Царь Кровь
Я сжал зубы, сглотнул, закашлялся. Спирт остался на месте. Сквозь выступившие слезы я видел Бена, приближавшегося своей ныряющей походочкой, будто собираясь облить нас из ведра. Он остановился.
– Леди и джентльмены, прошу внимания!
Все стихли. Все глаза смотрели на нас. Я увидел в публике Кейт, она улыбалась.
– Стивен Кеннеди, Рик Кеннеди! – продолжал Бен. – Рассказываем о вашей жизни.
Кто-то где-то нажал кнопку, заиграла музыка.
Вообще-то я должен был бы смутиться до чертиков. Но сегодня все было нормально. Такое было странное чувство, что какая-то часть от меня пропадала где-то всю жизнь, а сейчас вдруг вернулась. Я снова был целым. Стивен наслаждался каждой секундой, благодушно смеясь, когда Говард вытащил увеличенные детские фотографии меня и Стивена. И даже обязательные фотографии с голыми попками на меховом ковре.
А Бен Кавеллеро сказал своим спокойным голосом:
– Почему бы тебе не представить себя самому, Стивен? Ты куда лучше меня с этим справишься.
Стивен легко вскочил на ноги. Я с чем-то вроде благоговения видел, как он перевоплотился в профессионала и заговорил в камеру так, будто читал с телесуфлера.
– Добрый вечер! Меня зовут Стивен Кеннеди. Всего три недели назад у меня был день рождения, и сейчас мне полных четверть столетия. Я ведущий музыкальной передачи на КСТВ – это новая ТВ-станция в Сиэтле. Лучше всего назвать мою работу “видеожокей”. Эта мерзкая каша выливается на юную и не испорченную молодежь Сиэтла каждую неделю со вторника по пятницу с шести до восьми. Хобби... сейчас... ага: принимать на грудь, гонять выше разрешенной скорости, девчонки, еще девчонки... ага, и еще я почему-то не могу перестать играть в бильярд. Почему? Не знаю. Игра дико тупая, но у меня она вошла в привычку. Глупо, но я люблю эту игру. И потому, если кто-то знает средство от бильярда, ради Бога, скажите мне. Я буду вашим другом по гроб жизни.
Типичная ди-джеевская болтовня, но я видел, что Стивен умеет излучать тепло и потому купил публику сразу и со всеми потрохами.
И теперь он играл с аудиторией, как опытный удильщик, выводящий форель.
– Все говорят, что я,должно быть, тупица, раз вся моя работа – это стоять перед камерой и говорить: “Вот это видео от РЕМ, вот это от “Оазиса”, а потом будет ролик от Арманы”. Нет, у меня есть по-настоящему интеллектуальные цели. Я в прошлом году написал серьезную медицинскую книгу. – Он оглядел публику. Она была у него в руках. – Очень, очень серьезный учебник. Приемы самопомощи во избежание преждевременной эякуляции. У меня с собой есть несколько экземпляров, но они в дефиците, так что кто не успел – тот опоздал.
Раздался дружный смех. Я оглядел лица своих друзей и увидел людей, полностью свободных и радостных. И тут Бен как бы случайно вбросил мне странный вопрос, чтобы вечер не стал полностью театром одного актера.
– Рик, какое у тебя самое первое воспоминание?
– Рана от выстрела.
– Выстрела?
– Да, от выстрела.
– Где?
– В лесу, в Италии.
– Нет, в какой части тела рана?
– В затылке.
– Боже мой! Серьезная рана?
– Нет, – рассмеялся я. – Не серьезная. Бекасиная дробь.
– А ты, Стивен, – обернулся к нему Бен. – У тебя какое самое сильное первое воспоминание?
– Гм. – Стивен серьезно задумался, глядя в небо. – Наверное, как я... кого-то подстрелил.
– Кого?
– Его.
Стивен с ухмылкой уставил на меня воображаемый пистолет и спустил воображаемый курок.
Бен повернулся ко мне.
– А ты ему простил теперь, что он использовал тебя как мишень?
Я тоже заулыбался.
– Более или менее. Но помню, что боль была адская, и мать чуть инфаркт не хватил, когда она нашла меня в кухне. Ты помнишь?
– Это я помню ли? У тебя была футболка с утенком, белая. По крайней мере по идее белая. А сзади она была вся красная от крови. Я тогда подумал: “Все, я убил своего брата. Я отнял жизнь”. А ты через десять минут уже сидел и смотрел телевизор с большой миской мороженого на коленях, и был весь перемазан малиновым вареньем.
