Ночь триффидов

Митч пожал плечами и подмигнул:
— Но ведь она не отказала мне окончательно, верно?
Митч зря тратил силы и время, втискиваясь в комбинезон. Когда мы появились в приемной Старика, нам сообщили, что второе место в истребителе займет пассажир.
К этому времени зарядил дождь. Стук капель по крыше из гофрированного железа почему-то казался мне зловещим.
Коммандеру [2]Рейнольдсу, более известному под кличкой Старик, было лет шестьдесят пять, но выглядел он на все семьдесят. Лицо избороздили морщины, щеки и двойной подбородок отвисли так, что кавторанг походил на только что пробудившегося от глубокого сна старого бульдога.
— Мэйсен, — прорычал он, — познакомься с мистером Хинкманом.
Стоящий рядом с письменным столом ясноглазый молодой человек наклонил голову и протянул руку. Он, как мне показалось, горел энтузиазмом, весьма сильно походя на розовощекого студента, получившего первое серьезное задание.
— Мистер Хинкман — метеоролог, — в характерной для него тягучей манере сообщил Старик. — И погода — его специальность. Место штурмана займет он. — Слушаюсь, сэр, — неохотно произнес я. — Но могу я спросить, летал ли когда— нибудь мистер Хинкман на реактивном истребителе?
— По правде говоря... — начал энтузиаст метеорологического дела.
Но Старик не дал ему закончить. — Нет! — рявкнул он. — И в этом нет никакой необходимости. Он будет сидеть в кабине позади тебя, Мэйсен, делая записи и фотографируя то, что должно быть сфотографировано. Ясно? — Так точно, сэр! — Вопросы есть?
— Никак нет! Но... вообще-то... — Слушаю, Мэйсен.
— Имеются ли какие-нибудь соображения о причинах наступления тьмы, сэр?
Дождь все сильнее барабанил по железной крыше. Старик молчал, почесывая отвислую щеку. Я терпеливо ждал ответа.
— Вообще-то сам я ничего подобного раньше не видел, — наконец протянул он. — Для обычной облачности слишком темно. Нечто отдаленно похожее я наблюдал в Суэце. Песчаная буря, будь она проклята, была такой свирепой, что я не видел собственной руки у себя перед носом. А вы что скажете, мистер Хинкман?
Мистер Хинкман не сразу сообразил, что его просят внести вклад в научную дискуссию. Но как только понял, его глаза засияли, и он радостно затараторил:
— Коммандер Рейнольдс попал в точку, упомянув о песчаной буре. Все известные нам облака состоят из частиц воды или льда, которые не способны полностью препятствовать проникновению света. Тучи песка, напротив, состоят из... хм-м... песчинок, естественно, которые являют собой гораздо более плотное препятствие для солнечных лучей.
— Песчаные тучи? — не скрывая изумления, переспросил Старик. — Песчаная буря на острове Уайт?! Вы, наверное, шутите?
— Ну конечно, не песчаная буря как таковая, коммандер. Но поскольку освещенность снизилась на... на сто процентов, то мы, очевидно, имеем дело с весьма необычным природным явлением...
— Вот именно. И ваша задача, джентльмены, разгадать эту загадку.
Мы с Хинкманом принялись строить гипотезы о возможном происхождении таинственных частиц, но Старик, взглянув на часы, мрачно заявил:
— Шестнадцать ноль-ноль, и если не ошибаюсь, я уже слышу двигатели вашей машины. С Богом, джентльмены.
Не тратя лишних слов — шеф вообще был неразговорчив, — он потряс руку вначале Хинкману, а затем мне.
— Отвратная погода, Мэйсен, — все же сказал он. — Жаль, что приходится посылать тебя в эту муть, но ничего не поделаешь. Долг зовет и все такое прочее...
Дождь барабанил по крыше и стеклам окон. На какой-то миг мне даже показалось, что вдалеке сверкнула молния.
Да, небеса на сей раз не выглядели дружелюбными, но у меня с ними было назначено свидание, и отложить его я не мог.
* * *
Примерно в половине пятого мы уже сидели в кабине стоявшего на взлетной полосе истребителя и ожидали от диспетчерской службы разрешения на взлет.
