Мещанин Адамейко

Однако кое-какой план у обоих участников преступления существовал, и был он предложен еще раньше Ардальоном Адамейко.
О плане этом Ардальон Порфирьевич напомнил Сухову, когда они уже подходили к третьему — последнему этажу.
— Не забудь… Меня первого ударь, — упаду я в обмороке, а потом ты уже к ней, понимаешь?… Чтоб не подозревала на случай чего… помешает если кто…
Сухов молчаливо кивал головой. Он боялся теперь подать свой голос: было страшно — самому не узнать его.
Дойдя до последней площадки, Ардальон Порфирьевич несколько секунд прислушивался, не идет ли кто позади них по лестнице, и, убедившись в полнейшей тишине, быстро шагнул к дверям Пострунковой. Он хотел уже протянуть руку к звонку, но стоявший рядом Сухов остановил его:
— Ардальон! Как же это так… сразу, а? Как же это я… Мгновение Ардальон Порфирьевич о чем-то соображал.
Решимость и сейчас не покидала его.
— Ты вот сюда… непременно сюда! На две минуты только. Как открою я дверь — ты услышишь… Обязательно. Две минуты только…
Он указал рукой на маленькую узкую лестничку с другого края площадки, перебросившую десяток ступенек к приотворенной дверце чердака.
— Вот сюда. Быстрей! Не бойся, никого там нет… Но Ардальон Порфирьевич ошибался.
Как только Сухов скрылся за дверцей чердака, Адамейко дернул ручку звонка, — и через несколько секунд услышал знакомый голос соседки:
— Кого надо?
— Откройте, Варвара Семеновна. Это… я…
Крюк за дверью упал, язычок французского замка мягко отошел в сторону.
— Пожалуйста.
В простенке между обеими кухонными дверями стояла вдова Пострункова. Сзади нее, на плите, шипел примус.
Ардальон Порфирьевич схватился рукой за дверь и широко распахнул ее, входя в квартиру.
В этот— то момент произошло то, чего не ожидал Ардальон Порфирьевич и чего всегда боялась так вдова Пострункова; по маленькой лестничке, с чердака -быстро сбежал на площадку большой серый кот, потревоженный, очевидно, свалившимся Суховым.
В два прыжка кот этот очутился у открытых дверей квартиры и — ловко шмыгнул туда, прежде чем Адамейко успел закрыть за собою дверь.
— Аи-аи! — вскрикнула озабоченно Варвара Семеновна, бросившись к коту. — Ловите его, подлеца!
Из глубины квартиры выбежал, задорно лая, белый шпиц.
— Ловите! — кричала Варвара Семеновна, протягивая руки к испуганно заметавшемуся коту.
Он пробежал у нее между ног, вскочил сначала на вязанку дров, фыркнул оттуда на догнавшего его шпица, потом, вспрыгнув, ринулся по коридорчику в комнаты.
Варвара Семеновна и собака побежали вдогонку…
Все это продолжалось несколько секунд. Ардальон Порфирьевич быстро прошел вслед за хозяйкой. В его уме мелькнула неожиданная мысль.
— Варвара Семеновна… а Варвара Семеновна! — громко кричал он, догоняя ее. — Разрешите помочь. Уберите Рекса в столовую и закройте туда дверь. Собака, знаете ли, в данном происшествии только мешает. И злит кошку! Уж разрешите, я этого нежданного гостя вам лично изловлю и выдворю! Не беспокойтесь, Варвара Семеновна…
— Ах, подлец! Вот подлец! — волновалась вдова Пострункова, стараясь поймать за ошейник вертевшегося по комнате шпица. — Нахальный кот, я его знаю: это — жичкинский, кассира!
— Уходите! Уходите с собакой в столовую и крепко держите с той стороны дверь… — торопил ее Ардальон Порфирьевич. Я уж сам, — поверьте.
— Ну, ну… спасибо, батюшка. Рекс, поди сюда! Рекс, кому говорю?!
Она, наконец, поймала его и скрылась с ним в соседней комнате, плотно прикрыв оттуда дверь.
Адамейко медленно подошел к серому коту, забившемуся за угол письменного стола, и протянул к нему руку.
— Кис-кис-кис… Ах ты, глупый какой… дружок какой! Он бережно взял его на руки и быстро, почти припрыгивая, отнес его на лестницу.
Ардальон Порфирьевич выбежал на площадку и глухим шепотом позвал Сухова:
— Тс-с-с… Можешь скоро входить… Дверь не захлопну. Слышишь?
