Премьера без репетиций

На руках у него сидел какой-то полудохлый лисенок. Рябов был готов к сложному разговору и поэтому не сразу понял, что перед ним ненормальный. Даже сейчас, спустя несколько часов, не мог он избавиться от неприятного осадка.
В светлое время бойцы дотошно простукивали стены, заглядывали в дымоходы, лазили по подвалам. Но всего, естественно, осмотреть не успели. И почему Астахов решил, что эта их суета в имении поторопит Барковского? Ну ладно, просто оставить засаду. А то впрямую говорим, что знаем, кто он и зачем нужен.
Петр Николаевич поежился. Холодает уже. Потрогал ноющую рану над ухом, залепленную пластырем. Боль отдалась уколом в затылке. «Контузило все ж таки», – вздохнул Рябов и пошел к лестнице. Спустился вниз. Красноармейцы, что сидели рядом с ручным пулеметом, – отсюда хорошо простреливались подходы к дому, – при его появлении настороженно оглянулись.
– Ну как? Тихо? – спросил Петр Николаевич.
– Тихо…
– Вы повнимательнее. Сами знаете, кого ждете.
– Тут вроде огонек мелькнул.
– Где? Когда?
– Да вон, между деревьев, на пригорке, церквушка. Видите? Там, минуты четыре назад. Хотели сразу доложить, но вот решили подождать. Может, еще что появится?
Рябов и сам, стоя на втором этаже у окна, заметил мелькнувшую светлую точку у церкви. Но больше ничего не было, ни движения, ни шума. Что делать? Послать разведать? Или сразу группу? Но не было у него такого приказа.
А вдруг он сейчас отошлет туда людей, а здесь появится Барковский? Нет, группу он ослаблять не может. Рябов успокоил себя тем, что, ничего не предприняв, приказа не нарушит.
– Показалось, – спокойным тоном сказал Рябов красноармейцам. – Церковь заколочена. Я сам осмотрел. Вот такой замок висит, а светляки в глазах от усталости. Со мной так бывало. В империалистическую, помню, стоишь на посту, вглядываешься в темень – все глаза проглядишь. Начинает тебе мерещиться: то огни, то шорохи… Ну, поглядывайте тут.
Он зашагал по коридору проверять другие посты…
 
ЖИВУНЬ
Алексей был не слишком тяжелым, и все же Паисий даже прикрякнул, когда тот вскочил ему на плечи. Алексей чувствовал, что опора под ногами совсем ненадежная. Повесив моток веревки на шею, он искал выступы.
– Ну же! – на выдохе простонал внизу Паисий.
Вот наконец-то приличный выступ. Алексей быстро подтянулся, зацепился за край карниза, вскарабкался на него.
– На крыше, ты там… не загреми… – донесся снизу заботливый шепот еще не отдышавшегося Паисия. – Левее возьми. Там листы оторваны… Я у часовенки посторожу. Если что – камешек в крышу кину.
Тихо скрипнул песок под ногами уходящего Паисия.
Алексей нагнулся и стал ощупывать руками давно некрашеное железо старой церковной крыши, осторожно двигаясь вперед. Вот и оторванные листы. Потихоньку, чтобы не было шума, стал отгибать их. В тишине старое железо жутко скрежетало. Алексей болезненно поморщился. На ощупь выбрал стропило потолще, привязал веревку, дернул, пробуя. Пропустив ее вниз, начал спускаться. Под куполом было еще темнее, чем там, наверху.
Ноги вдруг нащупали опору. Обвязавшись веревкой на всякий случай, Алексей чиркнул спичкой. Слабое пламя сначала ослепило его. Со второй спички, когда глаза уже привыкли, он увидел, что стоит почти на пересечении балок, расходящихся лучами в стороны. Сейчас эта опора здорово могла помочь. Только вот веревка… Мешается, а отпускать нельзя.
Дошел до стены, дальше узкий карниз, но если ползти вплотную к холодной шершавой стенке, вполне можно пройти.
Так, здесь должен быть выступ. Вот и вздохнуть можно. Он осторожно спустил ноги, усаживаясь на небольшую каменную площадку, зажег коптилку. Темнота чуть расступилась. Если ему повезло и он угадал направление, то здесь и должна быть та самая роспись, которая ему нужна.
Алексей осторожно повернулся, поднеся коптилку ближе к углублению, На грязном от тусклого света голубом фоне расписанной штукатурки виднелись фигуры святых. Угадал, они.