– А ты в наказание должен был смести листья во дворе?
– Ага, и двор был такой, что там десяток грузовиков можно было бы поставить.
– Рик, – сказал Бен, – скажи нам, что тебя в этой жизни интересует. Какие у тебя хобби?
– В основном музыка. Если выдается свободная минутка, я либо упражняюсь в игре на гитаре, либо играю с оркестром в Лидсе, либо организую выступления.
– А что есть у тебя такого... особенного в жизни?
Я пытался этого не сделать, но не удалось. Я глянул на Кейт Робинсон. Она ответила мне прямым взглядом своих зеленых глаз. Я пытался сохранить спокойный вид, но сердце запнулось.
– Саша... Если кто не знает, так зовут мою гитару. “Фендер Стратокастер”.
– А почему Саша?
– Я ее купил у одной старой дамы в Хаддерсфилде. Это была гитара ее сына. – Я пожал плечами. – Он недавно умер, и она мне сказала, что он звал гитару Сашей. Я это имя оставил.
Стивен одобрительно подмигнул.
– А теперь ты организовал оркестр?
– Ага, “Сандер бад”.
– Но ведь для тебя и сочинение песен работа знакомая? Я закрыл лицо руками, имитируя смущение.
– Бен, ты ведь этого не сделаешь? Скажи, что ты не будешь.
– Извини, но среди предков Кавеллеро были инквизиторы. Включите песню, мистер Спаркмен.
Говард где-то нажал кнопку, и тут же из динамиков на деревьях поплыл ползучий ритм диско.
– Да, Рик Кеннеди, это знаменитая песня “Кисс кримсон”. Записана исполнителями... где мой список? Ага, вот: Бит Герл, Джилли и Джо...
Кто-то добродушно гаркнул:
– Кто такие? Почему не знаю?
– Я тоже не знаю, – ответил я. – И не хотел бы слышать их вариант этой песни.
– Погодите, – поднял Бен лист бумаги. – Здесь еще Написано. Клод Койе, парижский шансонье. Группа под названием “Блоше...”, еще группа “Кибер фанк цанг” – испанская?
– Нет, греческая. А испанская – “Кастро ностро”. Это играется исполнение “Кибер фанк цанг”. Они играли в каждом пляжном дискоклубе от Корфу до Крита, но только в греческих территориальных водах... а как ты это добыл?
Бен вернулся к списку.
– Еще есть исполнения Мистера Зи, Сары Ли Сьюманн и знаменитое исполнение норвежского телевизионного полицейского, имя которого никто произнести не может. Господин... как его там?
– Я его зову “господин Штук”. Тоже не могу произнести его имя.
Стивен хлопнул меня по ноге. Я так же шутливо хлопнул его в ответ. Текила брала свое, и мы заржали, как клоунская парочка.
– Выкладывай, Рик, – проговорил Стивен, вытирая слезы. – Что там за история с “Кисс кримсон”?
– Нет, ради Бога! Это неинтересно.
– Мне звонят девки из Монтаны, Айдахо, Чикаго, из Вашингтона. Стивен, говорят они, расскажи нам историю “Кисс кримсон”. Мы очень хотим знать.
– Ладно, ладно... – Я заставил себя перестать хихикать. – Значит, шестнадцать лет.
– Это тебе было шестнадцать?
– Ну? Разве я этого не сказал?
– Типа сказал.
Аудитория рассмеялась вместе с нами, чувствуя, как снимает барьеры старая добрая текила.
– Ладно, значит... пятнадцать мне было?
– Шестнадцать, Рик, шестнадцать.
– Ладно, без разницы. В общем, я написал эту песню.
– “Кисс кримсон”?
– Ее. И сыграл ее со старым школьным оркестром, который тогда у меня был, “Террор фирмер”. Была тогда в школе девица... Трейси Тернер...
Волчий свист публики.
– Ага, она. – Я ухмыльнулся в ответ. – Чаще ее называли “Пампушка Тернер”. В общем... о чем это я? Ах да. Пампу... то есть Трейси, спросила меня, можно ли ей включить эту песню в демоленту, которую она пишет в Манчестере. Я сказал “конечно” и забыл начисто. И вдруг через полгода откуда ни возьмись звонит Трейси – она только уже была Шер Гейнор и пела в группе “Бит Герл”. “Кисс кримсон” вошла в их первый альбом и потом стала, кажется, пятьдесят третьей в рейтинге.
– Но ведь она сделала какие-то деньги, – сказал Стивен, откидываясь в кресле.