Я занял кресло пилота, а Хинкман, разместившись позади меня, болтал не останавливаясь. Хоть метеоролог, так же как и я, был облачен в высотный комбинезон, что для него было явно непривычно, речь его лилась легко и непринужденно.
— Наука насчитывает десять уровней формирования облачности, — вещал он, — начиная со сравнительно низких слоисто-дождевых образований и заканчивая перистой и перисто-слоистой облачностью на высоте шестнадцать тысяч футов.
Пока он болтал, я проводил предполетную проверку приборов и механизмов, а дождь безжалостно хлестал по плексигласу кокпита. В кабине стоял запах авиационного топлива. Очищенное триффидное масло имело сладковатый аромат запеченных в пироге персиков.
— У меня есть все основания полагать, — продолжал Хинкман, — что преграждающая путь свету облачность начинается довольно низко. Но это, несомненно, всего лишь разновидность облаков, известных под названием дождевых, и именно они являются источником данной грозы. Подобные облака могут простираться до высоты двадцать тысяч футов.
Силы природы, видимо, выражая согласие со словами метеоролога, выдали мощнейший грозовой разряд, и через мгновение раздался такой удар грома, что наш самолет затрясся мелкой дрожью.
— Вы меня слушаете, мистер Мэйсен?
— Конечно.
— План действий прост и элегантен. Вы будете вести самолет вверх, сквозь облака, до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Таким образом мы сможем определить мощность облачного покрова.
— Понимаю.
— Скажите, этот аэроплан способен подняться на высоту двадцать тысяч футов?
— Его потолок — примерно пятьдесят тысяч футов. Этого для вас достаточно, мистер Хинкман?
— Да... Да-да. Вполне.
Мне показалось, что энтузиазм мистера Хинкмана несколько пошел на убыль.
Полыхнула молния, залив синим светом всю округу. Силуэты деревьев в этом ослепительном сполохе были похожи на странных, готовых ринуться в атаку чудовищ. Мощный образ. Пугающий.
— Мистер Мэйсен...
— Зовите меня Дэвидом.
— Да-да... Конечно... А вы меня, пожалуйста, Сеймуром.
— Слушаю вас, Сеймур.
— Эта гроза... Я не мог не заметить, что она становится все сильнее.
— Да, душ что надо, верно, Сеймур?
— Именно, именно... — раздалась в моих наушниках некая имитация смеха. — Душ — весьма удачное слово. Но меня кое-что интересует...
— Что именно?
— Неужели нам обязательно лететь в такую погоду?
— Долг зовет, как изящно выразился коммандер Рейнольдс.
— Да-да. Он так сказал.
— И разве у вас нет желания до конца разобраться, почему вдруг возникло это инфернальное затемнение?
— Да, конечно. Но... хм-м... Как вы считаете, существует ли возможность попадания молнии в наш аэроплан?
— Нет, Сеймур, о возможности говорить не приходится. Молния в нас ударит обязательно.
— О Боже!
— Но пусть это вас не беспокоит. Вчера я уже разбил один самолет и не думаю, что разобью еще один сегодня. В такой степени удача от меня отвернуться не может. Как вы полагаете?
— Я...хм-м...
— Зеленый свет. Держитесь крепче, Сеймур. Эта детка быстро срывается с места.
Он что-то залепетал — мне даже показалось, что молитву, — но рев двигателей заглушил слова. Мгновение спустя мы взмыли в воздух и помчались на свидание с неизвестностью.
 
Глава 6
Рекогносцировка
После всего того, что было сказано и сделано, я ожидал вполне рутинного полета. Но то, что открылось мне через несколько минут, дало обильную пищу для размышления. Да, условия были не совсем обычными. Да, стартовать нам пришлось в полной тьме. Да, на заднем сиденье разместился погрузившийся в себя и ставший вдруг очень молчаливым метеоролог Сеймур Хинкман. Но «Глостер Джавелин» был ночным всепогодным истребителем и мог успешно выполнять боевые задания даже в разгар арктической зимы. Я вел машину все выше и выше. Пять тысяч футов, шесть тысяч, семь тысяч... Тьме, казалось, не будет конца.
Время от времени я связывался с базой, но докладывать, по правде говоря, было нечего.