Детство в Соломбале

Дверь каюты и люковая крышка трюма были зако­лочены гвоздями. Но у нас был топор. Отогнув гвозди у двери, мы спустились в маленькую каюту, где обычно на баржах живут шкипер и водолив.
Маленькая дверца, которая вела из каюты в трюм, была заперта на внутренний замок. Сколько ни старал­ся Костя открыть дверь лезвием топора, она не подда­валась. Тогда он обухом топора выбил одну нижнюю доску. Доска отскочила, но сразу же во что-то уперлась.
Костя просунул в щель руку. Мучимый любопытст­вом, я замер в ожидании.
– Что-то железное, – шепнул Костя, – и деревян­ное. Кажется, ружье…
– Ну-ка дай, Костя, посмотреть!
Просунув руку в щель, я ощутил холод смазанного железа и гладкую, полированную поверхность дерева. Насколько было возможно, я протягивал руку все даль­ше. Там были два приклада, три… четыре…
Признаться, мы здорово перепугались. А вдруг здесь, на кладбище, кто-нибудь есть!
– Пойдем посмотрим, – шепотом предложил Кос­тя. – Если кто тут есть, надо тикать.
Мы выбрались из каюты и осмотрели всю баржу. Нигде ничего подозрительного не заметили.
Снова спустившись в каюту, мы выбили еще одну доску. Костя зажег спичку.
Десятки винтовочных затыльников, густо покрытых маслом, смотрели на нас глазками шурупов.
– Вот так клад!
– Что же нам делать, Димка?
– Не знаю.
– Нужно посмотреть трюм с палубы. Гвозди у трюмного люка были крепкие и большие, настоящие барочные. Топору они не поддавались. Мы исцарапали руки и облились потом, прежде чем откры­ли крышку. Под крышкой лежал двойной слой просмо­ленной парусиновой прокладки.
Трюм баржи был заполнен ящиками с патронами. Удивленные, мы долго молчали. Что же делать нам с этакой находкой?
– Заявить? – Костя вопросительно взглянул на ме­ня и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ни за что на свете!
– Что же будем делать, Костя? Так и оставим?
– Если бы у меня был отряд, всех бы вооружил!
– Костя, а если бы нам взять по одной? Пригодят­ся, когда на фронт побежим.
– Возьмем по две и спрячем, а остальные все в во­ду. Чтобы белым не досталось!
Мы вернулись в лагерь. Мне было жалко топить вин­товки и патроны. Может быть, пригодятся. И тут я вспомнил: оружие нужно архангельским большевикам.
– Какие мы с тобой болваны, Костя! – крикнул я. – И как мы сразу не догадались… Нужно об этом сказать Николаю Ивановичу.
Костя даже подпрыгнул и щелкнул себя в лоб: го­лова дубовая! Как он сам не догадался!
– Нужно увести баржу в другое место, – сказал я. – Кто-то о ней знает.
Однако вдвоем мы не смогли даже и пошевелить плавучий склад оружия и боеприпасов.
Пришлось закрыть люк и двери и покинуть баржу. Нужно было скорее ехать в город. Кое-как мы промая­лись до рассвета. Спать не могли. Кто же сможет спать, пережив такое удивительное приключение!
Когда солнце вылезло из-за верхушек деревьев, мы залили костер, подняли парус и поплыли, держа курс на Архангельск.
 
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ОРУЖИЕ ЕСТЬ!
Когда мы прибежали к Николаю Ивановичу и сооб­щили о находке, нам не поверили.
Мы рассказывали торопясь, захлебываясь и переби­вая друг друга.
– Все шхуны старые престарые, а баржа эта новенькая. Зачем такая баржа на кладбище стоит… Тут я и говорю Димке.
Костя перевел дух и взглянул на меня. А я не вы­держал:
– Стой! Ведь это я тебе, Костя, говорю «Помнишь, Костя, та самая баржа…»
Николай Иванович сидел у стола, расчесывал своп пышные седые усы гребеночкой и, должно быть, думал, что мы с ума сошли или вычитали всю эту нелепую ис­торию в книжке. Он чуть заметно улыбался, но не останавливал нас. Давайте, мол, рассказывайте для развлечения, пока время есть. Забавно! Вот ведь какие штуки можно в книге вычитать! Ребята – они ребята и есть.
На кровати лежал человек, которого мы раньше не встречали. Он лежал, не сняв пиджака, закинув ноги на стул, чтобы не запачкать одеяло. Николай Иванович называл его товарищем Королевым.
