Подразделение 000
Можете называть меня безумцем, можете считать меня глупцом, не ценящим собственной жизни, но я, позабыв о нависшей надо мной угрозе, вскочил на ноги и бросился к Герасиму.
— Гера-а-асим! — кричал я, быстро переставляя ноги в свинцовых сапогах высокой защиты. — Ложи-и-ись, твою…
Последние аккорды крика заглушила сработавшаяся сигнализация всеобщей эвакуации. Над городом на короткое мгновение повисло напряженное внимание и, но уже через секунду из высоток стали выстреливать и стремительно улетать в сторону безопасного периметра спасательные капсулы жильцов.
А я уже гигантскими прыжками достиг Герасима, прыгнул на него, повалил на пластик и накрыл третий номер собственным телом. Иначе я поступить не мог.
Когда вернулся Боб, ездивший на Милашке за котологом, мы все еще лежали в безопасных положениях. Тихо и не шевелясь. Герасим, правда, все норовил выскользнуть из-под меня, но я заботливо удерживал его, прижимая к дороге собственным весом и весом трехтонного скафандра высокой защиты. После нескольких неудачных попыток поменяться местами, Герасим прекратил дергаться, и затих, с благодарностью принимая помощь, оказанную ему лично командором.
Боб, волоча за собой тощего очкарика в разодранном белом халате и с оцарапанной в шести местах щекой, замер у Милашки и долго-долго смотрел на территорию происшествия.
— Эй! — робко подал он голос. — Есть кто живой?
Живых, к безмерному моему удивлению, оказалось довольно много. Практически весь состав генералов и прапор-лейтенантов. Процентов восемьдесят рядовых и гражданского любопытствующего населения. Остальных, получивших небольшие и очень небольшие повреждения костномозговой системы, быстренько погрузили на трейлеры «скорой помощи» и отправили в лучшие больницы города поправлять здоровье.
Слава богу, летальных исходов не случилось. Иначе не видать нам медалей, как Милашке собственных локаторов.
Боб помог подняться, отряхнуться и привести меня в нормальный вид. И только после этого подтолкнул ко мне очкарика в разодранном белом халате.
— Котолог? — вспомнил я мудреное название профессии очкарика.
Очкарик, прижимая к груди белый халат, усиленно закивал головой.
— Боб, а почему он в рванье? Твоя работа? — Боб при выполнении задания может не сдержать эмоций. Именно так записано в его личной психоаналитической карточке, которую я четыре года назад стянул со стола Директора.
— Не, — улыбнулся Боб. — Это я его из бани изъял.
Все встало на свои места. Несмотря на богатство и процветание страны в целом, в отдельных его ячейках до сих пор продолжали всучивать простодушным налогоплательщикам рваные простынки. И здесь даже подразделение 000 не поможет.
— Немедленно выдать товарищу одноразовое белье из личных запасов, — сурово приказал я. И пока Боб, жуя на ходу ливерную колбасу тройного перегона, мотался за одеждой, я занялся расспросами очкариками с редкой для нашего времени профессией котолога.
Однако все мои усилия оказались напрасными. Котолог на все вопросы отвечал совершенно невнятным языком, постоянно цокал и мотал реденькими волосами, а также тыкал меня в грудь тощим пальцем, повторяя при этом странное, совершенно неморфологическое слово. Точно смысл его не передам, не запомнил, но заканчивалось слово на «…злы». Или что-то в этом роде. Но «…злы» присутствовало точно.
— Ты кого приволок? — вежливо заорал я на Боба, вернувшегося с охапкой одежды, которую мы обычно использовали для протирки ядерного реактора Милашки.
— Как кого? Этого… — Боб задумчиво осмотрел очкарика. — Котолога. Что-то не так?
Не так было многое. Операция из-за разгильдяйства второго номера разваливалась прямо на глазах. Люди устали. Начальства не было видно, но и оно, наверняка, тоже устало. Не говоря уже обо мне и о самом Объекте.
— Да что, в самом деле, командир! — заволновался Боб, когда я прикрыл глаза ладонью. — Ты приказал, я исполнил. Думаешь, легко было этого чудака из Непала вызвонить. Мы с Милашкой, можно сказать, национальный рекорд установили. За нами, смешно сказать, милиция трех стран гналась за превышение скорости, а тебе все не так.
