Кровавое наследие
Разрозненные образы жуткого конца его товарищей вновь закружились в сознании Норрека, не давая сосредоточиться на чём-то конкретном. Солдат молился: умолял их покинуть его, но чувствовал, что страшные картины теперь будут сопровождать его вечно.
Ладно, пусть ему не избавиться от ночных кошмаров, но ведь, возможно, он ещё способен что-то сделать с проклятой железной одёжкой. Фаузтин был колдуном, пользующимся известной славой, но даже Вижири признавал, что есть множество профессионалов, куда более умелых и знающих, чем он.
Норреку надо всего лишь отыскать кого-нибудь из них.
Он посмотрел на восток, затем на запад. На востоке не ждало его ничего, кроме высоких зловещих гор, в то время как запад, казалось, давал немного больше простору. Конечно, Норрек понимал, что его предположения, возможно, и неверны, но он решил, что это лучшая из имеющихся возможностей и стоит направиться именно на запад.
От сырости и леденящего ветра он уже продрог до костей, так что предпочёл поскорее начать своё путешествие. Весьма вероятно, что он умрёт от истощения, ещё даже не добравшись до тор, но что-то внутри него говорило, что этого не случится. Доспехи Бартука завладели им не для того, чтобы вот так просто дать загнуться посреди этой глуши. Нет, у них на уме что-то другое, что-то, что со временем даст о себе знать.
Норрек не слишком ждал этого откровения.
Солнце скрылось за облаками, затянувшими все небо, и стало ещё холоднее. В воздухе висела влага. Тяжело дыша, Норрек упрямо толкал себя вперёд. До сих пор ничто не указывало на то, что он движется в нужном направлении. Измотанный ветеран думал, что он наверняка шагает в прямо противоположную сторону от той, куда бы следовало идти. Ведь какое-нибудь горное королевство могло раскинуться за ближайшей грядой на востоке.
Однако эти мысли, пусть и невесёлые, помогали Норреку не свихнуться окончательно. Каждый раз, когда он отвлекался, его сознание неизменно возвращалось к гробнице и тому ужасу, частью которого он был. Лица Фаузтина и Сэдана преследовали его даже сейчас, в воображении Норрека они осуждающе смотрели на него из полумрака.
Но они мертвы, и, в отличие от Кровавого Полководца, таковыми и останутся. Лишь чувство вины Норрека продолжало терзать его.
Около полудня он начал спотыкаться. До солдата, наконец, дошло, что с тех пор, как он пришёл в себя, во рту не было ни крошки, да и накануне ужинали они рано. Если он не планирует вскорости упасть и умереть, то надо бы поскорее отыскать чего-нибудь съестного.
Но как? У него нет ни оружия, ни капканов. Воду можно добыть, просто собрав снег с верхушек ближайших валунов, но с настоящей едой дело, кажется, обстоит потруднее.
Решив, по крайней мере, утолить жажду, Норрек подошёл к невысокому нагромождению камней, где прохлада теней не позволила растаять снегу и льду. Он сгрёб, сколько смог, грязноватых кристаллов и принялся жадно сосать их, не заботясь о грязи и травинках, попадающих в рот вместе с желанной влагой.
Через пару секунд в голове немного прояснилось. Сплюнув кусочки земли, Норрек задумался, что же делать дальше. Дикие животные ему не встречались — разве что птицы. Без лука или рогатки у него нет шансов сбить одну из пернатых тварей. Но пища всё же необходима…
Внезапно его левая рука пришла в движение, совершенно непроизвольно. Пальцы разошлись веером и согнулись, словно Норрек сжал невидимый шар. Затем рука в перчатке стала поворачиваться, пока ладонь не обратилась к ландшафту прямо перед обескураженным бойцом.
С его губ сорвалось одно лишь слово:
— Джезрат!
Почва в нескольких шагах от Норрека прогнулась. Сперва он подумал о землетрясении, но нет, образовалась лишь небольшая трещина где-то шесть на три футов. Остальное пространство вокруг даже не дрогнуло.
Его нос сморщился, когда из маленькой, но, несомненно, глубокой щели поднялся зловонный дым. Воздух, которого касались ядовито-жёлтые клубы, словно сгорал.
— Искари! Войют! — Новые слова вылетали из его рта с неимоверной яростью.
