Дело об урановом контейнере — 2

Интересно, насколько сильно «усыновленные» отличаются от своего лидера?.. Я вспомнил крик женщины, которую «пощекотали»… Наверно, они отличаются не очень сильно.
Я вышел из-под арки. Передо мной лежал двор-колодец. Такой же, как тысячи других дворов, романтичных в кино и не особо приглядных в жизни. «Второй подъезд справа, — сказал офицер-„градовец", — третий этаж». Я поднял глаза. В щели между шторами белело лицо. Кого: Паука? Оборотня? Негодяя?
— Вы можете отказаться, Андрей, — сказал Костин. — Дело далеко не безопасное, и мы не имеем права вас использовать помимо вашего желания. Подумайте… никто вас не осудит.
— Пойду, Игорь Иваныч… познакомлюсь с сиротками.
— Вы понимаете, что, как только вы окажетесь
внутри, мы уже ничем не сможем вам помочь?
— Понимаю. Но я, знаете ли, любопытен без меры. Схожу — познакомлюсь.
— Ну… удачи тебе.
Я пересек двор. У дверей на стене висела табличка: «Клиника профессора Болотовского». И другая, поменьше — «Клиника: третий этаж»… Зрасьте, я к профессору. Нервишки у меня, знаете ли… — А профессор, голубчик, занят. Вас примет его ассистент Паук. Как вас представить? — Скажите, пришел Урод. — Оч-ч, оч-ч приятно, господин Урод.
Я взялся за ручку двери… заскрипела пружина. И я вошел в подъезд. Ступеньки… почтовые ящики… Двое мужчин в штатском, еще двое в бронежилетах и шлемах…
— Третий этаж, — сказал мне мужчина в штатском.
— Знаю, — ответил я.
Ступеньки… Удачи — шепот в спину… ступеньки. Пятьдесят две ступеньки широкой просторной лестницы. Площадка третьего этажа. Стальная дверь с телекамерой и сияющей табличкой: «Клиника профессора Болотовского». Камера смотрела сверху сине-фиолетовым зрачком, белым от ненависти сетчатым паучьим глазом…
Паук растопырил мохнатые мускулистые лапы, прильнул к микроскопу и стал пристально изучать урода. Как там называется наука, изучающая уродства? Кажется — тератология…
— Раздевайся, — сказал Паук Уроду.
И я начал раздеваться. Наверно, это выглядело дико: взрослый человек раздевается посреди лестничной площадки, складывает на пол одежду.
— Штаны тоже снимай.
Я пожал плечами и снял джинсы. Теперь я остался, в трусах, носках и часах — …гардеробчик!
— Сейчас я открою дверь, — сказал Паук в переговорное устройство. — Если вдруг у ментов есть какие-то сюрпризы… ты умрешь первым. Понял, тупоголовый?
Я кивнул… щелкнул замок, я распахнул дверь.
* * *
Я распахнул дверь. На меня глядели глаза, на меня глядели стволы.
— Быстро! Быстро дверь закрывай, урод…
Я вошел и закрыл дверь. Щелкнул замок.
— Стой на месте, — сказал человек в маске мертвеца. Он направлял мне в живот обрез двустволки. Нас разделяло метра три. И еще стволы, и натянутая в несколько рядов проволока — растяжки! За спиной человека в маске стояла обнаженная женщина. Она была привязана за руки — как распята! Еще пятеро заложников лежали на полу. У всех на голове — наволочки.
В глубине помещения стоял человек с собачьей головой. В правой руке — ТТ. Третий террорист в маске гориллы был вооружен револьвером.
— Я Паук, — сказал человек в маске мертвеца. — Я буду говорить. Мы, Усыновленные Дьяволом, бросили вызов государству и человечеству. Наш товарищ находится в тюрьме.
— Он совершил преступление? — спросил я.
— А что такое преступление, англ? В вашем ханжеском мире всякий свободный человек объявляется преступником. Так, урод?
— Э-э…
— Заткнись! Тебя никто не спрашивает. Мы, Усыновленные Дьяволом, не подчиняемся законам вашего продажного мира. Мы создаем свой мир и свои законы. Мы вышли из мрака ночи и уйдем во мрак. Наш путь орошен кровью и освещен отблеском пожаров.
…Сзади, из-за спины Паука, на меня смотрели широко распахнутые глаза женщины. В них был ужас. А Паук нес свою ахинею и не мог остановиться. Он размахивал обрезом и вещал… крутилась кассета в диктофоне, я с заинтересованным видом кивал головой.