Паны стояли рядом, подняв правые руки, словно благословляя или грозя! Тот парень, что делал эту роспись, был старательным исполнителем. Он попытался оставить благочестие святости, которое было очевидно на старом, закрашенном изображении. И все же в лицах новоявленных святых Барковских было много далеко не праведного. Алексей поставил коптилочку на карниз, рядом с собой, достал из-за пазухи листы бумаги, карандаш и принялся рисовать. Начал он с полковника польской разведки, немецкого пособника и руководителя банды, именуемого в народе «болотным духом», с Барковского. Чувство настороженности, которое было вначале, исчезло.
…Скрипящий звук раздался внезапно, резко и страшно. Алексей судорожно задул коптилку, сжался в углу за выступом перекрытия. Сидеть было неудобно – на корточках. Но не устраиваться же удобнее, когда тяжелая дверь уже тонко и противно заскрипела на давно немазаных петлях…
По полу, покрытому стертой каменной плиткой, по стенкам с потускневшими картинками из жития заскользили нереальные синие лучи. Гулко, многократно умножаясь от ударов в стены, метались звуки шагов. У порога кто-то задел прикладом дверь и зло чертыхнулся. «Банда», – понял Алексей.
Снизу доносились негромкие команды. Несколько человек подошли к алтарю.
«Почему же Паисий не подал сигнала? – с тревогой подумал Алексей. – Неужели со стариком что-то случилось?»
Между тем внизу один из мужчин нагнулся, что-то вставляя в камень ступеней алтаря. Ломик. Плита начала, хотя и с трудом, подвигаться. Открылся черный провал потайного лаза, который был сверху хорошо виден на фоне светлых плит пола.
Высокий, в офицерской форме, протянул фонарь действовавшему только что ломиком. Тот начал спускаться вниз. Здесь же тайник! Тайник, о котором никто и не подозревает! Только что там они хранят? Алексей попробовал еще чуть подвинуться, чтобы лучше видно было…
У-у-у! Гулко ударило внизу. Бандиты присели, хватаясь за оружие. Лязгнули затворы карабинов. Все! Проклятая коптилка. Упала-таки. Маленькая-маленькая, а сколько грохота!
По стенкам беспомощно заметались лучи фонариков.
Вот мелькнул один по глазам и проскочил мимо. Проскочил и вернулся снова. И тотчас остальные скрестились на выступе.
– А ну? Кто тут? Слазь! – Голос был сиплым, низким и повелительным. Алексей распрямился на карнизе.
«Высоко…» – Он непроизвольно вздрогнул.
Так. Наверх не полезешь. Там тоже может быть кто-нибудь. Остается – вниз и через дверь. Но как до нее доберешься?
Он взялся за веревку и, слегка оттолкнувшись ногами, заскользил вниз. Но уже у самого пола вдруг с лету, используя всю свою ловкость и силу падения, резко выбросил ноги вперед. Сиплый, что ближе всех подошел к канату, кулем покатился по каменному полу.
Алексей по-кошачьи быстро вскочил на ноги. Бандиты растерялись. Еще одно мгновение подарила ему судьба.
Где ж она, эта дверь? Впрочем, дверь-то на месте. Только перед ней трое. Алексей рванулся на этих, что приготовились его встретить.
И вдруг ночь вспыхнула и пошла радужными кругами. Яркий свет сдавил его всего, не давая вздохнуть. И только после этого, уже теряя сознание, он почувствовал боль в затылке…
Снова яркий свет в глазах. Он начинает меркнуть, и Алексей ощущает, что по щекам льется что-то холодное. Он пришел в себя.
Голоса отчетливо слышны. Говорили по-польски.
– Глянь! Аж из носа кровь потекла. От, удар! Может, ты сразу ему нос перебить умудрился?
– Зачем ему теперь нос? Покойнику что с целым носом, что с перебитым – все едино. Черви разбирать не будут. Кладбище-то под боком. Убирай в любую могилу.
Что с ним сейчас сделают? Неужели убьют? Нет, пока жив – надо жить! Руки связаны. А ноги? Алексей постарался незаметно пошевелить одной ногой.
– Гляди-ка, задергался. Живой, значит.
– Поставь его на ноги. Давай сюда!
Алексей не без труда поднял ставшие странно тяжелыми веки. Тусклый синий свет высвечивал фигуру плотного приземистого мужчины средних лет. Большой козырек фуражки скрывал его лицо. Была видна только тяжелая бульдожья челюсть и тонкие ехидные губы с ниточкой темных усов сверху. Подошел другой человек. В полумраке угадывались высокая стройная фигура, затянутая ремнями амуниции, тускло мерцающее серебро позументов на воротнике мундира.