Тропами карибу
Мне ниоткуда не грозила опасность, разве что какой-нибудь гризли вопреки всякой вероятности мог очнуться от зимней спячки и набрести на палатку. Пожалуй, волк еще побоялся бы зайти на стоянку вроде моей, гризли сделал бы это не колеблясь. Я подумала о топорике – единственном оружии, которое у меня было, подумала о том, какой крепкий у гризли череп. Шансов у меня мало, что и говорить. Больше на эту тему я не размышляла.
Тут последовало неприятное открытие: небольшая впадина рядом с палаткой заполнилась водой. Почва набухала влагой. Снежный вал, возле которого я расположилась, подвел меня. В теплое время дня он подтаял, и теперь вода неудержимо просачивалась вниз, в почву. Я попыталась отвести воду от палатки. Лишайник и мох так и полетели в разные стороны, корни черники тоже поддались довольно легко. Затем показался твердый, как камень, лед, а дюймом ниже – грунт. Я подолбила его немного – он дробился в мерзлую крошку, но вырыть канаву так и не смогла.
Однако мороз все равно должен был скоро положить конец просачиванию влаги. Скинув малицу, обувь и брюки, я юркнула в сумрак палатки, а затем в спальный мешок, застилавший весь ее пол. Я опасалась, что палатка будет хлопать всю ночь. Однако ветер упал чуть ли не в ту самую минуту, когда я улеглась. В наступившем затишье не шелохнулась бы и паутинка. Я не раз просыпалась. Полярные сумерки были нескончаемо безмолвны.
Вдруг снаружи раздался какой-то хриплый звук. Я откинула подвязанный край палатки и выглянула наружу. Никого, лишь снежный вал да мои вещи, притулившиеся у его подножья. Около трех часов ночи раздалась целая очередь хриплых звуков. Затем где – то подо мной послышалось хлюпанье – протяжное громкое хлюпанье, с каким уходят из ванны остатки воды. Очевидно, эти звуки производила талая вода, участвуя в каких – то процессах под землей.
Клочок тундры, на котором я обосновалась, был излюбленным прибежищем куропаток. Засыпали они не раньше десяти, а в половине четвертого уже воскресали к жизни и, переговариваясь между собой, пускались в обход своих владений. Я слушала их сквозь сон, словно лежа в полудреме на широком берегу приятного и необычайного.
Куропатки любили поговорить и целыми залпами выпаливали странные негромкие звуки. По-видимому, лейтмотивом у них было все убыстряющееся «пут – пут – п – п – п». Они издавали этот звук то мелодично и жизнерадостно, то механически, как заводная игрушка, то стремительно, так что он напоминал треск гремучей змеи.
А то и вовсе квакали, как лягушки. И еще они умели скрежетать наподобие кофейной мельницы. Это были негромкие, задумчивые звуки. Ни один из них не повторялся два раза подряд, и все они издавались характерным куропаточьим голосом – низким – низким, так, как если бы девушка заговорила басом; в этом есть что-то странное и вместе с тем привлекательное.
Куропатки умели издавать и нежные звуки. Это было либо вопросительно – нежное, как у цыплят, попискиванье, либо тихое, монотонное пение. Тогда я не заметила в этих звуках ничего особенного и лишь год спустя сообразила, что слышала куропаточьи голоса любви, которыми эти птицы разговаривают лишь раз в году, да и то всего лишь несколько дней.
Утром я проснулась в молочном тумане, но это нимало не смутило меня.
Один раз мне послышался вдали самолет. Не зная, как редко залетают сюда самолеты – за год их можно сосчитать по пальцам, – я и не подозревала, что это Энди отчаянно пытается вызволить меня отсюда. Сегодня он в последний раз смог подняться с аэродрома в Бетлсе на самолете с лыжным шасси, а ведь только такой самолет и мог приземлиться здесь до начала ледолома. В тот день, когда я высадилась, снег таял сверх ожидания бурно. Если б Энди не удалось отыскать меня, я застряла бы здесь одна на несколько недель.
Безмятежно сидела я на ящике и причесывалась. Солнце выжигало туман.
Колено, обращенное к смутному диску солнца, пригревало, щеку, обращенную к западу, холодило. А тишина – то какая, тишина! Я дышала глубоко, это доставляло наслаждение. Внезапно я сообразила почему: воздух как-то по-особенному душист, в нем разлит тонкий, едва ощутимый аромат полярного «сена» – сухих травянистых кочек, увядших листьев черники, серо – желтых лишайников.
