Подопечный

Что надо сделать? Попробую представить себя волком. С густой и длинной шерстью. Морда подлиннее. Зубы поострее…
Я закрыл глаза и воспроизвел в памяти образ единственного виденного в жизни волка. Серое облезлое чучело со стеклянными глазами в школьном музее.
Не прошло и мгновения, даже половины мгновения, как я понял, что Странник не просто инопланетный пижон, а самый, что ни наесть, настоящий волшебник.
Мое обнаженное тело мелко задрожало. Нет, не от холода. Сладкое, живительное тепло охватило всего меня. А тело тряслось по одной богу известной причины.
Во общем-то я ожидал что-либо подобное. Превращение в животное. Но одно дело видеть это по телеку, а совершенно другое оказаться самому в шкуре. В буквальном смысле этого слова.
Без капли страха, немного удивленно наблюдал я за чудесным превращением.
Какая-то часть моего тела съеживалась, какая-то растягивалась. Я чувствовал, как кости трещат, претерпевая изменения. Мышцы вздувались невообразимыми наростами. Волосы превращались в седые шерстинки. И ни намека на боль. Словно я сделан из пластилина.
Через несколько секунд, десять, двадцать, не знаю, я ощутил стоящим себя на четырех лапах. В теле животного. С разумом человека. И такая неимоверная сила ощущалась в каждой клетке, что я задрал морду вверх и завыл.
— Ты бы посмотрел на себя в зеркало, — ангел грустно взирал на меня, — Ничего путно сделать не можешь.
Я прокашлялся и попробовал сказать человеческим голосом:
— Мне нравиться.
Мне действительно нравилось мое нынешнее состояние. Тепло, ноги не зябнут и в уши не задувает.
Между тем Мустафа достал из складок одежды небольшое зеркало. Сейчас он станет убеждать, что случайно завалилось.
— Вот глянь сюда. Случайно оказалось при мне.
И я посмотрел. Долго смотрел. Очень долго. И мне не понравилось.
Я действительно превратился в волка. Но очень старого. Как в музее. А голова… Голова осталась прежней. С родными, только заросшими ушами. Носом и зубами. И небритым подбородком. Во-общем, отвратительное зрелище.
— Может попробуешь еще раз? — участливо поинтересовался ангел.
— Пошел ты.., — попытался ответить я, но почему-то мешал язык и пришлось высунуть его наружу, — Потопали, Мустафа.
И мы потопали. Впереди трусил я, то и дело потряхивая головой. А ангел семенил следом. И ведь не холодно, подлецу.
— Как так получается? — поинтересовался я, — Даже если ты и дух, то все равно должен хоть что-то чувствовать?
— Это долго объяснять. Если в двух словах, то рядом с тобой только моя сущность. Тело, оно, как бы растворено вокруг меня. Но это совершенно не означает, что я неуязвим. Напротив, в нынешнем моем состоянии я представляю лакомую добычу для многих живых организмов этого мира.
— А семья у тебя есть?
Я провел уже столько времени с Мустафой и ничего о нем не знаю. Иногда мне казалось, что он что-то скрывает. Может я слишком подозрительный, но эти загадочные улыбки, слова, обращенные к никому. Хоть и ангел, но странный тип. Вот и сейчас, перед тем, как ответить, слишком долго думает.
— Какая к черту семья у ангела шестого разряда. Разрешено только с третьего. И если у подопечного имеется супруга. Для равновесия.
— Хреновая у вас жизнь.
— Хреновая, — согласился Мустафа, — Всучат какого-нибудь идиота и обхаживай его до смерти.
— Это я что ли идиот?
— Да нет!— успокоил хранитель, — Я к примеру. Даже у конченых идиотов и психопатов есть ангелы-хранители. Не работа, а мучение. Без выходных и отпусков.
— Так вам и отпуска положены?
— А как же? Мы что, не живые? Бывало намучаешься с тобой, рук, ног не чуешь. Раз, заявочку на отпуск. Шеф рассмотрит, обсудит с кем положено, резолюцию поставит, и лафа. Прямиком на Солнечное Море. Косточки погреть и расслабиться. Правда у подопечных в это время сплошные неприятности в жизни. И обычно после прекрасного отпуска приходиться наверстывать упущенное. Работаешь, как вол. У вас, у людей на этот счет даже примета имеется. Мол, бог отвернулся. Не отвернулся. Ангелы по курортам разъехались.
