Избавься от гордыни
Их взгляды пересеклись вновь, и ее сердце екнуло, будто ударилось изнутри о грудную клетку. В то же мгновение в ее памяти неожиданно всплыла ночь, когда она сказала ему, что забеременела. И еще ей вспомнились чувства, которые охватили ее после того, как он сделал ей предложение. Сделал предложение таким тоном, как будто кто-то со стороны подсказывал ему слова и вынуждал их произносить… В горле у Марджи застрял ком, и она едва не разрыдалась, когда поняла, что ее возлюбленный сделал ей предложение просто из жалости, что он не любил и никогда не полюбит ее. Ей ничего не оставалось, как отвергнуть его. Ибо брак без любви – вовсе не брак. Так посчитала она тогда, так же считала и сейчас.
И вот этот человек сел рядом с ней на коврик и приготовился сообщить ей, что собирается жениться, но только уже на другой женщине. Она почувствовала горечь в горле и опустила глаза. Потом перевела взгляд на Шона. Он качался на качелях, взлетая все выше и выше, при этом серьезная сосредоточенность на его маленьком личике становилась все напряженнее и напряженнее. Ребенок так увлекся качелями, что даже не заметил, что приехал боготворимый им отец.
– Я уезжаю из Нью-Йорка, Марджи, – буднично произнес Фернандо. – Возвращаюсь в Испанию и хочу остаться там навсегда. Хочу взять с собой Шона.
Марджи вскрикнула и уставилась на него безумными глазами. Она не ослышалась?
– Я понимаю: принятое мной решение шокировало тебя, – продолжил он, – однако когда ты успокоишься и оценишь все логически, здраво, то поймешь, что это разумный шаг. Это послужит на благо Шону. Не забывай, что в нем течет испанская кровь. Он будет моим наследником. В Испании перед ним откроются огромные возможности. Надежной опорой и гарантией безопасности в его жизни станет большое семейство, целый клан, состоящий из его двоюродных братьев и сестер, дядюшек и тетушек, не говоря уже о дедушке, который безумно любит его. Все они с нетерпением ждут его приезда.
Марджи не понимала, почему позволяет Фернандо продолжать говорить. Просто она находилась в таком сильном шоке, что потеряла дар речи и была не в состоянии остановить его, прервать этот бред.
– Шон должен жить в Испании, там его родной дом, – категоричным тоном закончил Фернандо.
– Родной дом Шона здесь, в Америке, и он живет со мной, а не с тобой! – Голос наконец вернулся к ней, и она стала выплескивать слова с несдерживаемой яростью.
– Понимаю, тебе будет тяжело расстаться с сыном.
Марджи охватила паника: он говорил об этом как об уже совершившемся факте!
– Я знаю, как ты сильно любишь Шона, – продолжал развивать свою мысль Фернандо. – Именно поэтому, мне кажется, нам обоим следует подумать о том, как поступить лучше. На мой взгляд, мы должны найти какой-то компромиссный вариант, который бы удовлетворял всех.
– Мне не придется переносить тяжесть расставания с сыном, потому что он никогда и никуда отсюда не уедет!
Произнеся эти слова, Марджи принялась торопливо собирать тарелочки, чашки, вилки и прочие аксессуары пикника и укладывать все в корзинку. Ей хотелось прекратить эту глупую дискуссию и как можно быстрее уехать домой. Фернандо наблюдал за ее резкими, нервными движениями с невозмутимым спокойствием.
– Послушай, – сказал он, – я предлагаю на время забыть о наших собственных чувствах и эмоциях и сосредоточиться на том, что сейчас лучше для Шона.
– Я всегда сосредоточена на том, что лучше для Шона! – взорвалась Марджи. В ее голубых глазах полыхнуло пламя гнева. – И не вмешивайся, пожалуйста, в нашу жизнь с сыном.
– Марджи, я хочу лишь сказать…
– Я не глухая и слышу, о чем ты говоришь. Ты просто несешь всякую чушь. Забираешь ребенка только на выходные и праздничные дни и воображаешь, что тем самым выполняешь высокую миссию отцовства. Позволь мне разочаровать тебя: твои субботние и воскресные забавы с Шоном очень и очень далеки от этой миссии. Ты не имеешь ни малейшего представления о каждодневных родительских обязанностях, о реальных заботах матери и отца о детях в течение всей недели, а не только в субботы и воскресенья. Для тебя реальные родительские обязанности – это просто красивые мыльные пузыри… Впрочем, вся твоя жизнь состоит из таких пузырей. – Ей не терпелось подпустить ему шпильку поострее, и она добавила: – Если бы ты набрался храбрости и взял к себе Шона на целую неделю, то уже через час поднял бы лапки вверх и зазвонил во все колокола, чтобы тебя вытащили из этого ада, который называется «реальной заботой о ребенке».
