Черная роза
Лорд медленно и неуверенно заговорил:
— Уолтер, мы с тобой встречаемся абсолютно случайно. Кто знает, может, нам больше никогда не придется встретиться! Но я хочу, чтобы ты кое-что знал, и скажу тебе об этом сейчас. — Он опять надолго замолчал. — Ты сейчас еще очень молод и не можешь понять все сказанное мною до конца. Я хочу тебя попросить кое о чем. Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал и запомнил мои слова. Ты можешь мне это обещать?
— Да, милорд.
— Сын мой, — сказал граф, глядя куда-то вдаль, — я не стану тебе хвастаться, но я — храбрый человек. У меня на плаще был Крест, и я сражался с иноверцами. Никто не станет отрицать, что я хорошо владел копьем. Но… — ему было трудно продолжать, — в некоторых делах мне не хватает решительности. Когда ты вырастешь, то поймешь, что я пытаюсь тебе сказать. Мне кажется, сильные люди часто проявляют слабость по отношению к окружающим. Это правда, и мне очень жаль, что я не могу сопротивляться желаниям тех, кто день за днем пытается навязать мне свою волю. Я словно воск в сильных руках. Я совершал поступки, о которых сожалею, потому что вовремя не сказал «нет!» и не повторял этого слова. Я… я по своей слабости не сделал того, что было правильным, справедливым и благородным.
В голосе у него слышалась такая горечь, что Уолтер взглянул на отца. Ему показалось, что у того сейчас выступят слезы на глазах. Отец все еще смотрел вдаль, и мальчик не видел выражения его лица.
— Я не сделал всего, что хотел сделать для тебя, сын мой. Я был слаб, очень слаб! — Он еще помолчал, а потом продолжил покаяние: — Уолтер, тебе может показаться, что я говорю тебе чушь. Но помни, что ты мне обещал, и не забывай сказанные мною слова. Когда ты подрастешь и станешь разбираться в жизни, может, тебе удастся кое-что понять и ты не будешь меня так сильно осуждать. Я на это надеюсь, Уолтер, сын мой. Прощай!
В последний раз Уолтер видел отца перед отъездом в Оксфорд. До Герни дошли слухи, что преподобный епископ Ан-сельм будет произносить проповедь в Сенкастере. Уолтер решил, что там будет присутствовать Ингейн, и хотел посетить службу.
Дорога из Герни до Сенкастера была длинной. Уолтер решил сократить путь и отправился по лесу. Трава пружинила у него под ногами, и ему было приятно шагать пешком. Но когда он добрался до города, то был весь пропыленный, и ему пришлось долго отмываться в ручейке, смахивать пыль с башмаков и выбивать куртку и панталоны ореховым прутиком.
Когда он вошел в церковь, было уже поздно. Как и ожидалось, в церкви было полно народу. Прежде чем поискать для себя место, Уолтер окинул взглядом дубовые лавки. Ингейн не было на службе. Юноша расстроился, но семейство из Бу-лейра присутствовало на мессе. На местах, отведенных для лорда Лессфорда, он заметил золотистые кудри отца. Волосы его жены-нормандки были прикрыты золотой сеткой, она едва доставала ему до плеча. С другой стороны сидел Эдмонд, их сын и наследник.
Уолтер давно не видел Эдмонда и почти всю службу глазел на его затылок. Эдмонд был слабым юношей и совсем не походил на отца. Он был темноволосым, тощим, с желтоватой кожей. О нормандской крови свидетельствовало постоянное настороженное выражение его взгляда. Теперь Эдмонд сильно вырос и начал немного выравниваться, но Уолтер с удовольствием заметил, что он оставался все еще весьма хилым парнем и у него был нездоровый цвет лица.
Служба продолжалась, и Уолтер понял, что на него обращают внимание окружающие. Ему стало неудобно. Люди, сидевшие впереди, поворачивали назад головы, улыбались и перешептывались. Он не мог понять, почему привлекает к себе внимание, и решил, что новый синий костюм, сшитый для него по приказанию матери, плохо на нем сидит. Но он не мог с этим согласиться, потому что гордился новым нарядом и желал, чтобы в нем его увидела Ингейн. Может, он плохо вымыл лицо? Или люди считали нахальством, что незаконнорожденный сын великого графа сидит так близко от него?