— Но сейчас, — сказал Паук, — когда наш товарищ, наш соратник, сидит в тюрьме, наша главная задача — освободить его. Мы, Усыновленные Дьяволом, выдвинули властям требования: немедленно освободить его, выплатить нам компенсацию в размере миллиона долларов и предоставить нам большую птицу.
— Большую птицу?
— Вертолет, тупица… геликоптер. Понял?
— О да… я понял. А куда, мистер Паук, вы намерены лететь?
— Усыновленные Дьяволом полетят на Запад!
Да, подумал я, вы там очень нужны. Вас там ждут не дождутся.
— На Запад! В Скандинавию. Туда, где смыкается черный круг и высится эзотерический утес. И черное солнце встает из ледяной глубины океана…
— Вы очень интересно говорите. На Западе вы будете иметь большой успех.
— Ты ничего не понял, червь… Ты паскудный британский червь. Пошел вон, слизняк. И передай ментам, что через тридцать минут я отрежу бабенке голову… Да, сам оставайся с ментами. Еще можешь понадобиться. Теперь — иди.
* * *
Я одевался на лестнице. И видел глаза женщины, наполненные ужасом. И слышал бред про эзотерический утес. Все происходящее казалось ложью, дешевой голливудской поделкой про маньяков. Но глаза смотрели и голос звучал. Скалилась маска мертвеца…
Я оделся, набросил «натовку» на плечи и спустился вниз по пятидесяти двум ступенькам широкой старинной лестницы. Я шел вниз, но казалось — карабкаюсь вверх. Было очень тяжело… Утес, говоришь, эзотерический?
Я пересек двор, прошел тоннелем арки и вышел к автобусу.
— Ну что, Андрей? — спросил меня переговорщик.
— Худо… Паук обещает через тридцать минут отрезать заложнице голову. И я не берусь утверждать, что он блефует. Он — псих.
— Что относительно растяжек? — спросил «градовец».
— Полно. Приемную, во всяком случае, они полностью опутали: и у входа, и на окнах. Думаю, что штурм совершенно неуместен.
— Оружие?
— Я видел револьвер, ТТ и обрез двустволки. Но главную опасность представляют они сами по себе. Вот! — я положил на столик диктофон, перемотал и включил воспроизведение.
«Мы, темные братья Мрака, выковали наши мечи на могильных холмах… Мы разожгли черное пламя ненависти и космического ужаса. Мы — воины Сатаны, пожиратели трупов…»
— Что это за бред? — спросил кто-то.
— Это заявление для прессы, — ответил я.
Переговорщик покачал головой:
— Они деградируют на глазах. Начинали-то ведь по-другому, разумно и, я бы сказал, обдуманно.
— Вошли в образ, — заметил один из чиновников.
— Да нет, он совершенно искренен и сам верит в то, что говорит, — ответил переговорщик. — Он очень опасен.
Вдали показался блеск мигалок, и спустя минуту к «пазику» подъехал темно-синий «вольво-850». Следом катил бронированный инкассаторский автомобиль.
«Вольвуха», видимо, принадлежала какому-то уж очень большому начальнику… Я решил так по виду наших чиновников, по выражению их лиц, и — грешный человек — я подумал, что нет в природе гармонии, нет. Мы только считаем, что все продумано, гармонично и в высшей степени совершенно… Это, однако же, не так. Ежели бы природа стремилась к совершенству, у чиновников обязательно были бы хвосты! Возможно, лохматые, собачьи, или лысые, как у крысы… не важно. Но обязательно были бы! Потому что хвостом гораздо проще демонстрировать свой административный восторг при виде чиновника рангом выше себя. А поджимая хвост, хорошо показывать, что ты признаешь отдельные недостатки… При выходе на пенсию (я бы даже сказал: на заслуженный отдых) или в качестве наказания хвост можно купировать.
Но нет хвостов, нет! Природа несовершенна, говорю я скорбно.
— Вице! — прошелестел шепоток среди наших чиновников. — Вице-губернатор… Александр Петрович.
Вице-губернатор поднялся в салон автобуса, поздоровался, присел у столика. Валерий Вячеславович взялся доложить ситуацию. Сделал он это, надо сказать, умело и естественно, демонстрируя высокий класс чиновничьего высшего пилотажа.