Пригвожденное сердце

Она всегда его пугала. Безголовый мальчик. Темная горбатая фигурка. Дэвид набрался смелости и покосился на нее.
Да-а-а-а...
Она приближалась.
Он рванулся из-под стеганого одеяла и встал. Ухитрившись закрыть оба глаза одной рукой, вытянув вторую, шагнул вперед.
Безголовый мальчик, я тебе не дамся. Безголовый мальчик, что с тобой стряслось? Услышал смешную шутку? И смеялся так, что отвалилась голова? Ха! Ха!
Дэвид повторял про себя всякий вздор, чтобы не позволить воображению нарисовать слишком жуткие картины.
Безголовые мальчики — такие ослы...
У них нет ушей, и очки...
Все еще загораживаясь ладошкой от фигуры, Дэвид дотянулся до ночной рубашки.
И схватился за что-то гладкое и холодное.
Его мозг тут же сказал: МОКРОЕ.
Мокрый безголовый мальчик из глубокого синего моря.
Хочу поцеловать Дэвида; если ты сможешь найти мой рот.
Не должно быть холодным и гладким.
«Это просто стена», — подумал он с облегчением. Стены фургона из пластика.
Его рука, скользнув влево, поймала ночную рубашку и сорвала ее с крючка. Безголовый мальчик сразу стал дрянной старой ночной рубашкой, которую он все равно никогда не надевал. Скомкав рубашку, Дэвид швырнул ее в угол спальни и снова прыгнул в постель, уставившись в темный потолок.
Но сразу же резко сел на кровати. Ему послышался какой-то звук. Кажется, он исходил из стены фургона прямо позади головы. Дэвид напряженно думал.
По ту сторону стены нет никаких комнат. Звук раздавался снаружи.
Вот снова — мягкий скрип, словно что-то скользит по булыжнику двора.
Над кроватью было занавешенное окно. Все что требуется — встать на колени и выглянуть во двор.
Дэвид поднялся. Отодвинул шторку.
— Ой, Крис... Что ты со мной делаешь? Ух...
Он почувствовал, как руки жены обвили его голову и крепко прижали.
Он ощущал ее запах, ее вкус. Хотелось сжать ее так сильно, чтобы сплавиться в единое существо.
— Это прекрасно. Ох, сильнее... Не бойся... Мне не больно — ах... М-м... Сильней... Не надо... О да.
Его дыхание стало прерывистым, а сердце превратилось в мощный механический насос. Да. Он чувствовал себя невероятно могучим, огромным колоссом, нависшим над нею, способным заставить эту женщину кричать или грызть кулаки в исступленном восторге. Она принадлежала ему; она готова на все.
Рут, задыхаясь, бормотала:
— Ох... Как хорошо, как хорошо... Ой, ты сломаешь меня... Сломаешь пополам...
Механический насос победил. Он схватил ее, чувствуя горлом ее горячие всхлипывания. Мотор внутри стучал и стучал. Что бы теперь ни произошло, к нему это не будет иметь никакого отношения.
* * *
Первое, что увидел Дэвид, отдернув занавеску, было лицо.
Он широко раскрыл глаза.
Лицо широко раскрыло глаза.
Он разинул рот.
Лицо тоже разинуло рот. У него были крупные белые зубы с отчетливой щелью спереди.
Он улыбнулся. Постучал по стеклу. Лицо улыбнулось в ответ.
«Ат-ра-женье... Ат-ра-женье».
Дэвид выглянул во двор, залитый холодными лунными лучами. Свет серебрил контейнеры, которые папе предстояло завтра утром заполнить мусором.
Через открытые ворота было видно, как, мерцая и пенясь, перекатываются через насыпь волны.
Прилив. Морской форт снова превратился в маленький остров.
Сегодня ночью море местами казалось черным. Немного похоже на черносмородиновое варенье.
Что-то возникло на поверхности воды. И сразу же исчезло. Дэвид подался вперед, прижавшись носом к холодному стеклу. В воде кто-то шевелился. Может, тюлени, о которых рассказывал папа?
Мальчик всматривался изо всех сил, уверенный, что они снова покажутся.
* * *
— Крис... — задыхаясь и всхлипывая, шептала Рут. — Не останавливайся. Не останавливайся.
