Бессмертные

Я сел возле него и заказал завтрак. Джек уже позавтракал и пил кофе; на коленях у него лежала газета “Лос-Анджелес тайме”. Еще с полдюжины газет были разложены вокруг него. Он любил читать газеты и прочитывал их от начала до конца; он не пропускал ни одной, даже самой пустячной статейки — а вдруг она может оказаться для него полезной.
— Ты вчера куда-то пропал, — сказал я. — Как ты провел вечер?
— Гм… интересно. Очень интересно. — Он одарил меня такой улыбкой, что я в очередной раз подумал: и как это некоторые люди могут голосовать против него? — Кстати, ты был прав насчет Фельдмана.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Она и вправду спит с ним.
— Это она сама тебе сказала?
— Она очень… э… откровенная женщина.
— Понятно. — Я попытался сообразить, зачем Мэрилин Монро понадобилось рассказывать Джеку о своих отношениях с Фельдманом при первом же свидании, — если, конечно, их встречу можно было назвать свиданием, — но так и не сообразил.
— Она хотела, чтобы я знал, — продолжал Джек. — Она считает, что между нами не должно быть никаких тайн. — Он улыбнулся. — Я сидел рядом с ней во время ужина…
— Да, я заметил.
Джек не любил выслушивать критику, даже в форме намеков и даже от меня.
— Дэйвид, я же не могу все время работать только в интересах партии, — вскричал он, в эту минуту очень напоминая своего отца. — Мы же не в советской России… Так вот, в общем, за ужином я сидел рядом с ней и случайно положил руку ей на колено. Дружески так похлопал, понимаешь?..
— Понимаю. — У меня не было ни малейшего желания добавлять, что почти все влиятельные демократы Голливуда отметили для себя тот факт, что во время ужина правая рука сенатора находилась под столом, и он вынужден был есть левой.
— Я передвинул руку выше, поближе к бедру, и, ты знаешь, она не возражала, будто и не заметила ничего. А потом все-таки повернулась ко мне и сказала: “Прежде чем вы продолжите ваши исследования, сенатор, хочу предупредить вас, что я не ношу трусиков, так что не удивляйтесь”. Она произнесла эти слова с самым невинным видом…
— Ну и что, не солгала?
— Что ты! Так оно и было.
— Она еще здесь?
Он помотал головой.
— Она ушла рано утром, когда еще все спали.
“Слава Богу”, — подумал я. Работники отеля “Бель-Эйр” обычно не сплетничали о поведении постояльцев, но Мэрилин была слишком заметной фигурой.
— Ну, в общем, ты неплохо провел время?
Джек смотрел куда-то вдаль. Я не мог разглядеть выражения его лица — мешал дым сигары.
— Она гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд, — произнес он наконец, однако это не было ответом на мой вопрос.
— Что, не просто белокурая глупышка?
— Совсем не глупышка. Знаешь, она собирается развестись с ди Маджо.
Для меня это было новостью.
— Но ведь они только что поженились?
Джек пожал плечами. Он пристрастно, хотя и с пониманием, судил о поведении людей, но свою жизнь устраивал так, как ему было удобно.
— Ди Маджо ревнует ее. — Джек стал рассказывать ее историю. — Он хочет, чтобы у них были дети, чтобы она отказалась от своей карьеры. Больше всего на свете он любит смотреть по телевизору спортивные передачи, сидеть со своими дружками в “Тутс Шорз” и болтать о спорте. Что касается их интимных отношений, то первое время все было прекрасно, но теперь она в нем разочаровалась. — Джек с удовольствием затянулся сигарой. — Она говорит, что боится его.
— В Калифорнии женщины всегда так говорят, когда намереваются разводиться. Ведь когда дело доходит до суда, наиболее верным основанием для развода считается рукоприкладство.
— Мне показалось, что она говорила правду. Хотя, конечно, женщины могут наговорить все, что угодно.
— Похоже, у вас получился душевный разговор, — заметил я, пытаясь скрыть свою зависть.
Джек снял солнцезащитные очки и подмигнул мне.
— Да, она довольно разговорчивая.
— Наверняка у нее есть и другие достоинства.
