Операция «Хамелеон»
Евгений Коршунов
Операция "Хамелеон"
ГЛАВА 1
Не курить! Застегнуть ремни!
Между кресел шел стюард — рослый, плотный, с кожей почти фиолетового цвета. Китель на нем был безукоризненно бел. Он шел с небольшим подносом, на котором пестрела россыпь леденцов.
Стюард молча протягивал пассажирам конфеты, и они равнодушно брали их. Курить никто не прекратил.
Петр Николаев послушно застегнул ремни. За весь длинный путь, проделанный сначала самолетом Аэрофлота, а затем этим — похожим на ИЛ-14, принадлежащим компании «Уэст Африкен эйруейс», Петр привык подчиняться световым табло и твердым голосам стюардесс и стюардов.
Он поймал себя на этой мысли и улыбнулся.
Сидевший рядом с ним африканец — толстый, пузатый, с бабьим лицом, громко сопел, наваливаясь на ручку кресла и силясь вытянуть свою короткую шею к пыльному овалу окна.
— Луис, — сказал он и, вытащив мятый, несвежий платок из широкого рукава пестрой национальной одежды, похожей на просторный халат, вытер пот на крутом пористом лбу.
— Луис, — шепотом повторил Петр, и его охватило чувство восторга, почти мальчишеского ликования.
Луис… Да, это был Луис!
Он поймал себя на том, что непроизвольно расстегивает и застегивает нелепо простую металлическую пряжку зеленого брезентового ремня, прижимавшего его к креслу. — Надо успокоиться…
Петр на секунду закрыл глаза и несколько раз глубоко втянул воздух — всей грудью.
Он твердо верил, что это помогает собраться… Но волнение не отпускало.
Самолет пронесся над серым бетоном посадочной полосы, коснулся ее, чуть подпрыгнул, моторы взревели, еще раз — и сбавили обороты. В окно Петр увидел длинное белое здание — стекло и бетон, — перед которым на флагштоках пестрели разноцветные флаги дюжины авиакомпаний. По фронтону здания тянулась красная надпись:
«Добро пожаловать в Луис!»
— Леди и джентльмены, — объявил стюард. — Полет закончился. Капитан корабля мистер Мартин Браун желает вам всего самого наилучшего…
Дверь в самолет бесшумно отворилась. Ударила упругая волна жаркого, терпкого воздуха. И сейчас же вошла молодая африканка в форме национальной авиакомпании Гвиании: черная юбка в обтяжку, белая блузка, широкий пояс, стягивающий талию… На парике (Петр уже знал, что все африканские модницы носят парики) чудом держалась черная пилотка.
Гвианийка улыбнулась широкой рекламной улыбкой.
— Добро пожаловать в Луис, — сказала она по-английски и, повторив то же самое по-французски, объявила: — Автобус у трапа.
…Не успел автобус остановиться у здания аэровокзала, как его атаковали встречающие. Здесь были целые семьи. Толстые матроны ахали и всплескивали мясистыми руками. Мужчины в национальных одеждах хлопали себя по бокам и что-то восторженно кричали. Петр смотрел на все это, и ему казалось, что он смотрит одну из тех кинолент о путешествиях по Африке, которые он с такой жадностью и ненасытностью смотрел в Москве.
— Вы мистер Николаев? Аспирант по программе ЮНЕСКО? Петр обернулся.
Рядом с ним стоял молодой человек, светловолосый, загорелый. Одет он был так, будто только что явился с теннисного корта: белые шорты, белая рубаха навыпуск, с круглым воротом, ворсистая, как полотенце. На ногах белые гетры и белые туфли.
На приятном открытом лице голубели большие веселые глаза.
— Боб, — представился он, протягивая Петру руку. — Простите… Роберт Рекорд. Профессор Нортон просил меня вас встретить.
Он говорил по-английски с непривычным для Петра произношением, совершенно непохожим на то, к которому Петр привык на университетских курсах, где англизированные дамы-преподавательницы щеголяли чистотой звуков и оксфордской правильностью синтаксиса.
— Я ваш коллега, аспирант-историк. Австралиец, — продолжал молодой человек, с интересом разглядывая Петра. — А вы, значит, русский.