– Вот тут ты ошибаешься. Если бы Шон перебрался ко мне на целую неделю, я был бы счастлив. И буду еще счастливее, когда Шон переедет ко мне навсегда. Именно этого я в данный момент и добиваюсь.
Марджи заметила, что голос Фернандо утратил хладнокровную уверенность и твердость, в нем появились даже нотки раздражения. Вот и отлично, с легким злорадством подумала она. Надо же! Тихо-тихо подкрался ко мне, спокойненько уселся на коврик и хладнокровно объявил, что собирается увезти моего сына к черту на рога. Вслух она произнесла:
– Ни один судья в Соединенных Штатах не позволит отнять ребенка у матери без серьезной на то причины. Так что убирайтесь восвояси, мистер Ретамар. И не морочьте мне больше голову.
– Наш сын уже не малыш. Скоро он пойдет в школу.
Проигнорировав его слова, Марджи молча собрала обертки от конфет и сунула их в корзинку. Оставалось только убрать коврик. Пикник закончился, и можно было возвращаться домой, в Нью-Йорк. Вдруг Фернандо схватил ее за запястье и отнюдь не спокойным тоном сказал:
– Вопрос о нашем сыне мы должны решать сами. Я и ты. Если же дело дойдет до суда, тебе придется пожалеть об этом, Марджи.
Смысл его слов был для нее ясен как Божий день. Все знали о могуществе клана Ретамаров. У этого семейства были деньги, оно могло оказывать влияние и всегда добивалось того, чего хотело. Никому еще никогда не удавалось выигрывать у этого клана дела в суде. Приложив максимум усилий, чтобы Фернандо не заметил в ее глазах паники, Марджи бросила на него вызывающий взгляд и твердо произнесла:
– Ты сейчас находишься не у себя в Испании, сеньор Ретамар. Ты находишься в моей родной стране, и американский суд никогда не позволит тебе отнять у меня Шона.
– Мне не хотелось бы сражаться с тобой, Марджи, – мрачно сказал Фернандо. – Но если ты не пойдешь на компромисс и мирным переговорам предпочтешь военные действия, я прибегну к любым средствам, чтобы победить. Если будешь играть с огнем, то рискуешь от огня и погибнуть.
– Папа!
Звонкий голосок малыша мгновенно снял напряжение, катастрофически нараставшее между двумя взрослыми. Фернандо разжал пальцы на запястье Марджи и подхватил на руки бросившегося к нему с разбега Шона. Сын обвил ручонками шею отца и крепко прижался к нему. Марджи наблюдала сцену их встречи с тайной завистью.
– Папулечка, ты можешь подтолкнуть меня на качелях? Можешь? Я могу качаться на них так высоко… так высоко, что взлетаю чуть ли не до неба и…
– Эй, успокойся, дружище. – Фернандо рассмеялся и поставил ребенка на коврик. – Дай мне сначала отдышаться.
– Шон, нам пора ехать, – почти приказным тоном произнесла Марджи; ей не хотелось больше тратить время на перепалку с Фернандо.
– Но, мама! – жалобным голосом запротестовал Шон. – Папа только что приехал. Неужели он не сможет подтолкнуть меня? Ну пожалуйста, разреши. Ну, мамочка!
– Ты можешь встретиться с ним попозже. К тому же сегодня ты остаешься у него на ночь. Так что на качелях можешь покататься вечером в папином саду.
Марджи решительно встала.
Фернандо невольно залюбовался ее длинными шелковистыми волосами, рассыпавшимися по плечам и отливавшими на солнце прозрачным спелым медом. Потом его взгляд остановился на глубоком вырезе ее яркого платья, чья легкая материя только подчеркивала очертания соблазнительной фигуры, не скрывая ни одного изгиба, ни одной округлости…
– А можно мне еще немножко побыть здесь с папой?
Слова сына полоснули по ее сердцу как острый ножик.