Вампиры в Москве
Карета с кучером и Эмилем, тогда еще обычным слугой, остались ждать пробуждения господина перед входом. Кучер по привычке дремал на облучке, а Эмиль неторопливо прогуливался по окружающим холмам, заодно наблюдая, не направляется ли в их сторону кто-нибудь нежелательный. И вдруг, где-то к полудню неожиданно начался оползень. Талые ли воды подмыли почву или процесс, подтолкнуло небольшое и почти незаметное землетрясение, но вход в пещеру оказался заваленным многометровой толщей земли. Карета с кучером упала в расселину, и лишь везунчик Эмиль чудом уцелел, уцепившись за какое-то дерево. Ни змея, ни кошка — в какого бы зверя не превращался вскоре проснувшийся Раду, не находилось такой щелочки, чтобы через нее выбраться на волю.
Он и так-то был не особенно сыт, намереваясь поужинать вечером каким-нибудь случайным путником, а каждое новое превращение отнимало изрядно сил. И тогда Эмиль самостоятельно додумался побежать за помощью. Места там глухие, малонаселенные, так что до ближайшей деревни пришлось добираться долго, несколько дней, но в итоге все обошлось. Эмиль оказался достаточно умен, чтобы не сообщить крестьянам, кого именно им придется извлекать из завала. Человек двадцать пять за обещанное вознаграждение подвязались очистить вход, чем и занимались несколько суток. К моменту вызволения из каменного плена Раду уже настолько оголодал, что едва удержался не вонзить зубы в первую попавшуюся шею. Работникам предложили приехать за деньгами в замок Келед, после чего они, испуганные и разочарованные, разбежались. А зря! Им бы наверняка щедро заплатили.
Вот такая давняя история. Но, в конце концов, Раду бы и сам мог разгрести завалы. Конечно, мог бы!
ДВА ВАЖНЫХ СОБЫТИЯ ПОСЛЕ ОТЪЕЗДА РАДУ
Раду собирался в дорогу быстро, даже нервно, словно каждый лишний час в доме отца был невыносим. Все уже окончательно решено, так чего тянуть? Зачем удлинять путь прощания ненужными диалогами?!
С собой Раду намеревался взять минимум вещей, ибо вещи имеют неприятное обыкновение напоминать, а этого не хотелось. Воспоминания и для обычной жизни тяжелы и болезненны, а если накапливаются не двадцать-тридцать, а более ста лет, то становятся совершенно неподъемным грузом. Среди множества вещей, которыми успел обрасти, Раду выбирал самое безликое, но почти все успело насквозь пропитаться духом замка. По крайней мере, так казалось. Поэтому, решив глобально обновить гардероб уже в Риме, где и мода и портные наверняка лучше, он ограничился двумя парами однотипных черных костюмов, несколькими рубашками и свитером. Все это сиротливо отправилось на дно огромного саквояжа, столь вместительного, что он казался изготовленным из кожи целого теленка.
Нацепив на крючковатый нос темные очки, не особо оправданные для столь позднего времени суток, непокорные сын сначала снял с шеи Ладонь, но потом передумал. И вовсе не из-за желания ностальгировать, глядя на талисман. Но вдруг это не просто игрушка, вдруг в ней действительно скрыта какая-то тайна? Отец ведь так и не удосужился просветить детей относительно истинного назначения, одни лишь высокопарные разглагольствования. А, может, и сам не знал.
Ну, собственно говоря, и все. Пора! Весьма прохладно простившись с домочадцами и пообещав при первом удобном случае написать, Раду вместе с кучером Санду в весьма неприметной карете без опознавательных знаков отправились в дальний и опасный путь. Им предстояло преодолеть немало километров по враждебным к одиноким путникам дорогам.
Прошло уже несколько часов после отъезда Раду, глубокая ночь распростерла черные крылья на миром и медленно взмахивала ими, вызывая едва заметные приливы ветра. Граф Влад все еще сиротливо стоял на балконе Башни Скорби и грустно смотрел вдаль поверх крепостных стен. В прохладном воздухе давно замолкли окрики кучера Санду, а мягкая земля поглотила последние звуки стука колес кареты, увозившей сына. Тьма сгущалась, как черная кровь, наполняя сердце безнадежностью — наверное, им уже не встретиться на этой земле. А что там, после? Странные размышления для того, кто собирается прожить еще века. Но, с другой стороны, произошла вторая серьезная утрата в его новой жизни, несущая все больше одиночества и отрешенности от мира. Так мало родственных душ и так много времени впереди. И Келед все больше превращается в могилу.