— Да, пожалуй, Дэйвид. Это уж точно . — Он усмехнулся. — Знаешь, что она еще рассказала? Когда она подписала свой первый большой контракт с компанией “XX век — Фокс”, она с очаровательной улыбкой на лице сказала Даррилу Зануку: “Что ж, полагаю, мне больше не придется пробовать на вкус еврейские прелести?”
Он громко расхохотался, и его здоровый смех эхом разнесся по всему бассейну, заглушая шум брызг и доносящийся с улицы гул автомобилей.
Я дал Джеку выговориться, но не стал уточнять, почему же Мэрилин спит с Чарли Фельдманом, если, конечно, это действительно так.
Я решил, что не стоит лишать Джека его иллюзий.
В этот же день мы с Джеком вылетели из Лос-Анджелеса в Вашингтон на самолете авиакомпании “Америкэн”. Мы сидели в салоне первого класса. Джек, как всегда, устроился на первом ряду у окна по правому борту самолета. Он всегда садился на первый ряд, так как впереди было больше места и он мог свободно вытянуть ноги, чтобы уменьшить боль в спине. Но вот почему он предпочитал сидеть с правой стороны и у окна, я не знаю. Возможно, то была просто привычка, а может быть, он считал, что это приносит ему удачу. Он очень верил в удачу.
Сняв плащ, туфли, ослабив узел галстука, он удобно устроился в кресле и тут же бросил оценивающий взгляд на стюардесс. Одна из них привлекла его внимание, и он одарил ее своей знаменитой улыбкой. Я знал, что во время рейса она получит визитную карточку — маленькую, с золотой рамочкой, с синей надписью: “Сенат США”, а под ней — номер телефона Джека, написанный его твердым, размашистым почерком, номер, которого нет в справочниках. Джек был одним из тех людей, которые уже за обедом думают о том, что они будут есть на ужин.
— Все эти киношники, — произнес он, возвращаясь к разговору о делах, — что они думают обо мне?
— Полагаю, ты их заинтересовал.
Он окинул меня холодным взглядом — прямо как его отец, — как бы давая понять, что это ему и без меня известно.
— Однако Эдлай им нравится больше, — заметил я. — Он напоминает им Джимми Стюарта в фильме “Мистер Смит едет в Вашингтон”. Простой, честный парень из провинции утер нос столичным политикам. Киношники любят, чтобы в жизни все было, как в кино.
— Губернатор Стивенсон вовсе не мальчик из провинции. О честности и простоте тоже говорить не приходится. Он богатый человек и ужасный сноб.
— Я знаю это, Джек. И ты знаешь. Но большинство людей думают иначе. Может быть, это из-за той фотографии, где он запечатлен в дырявом ботинке.
— Вот еще что, — продолжал он. — Я, конечно, не самый наблюдательный человек в мире, но я заметил некую… сдержанность, осторожность в поведении людей, которые были у Фельдмана.
— Ну, начнем с того, что многие из них помнят твоего отца…
Лицо Джека стало суровым.
— Меня не интересует вся эта чушь, — резко оборвал он. Всю жизнь Джек чувствовал, что к нему относятся, как к сыну Джо Кеннеди, и его это неизменно раздражало.
— Есть и другая проблема, — продолжал я, с радостью меняя направление разговора. — Джо Маккарти.
— Да, вот это серьезно, — заметил со вздохом Джек и отпил немного виски; он всегда пил виски “Баллантин”, потому что фирма, продававшая это виски в Америке, принадлежала его отцу.
Сенатор Джозеф Маккарти, развернувший кампанию по удалению “красных” с ответственных постов в правительстве, сосредоточил в своих руках невиданную власть. Спекулируя на страхе народа перед холодной войной, Маккарти прославился (а по мнению других, приобрел печальную известность), выискивая людей, занимающихся диверсионной деятельностью или подозреваемых в симпатиях к коммунистам (для таких даже придумали специальное словечко “комсимп”), причем многих обвиняли безо всяких на то оснований. Особенно не любили Маккарти в Голливуде, где многие люди потеряли работу и потом не могли никуда устроиться, а некоторые даже угодили в тюрьму из-за выдвинутых против них обвинений.