Новая Магдалина

— Доверяю! — повторила она. — О каком доверии говорите вы?
— Мне пришло в голову, что вы, может быть, проявляете более чем обыкновенный интерес к вопросам, которые вы задавали мне несколько минут назад, — ответил он. — Не говорили ли вы, может быть, о какой-нибудь несчастной женщине — не о той, которая напугала вас, разумеется, но о какой-нибудь другой, которую вы знаете?
Сердце Мерси замерло в груди. Ясно, он не подозревал, что она говорит о себе. Его тон, характер, его обращение говорили о том, что его доверие к ней было сильно по-прежнему. Все-таки эти последние слова заставили ее задрожать, она не могла решиться отвечать.
Он счел за ответ наклонение ее головы.
— Вы интересуетесь этой женщиной? — спросил Джулиан.
Она на этот раз ответила слабым голосом:
— Да, интересуюсь.
— Ободряли ли вы ее?
— Я не смела ее ободрять.
Мерси заметно повеселела.
— Ступайте к ней, — сказал Джулиан, — и позвольте мне идти с вами и помочь вам.
Мерси ответила тихо и печально:
— Она упала слишком низко для этого!
Он перебил ее с нетерпением.
— Что она сделала? — спросил Джулиан.
— Она обманула, низко обманула невинных, доверившихся ей. Она причинила вред, большой вред, другой женщине.
В первый раз Джулиан сел возле Мерси. Участие, которое она теперь возбуждала в нем, все усиливалось. Он мог говорить с Мерси совершенно свободно, он мог смотреть в глаза Мерси с чистой совестью.
— Вы судите о ней очень строго, — сказал Джулиан, — знаете ли вы, какому она могла подвергаться искушению?
Ответа не последовало.
— Скажите мне, — продолжал он, — жива ли еще та женщина, которой она причинила вред?
— Жива.
— Если она еще жива, она может загладить свою вину. Может быть, придет время, когда эта грешница может заслужить наше прощение и уважение.
— Можете вы уважать ее? — грустно спросила Мерси. — Может такой ум, как ваш, понять, что она перенесла?
Улыбка, добрая и умная, осветила на мгновение его лицо.
— Вы забываете мой грустный опыт, — ответил он. — Хотя я и молод, но встречал очень многих мужчин и женщин, страдавших и грешивших. Даже после того немногого, что вы сказали, мне думается, я могу поставить себя на се место. Я могу хорошо понять, например, что она подвергалась искушению свыше человеческих сил. Прав ли я?
— Вы правы.
— Может быть, ей некому было посоветовать, предостеречь ее, спасти. Правда это?
— Правда.
— Искушаемая и одинокая, — предоставленная дурному побуждению, эта женщина могла необдуманно совершить проступок, в котором теперь напрасно раскаивается. Она, может быть, желает загладить свою вину и не знает, как это сделать. Может быть, вся ее энергия подавлена отчаянием и негодованием на саму себя, из которого выходит истинное раскаяние. Разве такая женщина совершенно неисправима? Я это решительно отрицаю. У нее, может быть, благородная натура, и она может еще благородно проявить ее. Предоставьте ей удобный случай, она в нем очень нуждается, и наша бедная павшая ближняя может опять занять свое место среди лучших из нас, уважаемая, беспорочная, счастливая вновь!
Глаза Мерси, жадно устремленные на него, пока он говорил, опять уныло опустились, когда он закончил.
— Такой будущности быть не может, — отвечала она, — для той женщины, о которой я думаю. Она потеряла представившийся удобный случай. Она лишилась всякой надежды.
Джулиан с минуту серьезно соображал.
— Поймем друг друга, — сказал он. — Она совершила обман, причинивший вред другой женщине. Вы это сказали мне?
— Да, это.
— И она через обман извлекла пользу для себя?
— Да, извлекла.
— Ей угрожает разоблачение?
— Она от этого спасена — пока.
— Пока она молчит?
— Вот удобный для нее случай! — вскрикнул Джулиан. — Ее будущность заставит нее. Она не лишилась надежды!
Сложив руки на груди, в страшном волнении, Мерси смотрела на его вдохновенное лицо и прислушивалась к этим обнадеживающим словам.
— Объясните, — попросила она. — Передайте ей через меня, что она должна делать.