Все ясно. Единственный котолог на Земле, и тот не бельмеса по-русски. Интересно, а как теперь списывать топливо?
Уничтожив янкеля испепеляющим взором, я приказал удалить с глаз моих недоучившегося русскому языку котолога. Столько времени Объекту под хвост. Все нормы перевыполнили.
— Милашка! Командир на связи!
— Прием отличный, командор, — ответила спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать.
— Где Герасим? Почему не на штатном месте? Срочно найти. Надо заканчивать всю эту объектовасию.
Милашка включила сенсорные поисковые программы и быстренько, не прошло и пяти минут, отыскала Герасима.
— Заданный объект валяется под моими гусеницами с признаками насильственного удушения по всей области тела.
— Кто посмел? — заорал я. Теперь уже без всякой вежливости. Даже генералы служб, до этого выбивающие на ветру мундиры, замерли по стойке смирно. Чувствуют, наверно, что именно в такие минуты и падают звезды, которые кому-то уже не нужны. — Под трибунал мерзавца! Лично, собственными руками уши оборву. Боб! У всех присутствующих снять отпечатки пальцев. Герасима похоронить с почестями и салютом из бортовых орудий Милашки.
— Он дышит… — не совсем уверенно сообщила Милашка, у которой на борту были самые чувствительные в мире сенсоры. — Дышит, командор! Вот те задний мост дышит.
Пока взмокшие генералы лично стаскивали с ожившего Герасима сваленный на него скафандр высокой защиты, оставленный каким-то негодяем, я потирал грудь в том месте, где находилось сердце.
Чертова работа. Так можно на пенсию раньше времени уйти. Да, смерть, коварная и злодейская, поджидает нас, спасателей подразделения 000 на каждом шагу. Обманчивая эта штука, жизнь.
— Не время умирать, друг, — я первым прижал чудом спасшегося Герасима к груди. — Дел полно впереди. Давай, Гера. Подумай. Хорошенько подумай. На тебя вся надежда. А я уж и не знаю что делать. Руки опускаются. Выручай. Спасем Объект, а уж потом и умирай. А, Гер?
Герасим понимающе кивнул враз отросшей от близкой погибели щетиной.
— Мм.
— Как скажешь, Гера, — я уже был на все согласен. — Ты только скажи, что тебе надо?
Герасим выдал список не задумываясь. Вот что значит специалист.
— Мм, — выставил первый палец Герасим.
— Записал.
— Мм, — второй палец присоединился к первому.
— Найти трудно, но постараемся, — пообещал я.
— Мм, — третьего пальца у Герасима не было. Говорят, что оторвало в далеком детстве. Какие-то составы под откос пускал. Баловался, таким образом. Поэтому Герасим разогнул сразу четвертый палец.
— Ясно, Гера, ясно, — я захлопнул карманный ноутбук и повернулся в сторону ожидавших очередные приказы и повышения генералов. — Полномочиями, предоставленными мне правительством, приказываю очистить территорию. Оцепление снять. Походные кухни затушить. Переносные сортиры оставить на месте. Уходим, товарищи.
Приказы сотрудников подразделения 000 не обсуждаются. Это известно и служивому и гражданскому населению. Сказано, уходить, значит — уходить.
Под завывания сирен народ, участвующий в спасении Объекта торопливо покидал опасную территорию. Я провожал всех внимательным взглядом, следя за тем, чтобы не было паники и мародерства. А то помню несколько лет назад, при обстоятельствах, о которых сегодня еще нельзя говорить, при точно таком же отступлении, кто-то прихватил по ходу дела гусеницы с Милашки. Потом два дня перед Директором потели.
Последними уходили генералы. Отдавали мне честь, жали руку и спрашивали, не надо ли что передать семье и близким. Мало ли что… Главный Пожарник, дождавшись, когда остальные генералы исчезни за углом небоскреба, заглянул в мои глаза и с неподдельной тревогой поинтересовался:
— Что будет то, товарищ маршал-майор?
— Все будет хорошо, — пообещал я, наблюдая, как Герасим, изменив собственному правилу не работать руками, выкатывает из Милашки завернутый в черную фольгу аппарат. Который, как мне показалось, не значился в штатном расписании. — Пора и нам с вами, генерал, уматывать. То есть отходить.