Трехдневный детектив
— Пожалуйста, присаживайтесь!
— Спасибо, у меня мало времени. Скажите, пожалуйста, когда ваш муж был дома в последний раз?
— Сегодня.
— В котором часу?
— До поездки в банк.
— Вы хотите сказать, что он уехал… — Алвис растерялся.
— Он сегодня работает в вечернюю смену, а приехал из гаража перед банком.
— Почему?
— Скажите, что случилось?
— Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
— Он взял плащ.
— Зачем? Сегодня ведь небо чистое.
— Не знаю.
— Что еще он взял?
— Не знаю. Не посмотрела. Скажите, пожалуйста…
— Вы сказали, он взял что-то еще, но вы не посмотрели, что именно.
— Утверждать я не могу. Я только слышала, как он в коридоре открывал свой шкаф с инструментами.
— Покажите мне этот шкаф!
Шкаф был встроен в стену и находился почти у самой входной двери. Охотничьи ружья холодно поблескивали в нем воронеными стволами. Рядом с ружьями висели патронташи. На полке, которая отделяла верхнюю часть шкафа, виднелись пачки патронов с большими красными номерами калибров на торцах, весы, мешочки с дробью и круглые коробки с бездымным порохом.
— Все ли ружья на месте?
— Да, все четыре.
— Вы уверены?
— Да. Три зарегистрированы, одно нет, — она показала на крайнее ружье.
Алвис быстро заглянул в стволы. Нет, из этих ружей сегодня не стреляли.
— Когда он приехал, в машине был еще кто-нибудь?
— Нет.
— Вы уверены?
— Он въехал во двор. Я стояла в кухне у окна и все прекрасно видела.
— И он сказал, что приехал только за плащом?
— Он ничего не сказал, — она зло усмехнулась. — Уже недели две, как мы не разговариваем.
Нелли Римша довольно подробно описала одежду мужа, по просьбе Алвиса отыскала в альбоме фотоснимки.
— У вас есть телефон?
— Да.
Но Алвис передумал и не стал звонить Конраду, На улице шофер со скуки гонял мотор. Над калиткой дома напротив торчала голова любопытной девчонки с черными как смоль волосами. В открытое окно особняка смотрел круглолицый мужчина в очках, должно быть, ее отец.
— Гони! — Алвис прыгнул на сиденье рядом с шофером.
В тот момент, когда машина тронулась, Нелли упала на один из мягких стульев и начала всхлипывать. Всхлипывания постепенно перешли в вопли — у нее началась истерика.
Старая дорога ответвлялась от новой неподалеку от главного перекрестка и была, безусловно, короче.
На шоссе автоинспекторы все еще нагоняли страх на шоферов.
— Куда едем?
— В фотолабораторию.
— Идет.
Машина стремительно набирала скорость. Асфальт свистел под шинами.
— Включи мигалку, скорее пойдем.
Шофер пробурчал что-то нечленораздельное, но над крышей замигал синий огонек, бросая отблески на капот.
8
Есть вещи, которые можно делать только быстро, но для этого нужно быть внутренне готовым делать их, нужно созреть. Людвиг Римша созрел для женитьбы, как яблоко в сентябре. Пришла пора упасть. Потому что ему надоело таскать белье в прачечную, томиться в очередях за творогом, есть на ужин «Салаку жареную в томате», польскую колбасу, омлет и пить чай с вареньем, которое варила еще его мать. Ему опротивела тишина в большом, недостроенном доме, где он жил один. Даже Джерри после смерти хозяев поспешил оставить этот мир и, наверно, лаял теперь где-нибудь на том свете, в своих «Великих охотничьих угодьях». Людвигу опротивело, воротясь домой с работы, надевать тотчас грязные брезентовые штаны, нахлобучивать малярскую, сделанную из газеты шляпу, смешивать гравий с гипсом и цементом для штукатурного раствора и надрываться до поздней ночи с кельней или шпактелем, как самый разнесчастный бедолага, — второй этаж не успели достроить, даже пол не настлали. Людвига вполне устроило бы, если бы дом планировался без второго этажа, но труд начали много лет назад, бросить его было не так-то просто и это гнало Людвига вперед. Раз отец начал строить, Людвиг должен закончить, только он никак не мог понять, зачем отцу понадобился такой непомерно большой дом — это строительство заставляло отца отказываться от многого, поглощало все средства, которые можно было бы употребить для более приятных целей, отнимало часы отдыха; оно продолжало отнимать все это и у следующего поколения, но однажды его надо было закончить. Конечно, одному жить в таком доме нельзя, даже полить на спину и то некому, приходится просить соседскую девчонку, и каждый вечер он в роли просителя идет через улицу. Козиндовы дочки, бойкие девчонки лет десяти, качают воду из колонки, вдвоем нажимая на тяжелую ручку насоса, и смеются, когда он, фыркая, подлезает под струю. Может быть, эти визиты даже радуют Козинда; дом он купил готовым, в нем только кое-что надо переделать по собственному вкусу, приспособить для нужд семьи, и тут совет Людвига и помощь материалами и инструментом неоценимы — занимаясь строительством, Людвиг стал первоклассным каменщиком, штукатуром, маляром и столяром. Он также мог показать Козинду, как разбить сад и обрабатывать его: эта славная семья делала первые шаги в сельском хозяйстве.