Конечно, он продемонстрировал твердость, конечно, поведение сына стало представлять серьезную опасность для уклада их жизни и для самой жизни, но может стоило попытаться переубедить? Все ли возможности были испробованы? Все ли доводы приведены? Проклятая гордость, он фактически выгнал Раду! Впрочем, дело сделано, карета далеко и теперь от графа уже ничего не зависит. Вот если бы сын одумался и вернулся с покаянной, если бы хотя бы забыл какую-нибудь важную вещь!
На какой-то момент показалось, что всесильные боги услышали эту молитву. По дороге к замку послышался характерный стук колес и ржание лошадей. Разводной мост еще не подняли и экипаж остановился прямо перед закрытыми воротами.
Увы, надежда на возвращение сына длилась недолго. Еще с балкона граф увидел, что подъехавшая карета и размером больше, да и коней в упряжке не четыре, а шесть. На дверце красовался золоченный герб Надсади.
(— как же он не вовремя приехал!)
Но барон из кареты не вылез, хотя Эмиль уже приготовился поддержать «ловкача» и почтительно замер перед дверцей. Из кареты вообще никто не вылез, зато надменный кучер вручил послание для господ графов и быстро уехал. Конечно, странно гнать в такую даль карету ради какой-то бумажки, которую вполне мог привезти и обычный посыльный верхом на лошади, но у барона свои причуды. У всех свои причуды.
В каминном зале, где уже очень давно не зажигали огня, сидели Мириам и Йон. Скоро к ним спустился и граф, которому адресовалось послание. Оставаться наедине со своими печальными мыслями ему сейчас совершенно не хотелось. Удалив Эмиля, тут же прислонившего ухо к неплотно закрытой двери, граф зачитал вслух короткое послание, судя по почерку, написанное под диктовку.
Любезный граф!
Тяжелая болезнь приковала меня к постели и не дает возможности приехать к вам, лично поделиться своей удачей. Костлявая рука смерти уже занесла свою ржавую косу, еще несколько дней, максимум — неделя, и я умру…
Но умру не только я. На моем смертном одре исчезнет и секрет средства Локкус, который я все-таки нашел, нашел вопреки Вашему неверию и насмешкам. Я уверен в этом, как уверен и в том, что вам не стоит медлить с приездом.
Я жду Йона или Раду. Я буду ждать их до последнего вздоха и если они не найдут времени приехать, это будет самая большая ошибка вашей жизни.
барон Надсади
замок Сатура
Йон во время чтения сумбурной записки не скрывал саркастической усмешки — очередная ерунда. Как же эти люди любят выдавать желаемое за действительное, как они наивны, особенно когда дело касается их жизни и смерти. Целые Библии готовы исписывать и остальных уверять в важности пустых псалмов. Граф же реагировал на содержание послания негативно. Он сильно подозревал, что Локкус — не более чем красивая сказка, игра воспаленного ума. Обретя фактическое бессмертие, получив возможность превращаться в зверей и птиц, вампиры не могли не заплатить за это. Принцип равновесия. И невозможность находиться на солнечном свете и отбрасывать тень — не такая уж высокая цена:
— Что скажете, дети? Лично мне вся эти опыты изрядно надоели. Не доставляет ли сумасшедшему барону удовольствие нас дурачить, как дурачат детей волшебной палочкой? Или он что-то разнюхивает, прикрываясь своей красивой сказкой?
Мириам молчала. От нее вообще редко добьешься слова, а в недавней дискуссии со старшим братом она выложила чуть ли не месячный объем. В конце концов, ей хорошо и без Локкуса.
Йон пожал плечами:
— В подвох слабо верится, равно как и в успех его алхимических экспериментов. Но в одном можно не сомневаться — скоро его черти в ад заберут. В последний раз совсем плохой приезжал. А в аду по его душу уже давно специальная сковородка припасена.