Он нагнулся, легко поднял с земли объемистый портфель Петра и дружелюбно улыбнулся:
— Что ж, пошли!
Боб первым вошел в стеклянную дверь аэровокзала. Петр шел за ним, и на душе у него было тревожно и радостно. Он все еще не мог поверить, что все вокруг не сон, что он, Петр Николаев, вдруг очутился здесь, в Африке, что мечта, казавшаяся такой неосуществимой, вдруг осуществилась… И Петр изо всех сил старался не дать вырваться на волю чувству радости, переполнявшему его. Он шел нарочито медленно, стараясь ступать уверенно и солидно, и сдержанно разглядывал толпу, покидающую аэровокзал.
«А из наших никто не встречает!» — отметил он, ища глазами в толпе кого-нибудь, кто был бы, по его представлению, похож на русского. Он знал, что из Москвы послали телеграмму, чтобы его встретил кто-нибудь из посольства. И вот пока никого. Все пассажиры уже прошли паспортный и медицинский контроль и толпились в дальнем конце просторного и прохладного зала у прилавка, на котором чернокожие таможенники в тщательно отглаженной форме салатного цвета орудовали цветными мелками, ставя на чемоданы непонятные значки.
Издалека Петр заметил и свои чемоданы — два коричневых, немного потертых, стоявших с краю прилавка.
— Мистер Николаев!
Роберт, опередивший его, уже махал рукой от конторки красного дерева, за которой стоял плотный гвианиец в серо-голубой форме и черной фуражке.
— Ваши документы? Петр вытащил паспорт.
Иммиграционный чиновник раскрыл его, прочитал фамилию, поднял внимательные глаза:
— Мистер Николаев? Одну минуту…
Он заглянул в ящик, который выдвинул из конторки, и принялся что-то читать, шевеля губами.
— Надеюсь, вы еще не успели попасть в черный список? — весело шепнул Роберт Петру.
— Все в порядке, мистер Николаев!
Чиновник широко улыбнулся, шлепнул печатью по паспорту.
— И не забудьте, что в течение недели вы должны явиться в полицейское управление и зарегистрироваться как иностранец. Всего хорошего!
Они вышли из здания аэропорта и пошли прямо к стоянке автомашин. Неизвестно откуда взявшийся носильщик с чемоданами шел впереди.
Австралиец уверенно подошел к голубому «пежо». На переднем стекле, засунутая за «дворник», белела бумажка.
Роберт вытащил ее, развернул, покачал головой:
— Опять наверняка реклама мороженых цыплят или… Ого!
Он обернулся к Петру:
— Листовка! Профсоюзы предупреждают правительство, что будет создан объединенный забастовочный комитет. Как вам это нравится?
Носильщик поставил чемоданы в багажник, открытый австралийцем, получил несколько монет, поклонился и ушел, сказав на прощанье:
— Спасибо, маета…
— Маета?
Петр вопросительно посмотрел на своего спутника.
— Привыкайте, — иронически скривился тот. — Здесь это значит «хозяин».
Он обошел машину, взялся за ручку дверцы. Потом вдруг нагнулся к переднему колесу и весело выругался.
— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросил Петр.
— Ничего особенного. Гвоздь в колесе. Обычная история! — Австралиец выпрямился, не торопясь обошел машину и открыл багажник.
— Мальчишки прокололи шину. — Он взглянул на удивленное лицо Петра и пожал плечами.
— У каждого из них здесь есть свой участок. Вы ставите машину, говорите мальчишке «о'кэй», и он за нею присматривает. Разумеется, вы потом даете ему пару монет. А я опаздывал к самолету, мальчишка бежал ко мне откуда-то издалека. Я махнул ему рукой… мол, потом, потом… А он не понял. Некоторые европейцы считают такой вид заработка рэкетом и принципиально не дают ни копейки. Вот, наверное, и решил, что я один из них.
Говоря это, он извлек из багажника домкрат, небрежно бросил, его на асфальт. Затем легко вытащил оттуда же запасное колесо.
— Помочь?
Петр скинул пиджак и положил его на переднее сиденье в машину.
— Стоит ли пачкаться нам обоим? Я сам.
Австралиец присел у проколотого колеса и подмигнул Петру.