Балы или, как их стали называть потом, вечера отдыха, в программу которых входил обычно один-единственный пункт — танцы, никогда особенно не привлекали Людвига. Работа, вечерняя школа, тренировки по классической борьбе — это было до службы в армии, а, вернувшись из армии, он стал помогать отцу строить дом.
До службы Людвиг стеснялся девушек, а после армии он поступил электриком на фабрику, где вокруг были одни женщины. Здесь его быстро перевоспитали: из стыдливого парня он превратился в довольно-таки бесстыжего. Людвиг был именно в том возрасте, когда женятся, потому многие девушки и разведенки, которым опять нетерпелось замуж, поспешили выставить свои кандидатуры. Каждая делала это по-своему, но все — интересно и с выдумкой, из-за того Людвиг и не женился, хотя несколько раз собирался было всерьез. На середине третьего десятка он охладел к «кандидаткам», через год они охладели к нему, и Людвиг был исключен из числа тех, кем имеет смысл заниматься, потому что все равно он не жених. Иногда он ухаживал за какой-нибудь замужней женщиной, но подпольные поцелуи не приводили женщин в восторг, и он начал испытывать к своим коллегам нечто вроде ненависти: ему казалось, будто его обидели. И Людвигу захотелось сделать им в отместку что-нибудь неприятное, к тому же такое, что вызовет удивление. Но подходящего случая не представлялось, и всю свою ненависть он обратил против дома. Он закончит его еще нынче! Будет вкалывать ночи напролет! И тут, по счастливой случайности, он встретил своего бывшего соседа Стигу, который теперь работал директором какого-то совхоза в Валое, и там надо было перемотать электромоторы. Он согласился заключить договор с Людвигом. Людвиг посчитал, что на деньги, которые он заработает, перематывая электромоторы, можно будет нанять двух штукатуров и одного рабочего настлать полы. А если он сам будет работать вместе с ними, дом можно закончить к сентябрю. Он взял отпуск. Сложил в чемодан инструмент. Надел свой самый лучший костюм — вообще-то гардероб его был в плачевном состоянии: избалованный прекрасным полом и обворованный собственным домом, он перестал заботиться о своей одежде. И сел в автобус, чтобы выйти в Валое и спросить у первого попавшегося, где найти директора Стигу.
Расставшись у парка с Нелли, Людвиг прежде всего отправился домой отоспаться. Потом съел в столовой сытный обед, запил его компотом из ревеня, зашел к хозяйке проститься и, снова улегшись в постель, принялся читать «Жизнь животных» Брема. Работы по договору он выполнил, и теперь его к Валое привязывали только деньги, которые еще надо было получить. Предстояло как-то убить время до пяти, прослоняться где-то весь завтрашний день, а послезавтра вечером он будет дома.
Он уже видел все, что ждет его там. Комнаты со спертым воздухом, ящик с грязным бельем, одинокая тарелка с засохшим, окаменевшим хлебом на кухонном столе. И он переходит из комнаты в комнату, открывая окна и отыскивая глазами метлу, чтобы подмести полы, хотя их давно уже надо было бы как следует вымыть теплой водой. Потом он увидит лестницу на второй этаж, которую никак не удается содержать в чистоте, потому что вечно к подметкам прилипает раствор или известь, и из-за этого лестница всегда пестрая. Разве могло его тянуть туда, в этот дом, где даже собачья будка — и та пустовала.