Сидевший с ним рядом парень повернул голову, и сразу стала ясна причина волнения собравшихся. Это был плотный юноша. На нем был надет металлический нагрудник и солереты [4]. Было видно, что он служит в тяжелой кавалерии замка: на рукаве у парня был вышит красный крестик. На голове вилась непослушная копна светлых волос, а нос имел гордую, горбинку, как у хозяина замка. Глаза были синие, как летнее небо! Черты графа были выражены настолько ярко, что Уолтер в первый раз понял, что он не единственный внебрачный сын графа Рауфа. Людям было над чем посмеяться: рядышком расположились два внебрачных сына графа, и ни один из них не подозревает о существовании «братца»! Уолтер так расстроился, что не слышал ни единого слова проповеди.
Он не стал разглядывать своего нового брата. Как только народ начал расходиться, он выбежал одним из первых из церкви. Ему хотелось побыстрее скрыться отсюда, чтобы избежать новых унижений.
На улице Уолтер остановился позади зарослей тиса — здесь он мог наблюдать за людьми, но его самого не было видно. Он оставался там, пока все семейство графа и его приближенные из замка не проследовали мимо. Отец казался задумчивым и смотрел на небо, как будто предвкушал соколиную охоту и не собирался поразмышлять по поводу прослушанной проповеди. Большинство людей называли его жену Нормандской женщиной. Он привез ее из крестового похода, и богатство жены помогло процветанию замка Булейр. Она шагала рядом с графом, как властная хозяйка. Женщина была небольшого роста и довольно плотная, с черными бровями и огромным носом. Никто не мог назвать ее красавицей. Эдмонд был на три года моложе Уолтера. Он вышагивал с весьма гордым видом, и Уолтеру было неприятно смотреть на него. Мальчик был одет в красивую одежду из ткани коричневого цвета, но панталоны морщились на тощих коленках.
Уолтер подумал про себя: «У сына-ублюдка прямые ноги и настоящие мужские плечи. Видит ли мой отец, что его законный наследник — тощий, некрасивый, трусливый и заносчивый парень?»
Уолтер сразу отправился в обратный путь. У него было тоскливо на сердце, и ему так и не удалось встретиться с Ингейн. Кроме того, его самолюбию был нанесен сокрушительный удар. Юноше предстояло отшагать домой восемнадцать миль, а он сильно натер себе ноги.
6И вот теперь Рауф из Булейра, граф Лессфорда, умер.
Уолтер продолжал сгорбившись сидеть на краю постели, и его раздирали противоречивые чувства. Он вспоминал о том, что сказал отец во время второй встречи: «Сын мой, я не сделал для тебя всего, что желал сделать».
И он еще добавил: «Когда ты станешь старше, то многое поймешь и не будешь так сильно меня осуждать».
Теперь Уолтер кое-что понимал. Правду говорили люди: отец был под каблуком у своей Нормандской жены. Юноша пытался как-то привести в порядок свои мысли и был уверен только в одном: сейчас, когда его отец был мертв, он не станет его осуждать.
Джайлс коснулся его плеча, и Уолтер вздрогнул.
— Молодой мастер Уолтер, — сказал эконом, — кое-кто хочет вас видеть. Я сказал ему подождать у задней двери. Я думаю, что это вольнослушатель и ему не стоит подниматься наверх.
Уолтер быстро вскинул на плечо узелок. Внизу начался шум, и он понял, что его сокурсники возвратились из университета. Издали казалось, что шум, пронизывавший все комнаты, производили стаи гусей. Уолтер слышал, как кто-то воскликнул: «Клянусь святым Винвалоу, какой же жуткий день!»
У студентов было модно выбирать для своих клятв самых малоизвестных святых, но никто из его знакомых не клялся этим аббатом шестого столетия, Уолтер понял, что среди студентов был кто-то, кого он не знал. Не нужно, чтобы Тристрама кто-либо видел.
Снова на землю опустился мокрый густой туман. Тристрам терпеливо ждал у задней двери и совершенно промок.
— Я ухожу отсюда, — сказал он. — Наверное, я не должен был заходить сюда. Но мне хотелось кое-что сказать тебе. — Тристрам тяжело дышал, как будто бежал всю дорогу. — Я подрался со своим хозяином и боюсь, что ему здорово досталось. Я покончил с Оксфордом.
4
Солереты — рыцарские стальные башмаки.