Тайны летней ночи
Голоса музыкантов смешивались с визгом настраиваемых инструментов. Наконец диссонанс сменился гармонией. Гадая, скоро ли их поймают, Аннабел тупо уставилась на занавески. Только бы никому не пришло в голову их раздвинуть! Она так и не отняла руки от губ Ханта и неожиданно ощутила, как он напряжен. Взглянув на него, она увидела, что злобное веселье во взгляде сменилось куда более опасным выражением.
Она застыла. Сердце заколотилось с такой силой, что ребрам стало больно. Широко раскрытыми глазами она воззрилась на Ханта, не замечая, что его свободная рука медленно поднимается. Поднимается и начинает осторожно отгибать ее пальцы, все еще прижатые к его рту, начиная с мизинца. Дыхание его все учащалось, вырываясь короткими вздохами поверх ее ладони. Аннабел мотнула головой и попыталась отодвинуться, но он уже обхватил ее талию. Она оказалась в ловушке… беспомощная, отданная на милость Ханта, не в силах помешать ему делать все, что взбредет в голову.
Последний палец был отогнут, и Хант, оттолкнув ее руку, сжал затылок Аннабел. Она оказалась в тисках. Он не причинял боли, но не давал пошевелиться или вырваться, И когда его голова опустилась, ее губы с безмолвным стоном раздвинулись, а разум померк.
Его губы завладели ее губами, нежные, но уверенные, требующие ответа. Ее била непонятная лихорадка, жар сжигал тело, жар желания, подобного которому она еще не знала. Воспоминания о том, единственном, поцелуе меркли в сравнении с этим… потому что он больше не был незнакомцем. Она хотела его с пугающим отчаянием. Он касался губами подбородка, щек, лба, оставляя повсюду огненный след, прежде чем снова завладеть ртом. Аннабел ощутила прикосновение кончика его языка к своему, и это было так неожиданно, что она отпрянула бы, не держи он ее так крепко.
Музыкальный разнобой отдавался в ушах, напоминая об угрозе обнаружения. Она вынудила себя расслабиться, хотя все еще дрожала. Следующие несколько минут придется позволять ему все, что он только пожелает, лишь бы не обнаружить свое присутствие в этой комнате.
Хант снова припал к ней, лаская языком и губами. Она была шокирована таким интимным обращением и еще больше — невыразимыми ощущениями, терзавшими особенно уязвимые части тела. Восхитительная слабость одолела Аннабел, и она пошатнулась, слепо шаря по его затылку, чувствуя под пальцами шелковистую массу волос. Нерешительные касания ошеломили его до такой степени, что она услышала долгий прерывистый вздох, словно он больше не мог сдерживаться. Он погладил ее щеку, чуть отстранился, игриво прикусил сначала ее верхнюю губу, потом нижнюю, обдавая теплом своего дыхания. Сама не зная почему, она обняла Ханта, притянула его голову к себе, и когда его губы прижались к ее губам в почти исступленном поцелуе, едва не застонала, но вовремя спохватилась и спрятала лицо у него на плече.
И только сейчас почувствовала, как неровно поднимается и опускается его грудь. Как тяжело бьется его сердце. Он резко, почти грубо, потянул ее за волосы, откидывая голову. Прокладывая поцелуями огненную дорожку от впадинки за правым ухом. Пробуждая к жизни чувствительные нервы. Обводя тонкую вену языком. Его пальцы скользнули по ее плечу, поглаживая ключицу. Он чуть покусывал ее шею… нашел местечко, прикосновение к которому заставило ее вздрогнуть, и продолжал ласкать его, пока еще один стон едва не сорвался с увлажненных поцелуями губ. Отчаянно отбиваясь, она сумела отвлечь его на несколько минут, прежде чем последовал очередной долгий поцелуй. Его ладонь погладила шелк, закрывавший ее грудь… раз… другой, третий… и каждый раз жар его кожи все глубже проникал через слои ткани. И когда ее сосок превратился в тугой бутон, Саймон продолжал нежно гладить его кончиками пальцев, пока он еще больше не затвердел. Она бессильно обмякла, открытая неспешной ласке его языка, искусным поглаживаниям рук. Этого не должно было случиться, но она таяла от наслаждения, поглощенная чувственным пламенем.