С чердака в ответ раздалось такое же глухое и короткое покашливание.
Адамейко вернулся в кухню, выключил внутри французский замок и прикрыл за собой обе двери.
«Вот так… вот так… Сейчас… Сейчас, — стучалась в виски горячая, неудержимая мысль. — Вот сейчас…»
Навстречу бежала белая собачонка, а сзади нее торопливым шагом — хозяйка квартиры.
— Фу ты — и примус даже забыла потушить… Вот окаянный кот!
Ардальон Порфирьевич подошел к плите и выполнил желание Варвары Семеновны, — теперь нужно было выигрывать каждую секунду,
— А вы умаялись, батюшка! Пойдемте в комнаты. Да сбросьте пальто: вымокли, чай, здорово…
В коридорчике, на гвозде, оставил отяжелевшее от дождя пальто и шляпу и, вытирая на ходу мокрое холодное лицо, вошел вслед за хозяйкой в маленькую гостиную. Руки его дрожали, и носовой платок не сразу влез в карман.
— Сарай хотел посмотреть… для зимы, конечно. Дворника искал — нету дворника… На черную лестницу от дождя убежал… и к вам, — неловко бормотал он, растерянно улыбаясь. — А вот, может, кстати: происшествие с котом какое…
— Спасибо, спасибо, Ардальон Порфирьевич! Сидите, пожалуйста. Я вас сейчас… свежими пирожочками: утречком рано испекла. Сейчас, сейчас…
Вынесла из столовой большое блюдо с яблочными пирожками и поставила на черный столик.
— Кушайте. И Рексеньку можете угостить: он еще не пробовал. Да кстати и зашли: у меня к вам дело есть. Совет, в общем… Комнату сдать собираюсь.
Оживленно и громко разговаривая, она не услышала, как заскрипела кухонная дверь. Настороженное ухо Ардальона Порфирьевича тотчас же уловило этот скрип.
Он сел на диванчик, посадив к себе на руки шпица; от мохнатой шерсти собаки шло густое тепло.
— Одну минуту, батюшка: юбку переодену, а то и в самом деле, будто нищенка какая!… Кухонный шик!
Она выразительным жестом показала на свою грязную, засаленную юбку, изорванную во многих местах.
Она прикрыла за собой дверь в спальню.
После этой минуты Ардальон Порфирьевич никогда больше не видал в живых вдовы Пострунковой…
В кухне отчетливей раздался скрип шагов. Теперь его услышала и собака. Она навострила уши, вытянула морду и попыталась соскочить с колен державшего ее Адамейко.
Но Ардальон Порфирьевич крепко прижал к себе шпица, нервно и неторопливо гладил его мягкую шерсть, нежно чесал у собаки за ухом.
Она притихла, да к тому же опять притихли в кухне человеческие шаги.
— Да, вот хочу комнату одну сдать. Одинокому, конечно. Приличному… — раздавалось громко из спальни.
Но Ардальон Порфирьевич не слышал уже этого голоса.
Он чувствовал, что вот-вот его оставит сознание, как покинула его в этот момент и та решимость, с которой он перешагнул порог своей соседки. Если сейчас вот не произойдет то самое, — он потеряет и тот остаток воли, который еще он в эту минуту судорожно осязал: он чувствовал, а не видел, — что рука его еще не перестала осязать чью-то мохнатую теплую шерсть, что другая рука то хватала с блюда, то так же быстро клала обратно липкие, мягкие, тоже теплые еще, пирожочки, а ноги вздрагивали и терлись одна о другую, как ищут защиты друг у друга слепые и слабые, оставленные сукой щенки.
Потом рука перестала гладить теплую шерсть, — собака потянулась с жадностью, высунув розовый язычок, к знакомым пирожочкам, собака просила знакомого ей человека достать эти пирожочки, и та же рука схватила вновь один из них и поднесла его к жадному влажному рту беленькой собаки.
И только осязал у себя во рту какое-то движение своего собственного языка:
— На, на, Рексенька… Кушай. Кушай. Кушай.
И так все время: ласкал собаку, нежно проводил рукой по ее шерсти и приговаривал: — Кушай. Кушай. Кушай…
И так иногда:
— Еще вот. На, Рексенька. Кушай…
И крепко— крепко прижал к себе вертлявое теплое собачье тельце.
Ошибался впоследствии прокурор, убеждая судей в том, что Ардальон Адамейко, идя на преступление, заранее готовился использовать дружбу свою со шпицем вдовы Пострунковой!…