— Хорошо говоришь, Мустафа. По твоим словам выходит, что ежели жизнь у меня не сложилась, так ты все время на курортах ошивался? Или в карты дулся? Ну возрази, если не прав? Молчишь? Не заботился ты обо мне, Мустафа. Всю мою жизнь в азартные игры просадил.
— Да ладно тебе, Вася, кипятиться. Что было, то было. И в небо уплыло. Как ты себя чувствуешь, в шкуре звериной?
— Как зверь и чувствую. Неудобно только, шея болит.
— Это с непривычки.
— А что еще Странник может?
— А черт его Странника, знает. Многое наверно. На то он и Странник.
— Вот что знаешь, о том и расскажи. Раз я в его шкуре, тьфу ты, теле, должен знать на что способен этот гад. Кстати, а куда он сам делся?
— Дело тут такое. До конца не изученное. Может его и не существовало совсем. А когда тебя перенесло, тогда произошел всплеск в энергощите планеты и… Странник появился в твоем обличии. Вроде так… Хотя я точно не знаю. Просто существуют предположение, версия. Вот! Знаешь, как это называется? Ты, Василий, не сколько Странник, сколько человек — легенда. А что с легенды взять.
Чего задумался?
Задумаешься тут. В книжках все просто. Раз ты герой — значит герой. Меч за спину, на коня и подругу любимую выручать. А по дороге монстров налево и направо крушить. А я? Голышом по планете шастаю. От бабы бегаю. Герой!
— Мустафа? А монстры здесь есть?
— Вот человек! Я ж объяснял. На дворе двадцатый век! Какие монстры. А-а-а! Ты думал… То-то ты смурной. Подраться захотелось?
— Но ведь Странник?…
— А если бы я тебя Гагариным назвал? Побежал бы ракету искать. Нет здесь не монстров, ни нечистой силы. Наверное.
— А как же Дух Тьмы? Я ж его вот этими глазами видел. И ты сам говорил. .
— Сочинял. Что б веселее. А тебе привиделось.
— А колдовство?
— Обман зрения и гипноз…
— А я сам, в шкуре?
— А это… это… , — Мустафа зажевал губы и, сраженный моей железной логикой, сдался, — Ну может быть. Может быть и бродят где-то. Парочка. Сотен.
Ветер крепчал. Холодные массы воздуха обрушивались на меня со всех сторон. Бежать становилось труднее. Качало. Мустафа надрывал горло, чтобы докричаться.
— Эвон как погодка разыгралась. Того и гляди снесет напрочь. Что дальше будет?
— Идти…
— Куда?
— Вперед.
А что мне оставалось делать? Только идти. Я не знал, как далеко простирается эта ледяная пустыня. Но должен же быть конец? Или пустыне, или мне. Один из нас победит. Я не хочу умереть на чужой планете. Бесславно.
Ноги, вернее лапы подкосились, и я со всего размаху пробороздил мордой (я имею ввиду лицом) добрых полметра льда.
— Не могу больше. Я лучше умру, — прохрипел-пролаял я.
— Ага! И мне придется остаться рядом с твоим телом навсегда? — Мустафа нервничал.
— Ты вернешься обратно. Ведь ты — ангел.
— Дурень! Для того что бы вернуться я должен воспользоваться аварийным контейнером. А где он? Навек я с тобой.
Ну вот. Теперь и ангел расклеился. Заплакал. Видимо наши дела, действительно, плохи.
— Мустафа. Пока я не умер, скажи, а у вас у самих, у ангелов, разве нет собственных хранителей. Мустафа! Мустафа, черт тебя побери!
Я отложил миг смерти на несколько минут и отыскал в пелене снега фигуру Мустафы.
Он стоял под сорок пять градусов к поверхности планеты, приложив руку ко лбу.
— Я вижу… Я вижу! Спасение! Мы спасены… , — Мустафа подскочил ко мне и радостно потрепал то место, где по идее должен находиться загривок волка, — Там… Там свет! Еще немного… Поднажми. .
— Мустафа…
— Давай, работай, мой мальчик…
— Мустафа!
— Ну что, Мустафа?— ангелы весьма смешны, когда сердятся.
— Ты дотронулся до меня. Я почувствовал это.
Хранитель недоверчиво посмотрел на свои руки, на меня, на руки, осторожно прикоснулся к волчьему хвосту. И быстро оторвал ее обратно. Руку.
— Я сошел с ума. Я точно сошел с ума.