Он заставил ее забыть обо всем в эти безмолвные краткие мгновения. Она потеряла счет времени, не понимала, где они и кто. Знала только, что желает его близости… прикосновений… горячих рук… упругой плоти… твердости губ…
Аннабел цеплялась за его рубашку, пока она не выскочила из брюк, сгребала в горсти белое накрахмаленное полотно в отчаянной попытке добраться до обнаженной кожи. Он, похоже, понял, что у нее просто нет опыта в обуздании столь буйного желания, поэтому поцелуи стали нежнее, легче, а его руки успокаивающими движениями гладили спину Аннабел. Однако все эти старания имели совершенно противоположный эффект: она сильнее впивалась в него губами, а тело извивалось в каком-то невероятном ритме. Наконец он зарылся ртом в изгиб шеи, держа Аннабел в сокрушительных объятиях. Она была абсурдно благодарна за почти жестокую хватку, помогавшую сдержать безумную дрожь. Так они стояли, казалось, целую вечность, пока до Аннабел сквозь дымку страсти не дошло, что в комнате воцарилась тишина. Музыканты приготовили инструменты к балу и ушли. Хант поднял голову и осторожно отвел занавеску. Удостоверившись, что комната пуста, он обернулся к Аннабел и заправил ей за ухо прядь блестящих волос.
— Никого, — прошептал он.
Слишком потрясенная, чтобы мыслить связно, Аннабел молча смотрела на него. Кончиками пальцев он обводил ее горячую щеку, распухшие губы, и она с чем-то вроде отчаяния ощутила мгновенную ответную реакцию своей неудовлетворенной плоти, истерически заколотившийся пульс, волну наслаждения, окатившего тело. Давно пора отодвинуться от него, иначе ее отсутствие скоро заметят. Но к собственному стыду, она оставалась неподвижной, жадно впитывая ощущения от ласк Ханта. Он снова нагнул голову и впился в ее губы, одновременно расстегивая пуговицы, тянувшиеся по спинке платья. На этот раз она не смогла больше сдерживать стоны, тихие крики, вздох облегчения, когда тесный корсаж внезапно ослаб. Покрой платья сделал невозможным носить корсет с чашечками. Пришлось надеть другой, доходивший до линии бюста, так что груди были совершенно свободны.
Не прерывая поцелуя, Хант увлек ее на скамью и усадил себе на колени. Корсаж сполз еще ниже, обнажая полные холмики. Неожиданно встревоженная такой вольностью, Аннабел слабо попыталась оттолкнуть его, но он прижался губами к тому месту, где испуганной птичкой трепыхалось ее сердце. Обняв ее за спину, он скользнул губами к соску, и при первом же прикосновении она перестала сопротивляться и замерла. Сжатые кулачки легли на его плечи. Он взял сосок в рот, лаская языком, пока нежный бугорок не затвердел, а вены не наполнились жидким медом. Он что-то успокаивающе бормотал, потирая сосок большим пальцем. Что-то неразборчиво бормоча, она обвила руками его упругую шею и ахнула, когда его губы сомкнулись на другом соске и потянули.
Водоворот желания вновь увлек ее, срывая протяжные стоны с губ и заставляя тело ритмически двигаться. Ханта терзала та же неутолимая потребность: она чувствовала это в бешеном биении его сердца и тяжелом, затрудненном дыхании. Но он, казалось, был способен лучше контролировать свою страсть, чем она: движения его туб и рук оставались осторожными и сдержанными. Она билась в оковах своего платья, хватаясь за рукава его фрака и жилет: слишком много одежды повсюду, и она сходила с ума от желания ощутить его обнаженную плоть в своей…
— Легче, милая, — шептал он. — Расслабься. Нет, сиди спокойно…
Но она никакие могла заставить свое тело повиноваться, не могла остановить конвульсивные движения бедер и прерывистые мольбы, слетавшие с измятых поцелуями губ.
Хант продолжал обнимать ее, что-то неразборчиво шепча, проводя губами по ее лицу, нежно гладя грудь. Она вдруг поняла, что он поправляет ее одежду, переворачивая, как куклу, застегивая пуговицы. В какую-то минуту он даже тихо, потрясенно рассмеялся, словно пораженный собственными действиями. Позже Аннабел вспомнила, что он казался столь же потрясенным, но тогда, в огне неудовлетворенного желания, она не могла размотать клубок спутанных мыслей. Но и желание постепенно покидало ее, оставляя тошнотворный осадок стыда.