Королев курил, смотрел в потолок в одну точку и, наверно, что-то обдумывал. Потом он стал посматривать на нас и прислушиваться. Наконец он даже присел на кровати.
– Тогда я схватил топор, – с жаром рассказывал Костя, – да ка-а-ак ахну по двери! Доска так и вы­летела…
– Я туда руку запустил и…
– Да подожди ты, Димка' Дай по порядку… Вот не поверите, смотрю – винтовка. Спросите у Димки…
Мы замолчали – что скажет на это Николаи Ива­нович?
– Постойте, ребята, а какая это баржа? – вдруг спросил Королев. – На ней написано что-нибудь? Ну, название есть?
– Названия никакого нету, – покачал головой Костя. – А написано на носу только желтыми буквами…
– «Лит. В»! – добавил нетерпеливо я.
Мне все казалось, что Костя рассказывает чересчур медленно. Тянет и тянет!
– Да, «Лит. В», – подтвердил Костя. – Мы толь­ко никак не могли отгадать, что это за «лит» такое.
– Эх, черт возьми! – вскричал Королев так, что мы даже испугались. – Да ведь это же та самая баржа!
Он схватил Костю в охапку и закружил его. Потом так же схватил меня и поднял до потолка.
– Нет, неужели этот Прошин правду писал?.. Нико­лай Иванович, принеси-ка мне мою зеленую папку.
Ошеломленный механик выбежал из комнаты. Он вернулся с канцелярской папкой, завязанной тесемками.
Королев порылся в папке и вытащил вчетверо сложенный листок бумаги.
– Да-да, да да… – повторял он, читая про себя. Потом он передал письмо Николаю Ивановичу. – Видите, видите, ясно сказано «Литерная В находится в надежном месте». По правде, я не очень верил этой записке. Прошин писал ее в тюрьме. Но только его так измучили, что бедняга не выдержал… помешался. Пом­нишь, Николай Иванович, я говорил тебе об этом… А кроме того, я плохо знал этого Прошина. Могла быть провокация. А теперь можно предполагать…
…Вероятно, в тот самый день, когда был потоплен «Прибой», моторист Прошин заметил одиноко плыву­щую по Двине баржу. По осадке легко было определить, что баржа с грузом. Обнаружив в барже винтовки и патроны, Прошин отбуксировал ее своим катером на кладбище кораблей. По возвращении в Архангельск он был арестован. И тайна оружия ушла с ним в тюрьму.
Зимой Королев получил от Прошина записку, но подпольщикам уже было известно, что моторист после допросов и пыток сошел с ума.
Так вот как попала баржа на корабельное кладбище! Конечно, Прошин не указал места, опасаясь, что запис­ка может попасть в руки тюремщиков. Кроме того, он, может быть, надеялся, что его скоро освободят.
– А что же вы там делали, на этом кладбище? – неожиданно спросил Николай Иванович.
Было немножко стыдно и смешно признаваться и рассказывать о поисках клада.
Николай Иванович и Королев долго смеялись и хва­лили нас. Потом Николай Иванович угостил нас чаем, и мы отправились домой счастливые и веселые.
Спустя три дня мы снова поплыли на кладбище ко­раблей. Когда наша «Молния» вышла на широкую реку, Костя сказал.
– Смотри лучше, они должны быть тут!..
На реке было тихо. На востоке ровный бледно-розо­вый восход солнца предвещал ясную и безветренную погоду. Поеживаясь от ночной прохлады, Костя неторопливо греб и напевал.
Нас ни в чем нельзя было заподозрить: в шлюпке лежали удочки и донницы, банка с червями-наживкой и сачок. Обычное дело – ребята поехали ловить рыбу.
На середине реки я заметил две лодки.
Костя трижды поднялся со скамейки во весь рост. Это был условный знак – «свои».
Верст пять мы плыли одни, не сближаясь с лодоч­никами, направлявшимися также на корабельное клад­бище. Три лодки, плывущие вместе, могли вызвать по­дозрение.
Только когда Архангельск скрылся за поворотом реки, мы подплыли к лодкам и поздоровались с под­польщиками. Среди них был знакомый уже нам Коро­лев. Николай Иванович на кладбище не поехал. Во-пер­вых, он был уже стар, чтобы работать на разгрузке, а во-вторых, ему нельзя было покинуть свою паровую шаланду.