Из трещины раздался неприятный скрежет. Норрек хотел попятиться, но ноги не послушались его. Скрежет нарастал, перемежаясь пронзительными животными звуками.
Когда на свет дня, словно нехотя, появилась, протиснувшись сквозь землю, чудовищная морда, Норрек задохнулся. Из чешуйчатой головы выступали два зазубренных, изогнутых рога. Жёлтые кругляки глаз с полыхающими красными зрачками, избегающие глядеть на небо, с явственной горечью сфокусировались на человеке. Короткий приплюснутый нос создания подёргивался, чуя что-то отвратительное. Норрек понял, что этим отвратительным был он сам.
По краям разлома возникла пара трёхпалых когтистых лап, и жуткая тварь выбралась на поверхность. Лапы были гигантские, а когти загнуты вверх. Норрек не мигая смотрел на создание, явившееся из подземного мира, — подобие гуманоида, горбатого обитателя глубин, едва достающего макушкой до талии человека, но демонстрирующего под чешуйчатой и одновременно покрытой шерстью кожей удивительную мускулатуру.
А затем к первой бестии присоединилась вторая… а там и третья, и четвёртая, и пятая…
После шестой внушающая страх стая перестала прибывать, но их и так было на полдюжины больше, чем стремился видеть Норрек. Чертяки бормотали что-то на своём непонятном наречии, очевидно, недовольные тем, что оказались здесь, тем, кто стоял сейчас перед ними. Несколько открытых зубастых пастей шипело на Норрека, меж тем как остальные просто скалились.
— Гестер! Искари!
Странные слова снова обескуражили его, но их влияние на стаю монстров оказалось ещё более поразительным. Вызывающее, пренебрежительное поведение мигом прекратилось, и демоны-чертяки пали ниц перед человеком — некоторые даже зарылись в землю, чтобы показать свою низость.
— Довру Сести! Довру Сести!
Что бы ни означала эта фраза, она обратила рогатых чудовищ в паническое бегство. Скрежеща и издавая квакающие звуки, они помчались во все стороны так, будто сама их жизнь зависела от скорости.
Норрек устал. Каждый раз, когда незнакомые слова слетали с его губ, он чувствовал, как замирает сердце. Язык напоминал тот, которым пользовались Фаузтин и другие Вижири, встречавшиеся ветерану за долгие годы службы, но звучал он грубее, мрачнее, чем всё, что когда-либо выкрикивал ныне убитый друг Норрека.
Но времени подумать на эту тему у бойца не оказалось — вдалеке вдруг вновь раздалось «милое» щебетание чудищ. Норрек уставился на юг и разглядел двоих возвращающихся вприпрыжку монстров: они волочили разорванные, окровавленные останки козы.
Он был голоден — и вот получил пищу, средство к существованию.
При виде туши Норрек побледнел. Он, конечно же, часто закалывал животных и ел их, но чертяки явно получали удовольствие от захвата и умерщвления невезучей жертвы. Голова козы болталась, почти оторванная от тела, ноги висели переломанные. Из бока несчастного животного вырвали здоровенный кус мяса, и кровь, хлещущая из этой обширной раны, оставляла позади тёмно-красный ручей.
Гротескные создания уронили добычу перед Норреком и заскакали прочь, едва не столкнувшись с третьим членом стаи, тащившим маленькую растерзанную тушку, когда-то, видимо, бывшую кроликом.
Ветеран с подозрением осмотрел омерзительные подношения, размышляя, можно ли тут разыскать для себя съедобный кусок. Может, клыкастые бестии и необыкновенные охотники, но их подход к делу заставляет беспокоиться.
Три оставшихся демона явились через пару секунд, каждый волоча собственную добычу. Разорванную в клочья ящерицу Норрек немедленно отмёл, отдав предпочтение притащенной только что паре кроликов и отказавшись от того, который был принесён раньше.
Но когда он потянулся к ним, левая рука опять взбунтовалась. Латная перчатка застыла над кроликами, и немыслимый жар опалил пальцы Норрека.
— Проклятие! — Он ухитрился отшатнуться назад. Жар тут же угас, но едва не сожжённую руку все ещё дёргало. Собравшиеся в кучку чертяки скрежетали о чём-то, на этот раз, кажется, то ли недоумевая, то ли насмехаясь над его недомоганием. Однако быстрый яростный взгляд заткнул им пасти.