— Пусть она признается, — отвечал Джулиан, — без малодушного опасения, что ее принуждает к этому необходимость. Пусть она искупит вред, который нанесла этой женщине, пока та еще не имеет возможности обнаружить ее обман. Пусть она пожертвует всем, что получила благодаря этому обману, ради священной обязанности загладить свою вину. Если она может это сделать, ради спокойствия своей совести и жалости к ближней, несмотря на потери, стыд, позор, — тогда это раскаяние раскроет благороднейшие черты ее натуры, тогда эта женщина окажется достойна доверия, уважения, любви. Если я увижу, что фарисеи и фанатики пройдут мимо нее с презрением, я протяну ей руку при всех них. Я скажу этой женщине в ее одиночестве и огорчении: "Встань, бедное раненое сердце! Прекрасная очищенная душа, да возрадуются над тобою ангелы Господни! Займи свое место между благороднейшими созданиями Господа! "
В последних фразах он бессознательно повторил то, что говорил год тому назад своим прихожанам в капелле приюта. С десятикратной силой и с десятикратным убеждением эти слова нашли путь к сердцу Мерси. Незаметно в ней произошла перемена. Ее прелестное лицо стало спокойно Выражение страха и недоумения исчезло из ее больших серых глаз, в них засветилась надежда и твердая решимость.
После его слов наступило минутное молчание. Они оба нуждались в нем. Джулиан первый заговорил опять.
— Убедил я вас, что удобный случай еще сопутствует ей? — спросил он. — Чувствуете вы, как я, что она не лишилась надежды?
— Вы убедили меня в том, что на всем свете у нее нет друга вернее вас, — с признательностью ответила Мерси. — Она будет достойна вашего великодушного доверия к ней. Она докажет вам, что вы говорили не напрасно.
Все еще не понимая ее, Джулиан пошел к двери.
— Не теряйте драгоценного времени, — сказал он, — не оставляйте ее наедине с самой собой. Если вы не можете пойти к ней, позвольте мне отправиться вместо вас.
Она остановила его движением руки. Он отступил на шаг назад и замер, замечая с удивлением, что она не вставала со стула, на котором сидела.
— Останьтесь здесь, — сказала она ему вдруг изменившимся голосом.
— Извините, — возразил он, — я не понимаю вас.
— Вы сейчас поймете меня. Дайте мне подумать.
Он все еще стоял около двери, вопросительно устремив взгляд на Мерси. Человек с натурой менее благородной или веривший Мерси не так беспредельно, как он, теперь почувствовал бы подозрение. Джулиан по-прежнему был далек от подозрения.
— Желаете вы остаться одна? — спросил он с участием. — Не оставить ли мне вас на время и опять вернуться?
Она с ужасом подняла на него глаза.
— Оставить меня? — повторила она и едва удержалась, чтобы не сказать более.
Почти половина комнаты разделяла их друг от друга. Слова, которые она хотела ему сказать, никогда не сорвутся с ее губ, если она не увидит поддержки на его лице.
— Нет! — закричала она испуганно. — Не оставляйте меня! Вернитесь ко мне!
Джулиан повиновался ей. Молча движением руки указала она ему на стул возле себя. Он сел. Мерси посмотрела на него и опять заколебалась, решившись сделать свое страшное признание, она не знала, как ей начать. Ее женский инстинкт шептал: «Найди мужество в его прикосновении». Она сказала ему, просто и искренне сказала ему:
— Ободрите меня. Дайте мне силы. Позвольте мне взять вашу руку.
Джулиан не отвечал и не шевелился. Мысли его как будто были далеки, глаза его рассеянно смотрели на Мерси. Он готов был угадать ее тайну, через минуту он добрался бы до истины. В ту минуту спокойно, как сестра, она взяла его за руку. Нежное пожатие пальцев Мерси возбудило чувства Джулиана, воспламенило его страсть к ней, заставило забыть его чистые стремления, наполнявшие его за минуту перед тем, лишило его проницательности именно в то мгновение, когда он проникал в тайну ее непонятного обращения и странных слов. Он буквально задрожал от нежного ее прикосновения. Но мысль об Орасе не покидала Джулиана, его рука бесстрастно лежала в ее руке, глаза его старательно избегали встречи с ее глазами.