Ее ногти больно впились ему в шею; ноги туго обвили его, пятки ритмично надавливали на спину.
Никогда раньше он не занимался любовью так, как сейчас. Ее необузданная страсть лишь сильнее воспламеняла Криса. Их тела сцепились, и Рут обеими руками удерживала их вместе, словно отчаянно пыталась заставить его так глубоко проникнуть внутрь себя, чтобы они навсегда слились в одно — подобно двум фигуркам, вылепленным из влажной глины, которые сминают, дабы создать новую форму. Крис задыхался. Он неистово целовал ее; соль на ее груди щипала ему язык. Уже не существовало ни морского форта, ни моря, ни побережья, ни Мэнсхеда, ни страны, ни мира, ни вселенной. Только они вдвоем, сопрягшиеся, соединившиеся в единое пульсирующее существо. Мощные удары сердца грохотали у него в ушах. Все быстрее и быстрее.
Он больше не чувствовал движений собственного тела. Оно ему не принадлежало. Оно двигалось все скорее, как механический молот, безо всякой устали; выбивало старинный ритм, древний, как сама жизнь.
Рут плотоядно укусила его в шею. Неземной сладости боль — желанная; Крису хотелось, чтобы она пронзила его тело с головы до пят. Внутри все взорвалось.
Она прохрипела:
— Давай. Сейчас... Разорви меня! А!
* * *
Дэвид выглянул наружу. Там, прямо посередине насыпи, был...
Мальчик в изумлении отпрянул. Он не ожидал этого. От испуга закрыл лицо руками. В какой-то миг ему захотелось закричать. Но в последние дни он старался быть смелым.
Может, это... может, это просто...
Медленно, лишь чтобы посмотреть через них, он немного раздвинул пальцы.
На насыпи, прямо за воротами, стоял мужчина.
Однако было в нем что-то необычное.
Белое лицо. Очень, очень белое лицо.
И этот человек с белым лицом пристально смотрел на Дэвида, глядящего из окна.
Вот тогда у него и возникло сильнейшее ощущение, будто мужчина хочет, чтобы Дэвид подошел к нему. Словно тебя позвали мама или папа — просто чувствуешь, что должен это сделать.
Должен.
Но Дэвиду не разрешалось одному выходить ночью из фургона.
Очень страшно.
Одному в темноте.
Однако мужчина хотел, чтобы он подошел.
Незнакомец не двигался. Вокруг его ног уже плескались волны.
Ему не мокро?
Но Дэвид не видел его ступней в воде.
Может, маленькая лодка? Или плот?
Он почувствовал тревогу.
Подвело живот. Как тогда, когда приснился противный сон о червоточине у него под кроватью. Только сейчас было еще противнее.
А человек звал к себе.
Звал выйти.
Пора идти, Дэвид. Пора посмотреть на мужчину в воде.
Мокрая от пота пижама прилипала к коже. От этого стало холодно.
Что он тут делает?
Дэвид посмотрел вокруг. Стены морского форта были похожи на утесы, пронзающие освещенное луной небо. Почему он стоит ночью посреди двора? Босым ногам булыжники казались холодными и шершавыми. Фургон остался позади; дверь от ветра широко распахнулась. Почему он не там, под своим уютным и теплым одеялом?
Дэвид вспомнил — тот мужчина желал его увидеть.
Хотя Дэвиду было страшно, что-то внутри него требовало: иди вперед!
У незнакомца есть что-то такое, чего Дэвиду очень хотелось, вот только он не знал, что это. Но ему теперь так сильно этого хотелось.
Он хотел...
Сейчас... Дай его мне!
Я его купил. Это моё!
Дэвид услышал собственный голос — требовательный, очень требовательный.
Он почти дошел до ворот. Одна створка ворот качалась, поскрипывая на ржавых петлях. Ветерок здесь был свежее, а шум прибоя о насыпь — громче.
Белое лицо мужчины светилось. Неужели Дэвиду придется дотронуться до этого гладкого лица?.. Теперь он разглядел темные пустоты там, где должны были находиться глаза мужчины.
Мы же поменялись. Я нарочно дал волнам унести игрушки в море. Мы договорились. Я больше ничего не должен отдавать.