружащих около моих ног, пасущихся на илистом дне.
За последние дни мне пришлось видеть больше, чем могли переварить мои тупые мозги. Чувства перегрузились. Я только что видел мощные взрывы в городе и ничем не мог этому помешать. Я видел женщину, которую тащила банда людей, одичавших всего за несколько дней. И я ничем не мог этому помешать. Будто мозг сказал: “Хватит”. А поскольку я не мог обработать весь этот поток входных данных, мозг отключился, как компьютер, оставив на дежурстве автопилот инстинктов. Глазам наблюдателя предстала бы картина: по грудь в воде идет человек, похожий на зомби – лицо без выражения, мертвые глаза, ни на что не реагирует, хоть бы звезды взорвались у него над головой.
Я пошел глубже, взрывая ногами илистое дно, вода музыкально журчала. Когда она дошла до плеч, я лег на спину, медленно шевеля ногами, плывя на ту сторону.
И пока я плыл, разум, не в силах справиться с настоящим, нырнул в прошлое. На годы назад, когда я впервые пошел купаться вечером. Очень похожий был вечер, теплый, и звезды блестели в небе алмазами. Мы были с Говардом Спаркменом, Дином Скилтоном и Джимом Келлером. Было нам всем по девять лет. Мы брызгались, плавали и говорили, что надо будет еще вечером сходить поплавать и девчонок с собой подговорить.
Но в тот раз мы были только вчетвером, плавали в темной воде и говорили о чем в голову придет. Дин подплыл ко мне, отдуваясь и отфыркиваясь.
– А когда вырастем, будем так ходить купаться?
– А Бог его знает, – ответил я и стал на него брызгаться.
– Я буду далеко, – сказал Джим. – Пойду в авиацию. Буду летать в Африке или еще где.
– Какой из тебя пилот, – хмыкнул Говард. – Ты даже на скейтборде ездить не умеешь.
– Научусь.
– А что ты будешь делать, Рик?
– А не знаю. Пацаны все думают, что будет что-нибудь потрясное, а потом идут работать по банкам и офисам. Эй, Динни, а кто дальше нырнет?
– А я все равно научусь летать, – твердо сообщил Джимми, бредя посередине пруда.
– А не надо будет.
– Это как. Дин?
– А компьютеры будут самолеты водить. Летчики не нужны будут.
– А откуда ты знаешь, как будет? – спросил я, ложась на спину и лениво шевеля ногами. – Никто не знает, что будет даже через тридцать секунд.
Говард заржал и плеснул в меня водой.
– Ага, сейчас акула подплывет и пополам тебя перекусит. А Джим ответил серьезно:
– Но ведь ты не знаешь, что с тобой будет? Не знаешь, скажем, что будешь делать в это время через неделю, а уж тем более через десять лет.
– Через десять лет мне будет девятнадцать.
– А мне двадцать, – сказал Джим. – И я буду летчиком.