Над снежным валом проглянула единственная знакомая мне примета этого нового для меня мира – небесная синева, со всех сторон облегающая нашу планету. Здесь она была бледной, без малейших следов загрязнения. Пролетел ворон. Завидя меня, он заполоскал горлом: «карр! карр!» Лед на озере лопался с треском каждые две – три минуты.
«Я хочу…» – машинально подумала я и невольно погрузилась в размышления о жизни. Теперь как раз впору отрешиться от всех желаний беспокойных земных желаний… Есть свежие овощи вместо лимской фасоли и риса, получать письма от друзей, хозяйничать дома в своей механизированной кухне. Вот нити, которые тянут мое сердце назад к цивилизации. «Оборви их, – подумалось мне. – Чего ты хочешь?» Ответ пришел мгновенно. «Быть там, где люди ходят на четвереньках. Что до остального, то я сумею собраться с силами и восстать с ложа необузданной слабости. Напрячь свои мускулы и пойти путем желания среди желаний».
Сама того не подозревая, я брала внутренний разгон для летней работы.
Могла ли я знать, что мне предстоит провести в Арктике не одно лето, а целых восемнадцать месяцев, из них четырнадцать наедине с Крисом в горах Брукса.
В воздухе ощутилась какая – то пульсация, смутное биение, которое нельзя было еще назвать шумом. Самолет! Это был Энди. Второй раз за день он летел сюда из Бетлса.
К моему удивлению, Энди взял на борт весь груз, за исключением деревянных ящиков, в которых были банки с горючим. Он не взял бы их, даже если бы мог: в этом отдаленном месте они были драгоценным запасом горючего на случай вынужденной посадки.
По сравнению со вчерашним днем снежная рябь на озере стала более рыхлой и заметно опала. Взлет прошел благополучно. В Бетлсе не успела я выйти из самолета, как механики Фрэнк Тобук и Канадец принялись снимать лыжи и ставить на их место колеса, предназначенные для лета. Это означало, что до конца ледолома мы не сможем вылететь на север через хребет Брукса.
Почему Крис передумал становиться лагерем на озере Тулиалек?
Оказывается, основная масса оленей уже прошла на запад. Поэтому и нам следовало податься на запад. Наше счастье, если мы сумеем определить местонахождение одного из крупнейших полярных стад карибу (считается, что на Аляске их пять) и пристроиться по пути его следования.
Человеку, живущему в условиях цивилизации, невозможно представить себе, с какими трудностями мы столкнулись. В условиях цивилизации не один, так другой человек может ответить на интересующий вас вопрос, и можно надеяться на помощь. Нам же приходилось строить свою работу на сплошных неизвестных – ждать помощи было не от кого.
Ничего не зная о северных оленях, мы должны были быстро, пока ледолом не застал нас к югу от хребта Брукса, принять относительно их важное решение. Мы должны были выбрать место стоянки на весь период ледолома так, чтобы оказаться на пути миграции карибу, иначе весна прошла бы для Криса впустую (для фотографа, снимающего диких животных, самые важные времена года весна и осень, пора отела и пора спаривания). Дело осложнялось еще и тем, что следовало расположиться вблизи какого-либо озера, чтобы по окончании ледолома нас можно было забрать самолетом на поплавках.
Энди разрешил нашу первую проблему, снова поставив нас на лыжи. Это было сделано так. Сперва мы полетели вдоль южной кромки хребта на запад и приземлились в поселке Кобук. Мы сели на колесах на оттаявшей каменистой косе, перетащили багаж к покрытому льдом озеру, лежавшему за поселком, а тут уж Джон Кросс из Коцебу взял нас на самолет с лыжным шасси, базировавшийся на льду Берингова моря.
Сперва Энди, а потом Джон возили Криса на север, в горы Брукса, высматривать оленей. Потом Энди вернулся в Бетлс. Последовал беспокойный период отчаянных метаний и несбывшихся надежд. Получалось так, что мы неизменно прилетали в те места, откуда олени уже ушли на запад. Однажды, спасаясь от надвигающегося тумана, мы так поспешно взлетели, что оставили "на земле снаряжение. Я была поражена. Разумеется, в нашем деле не обойтись без накладок, и мы не особенно тужили о них. Но бросать материальную часть!..