Разоблачение

– Да.
– С кем вы разговаривали?
– С автоответчиком.
– А-а-а… – Фернандес была явно разочарована. – Продолжайте, пожалуйста.
– Так вот, я подобрал телефон и вылетел оттуда. А она кричала мне вдогонку, что я не смею так с ней поступать, и что она меня убьет.
– Что вы ей отвечали?
– Ничего. Я просто ушел.
– И в котором часу это было?
– Приблизительно без пятнадцати семь.
– Кто-нибудь видел, как вы уходили?
– Да, уборщица.
– Вы, случайно, не знаете ее имени?
– Нет.
– Видели ее раньше?
– Нет.
– Как вы думаете, она числится работником вашей компании?
– На ней был надет фирменный халат. Это, знаете ли, контора, которая по найму занимается уборкой наших кабинетов.
– Угу. И что дальше?
– Я поехал домой, – пожал плечами Сандерс.
– Вы рассказали жене о случившемся инциденте?
– Нет.
– А вообще рассказывали кому-нибудь?
– Нет, никому.
– А почему?
– Ну… Я думаю, что происшедшее меня слишком шокировало.
Фернандес замолчала и просмотрела свои записи.
– Так. Вы сказали, что подверглись сексуальному преследованию. И вы описали весьма недвусмысленную увертюру, предпринятую этой женщиной. А поскольку она ваш начальник, то я полагаю, что вы понимали, как рискованно отвергать ее притязания?
– Ну… Конечно, я был этим озабочен, но разве я не имею права отвергнуть ее? Что, не так?
– Конечно, вы имеете такое право. Я спрашиваю вас, о чем вы при этом думали?
– Я был очень расстроен.
– Настолько, что не захотели поделиться с кем-нибудь вашими впечатлениями? Вам не хотелось посоветоваться с коллегами? С другом? С кем-нибудь из членов семьи, например, с братом? Хоть с кем-нибудь?
– Нет, это мне даже не пришло в голову. Я понятия не имел, как нужно поступать в таких случаях, – думаю, я был в шоке. Я просто хотел, чтобы все на этом закончилось. Мне хотелось думать, будто этого никогда не было.
– Вы делали какие-либо записи в связи с этим событием?
– Нет.
– Ладно. Дальше, вы упомянули, что ничего не сказали жене; следует ли это понимать так, что вы скрыли от шее происшедшее?
Сандерс подумал.
– Да.
– Много ли у вас от нее секретов?
– Нет. Но в этом случае, учитывая, что в инциденте была замешана моя прежняя любовница, вряд ли жена отнеслась бы ко всему с пониманием, мне не хотелось все ней объяснять.
– Есть ли у вас другие связи на стороне?
– Вчера тоже не было связи!
– Я задала общий вопрос относительно вашей семейной жизни.
– Нет. У меня никогда не было связей на стороне.
– Хорошо. Я бы посоветовала вам все рассказать жене. Откройтесь ей целиком и полностью. Я могу вам гарантировать, что ей рано или поздно станет все известно – если не известно уже сейчас. Как бы трудно это ни было, лучшая возможность сохранить ваши добрые отношения – это абсолютная честность по отношению к жене.
– Ладно.
– Так, теперь вернемся к прошлому вечеру. Что было дальше?
– Мередит Джонсон позвонила ко мне домой и поговорила с моей женой.
Брови Фернандес поползли вверх.
– Даже так? Вы ожидали, что подобное может произойти?
– Господи, конечно нет! Я испугался до чертиков. Но она разговаривала вполне дружелюбно и звонила только для того, чтобы сказать, что утреннее совещание переносится на восемь тридцать. Сегодняшнее совещание.
– Я поняла.
– Но, придя сегодня на работу, я узнал, что на самом деле совещание было перенесено ровно на восемь.
– То есть вы опоздали, вам влетело – и так далее?
– Да.
– И вы полагаете, что это была ловушка?
– Да.
Фернандес посмотрела на часы.
– Боюсь, что у меня выходит время. Быстро введите меня в курс того, что произошло сегодня утром, если можно.
Не упоминая о «Конли-Уайт», Сандерс вкратце описал утренние события и унижение, через которое ему пришлось пройти; рассказал о неприятном разговоре с Мередит, о беседе с Филом Блэкберном, о предложении перевести его на другое место работы, о том, что такой перевод значит для него потерю льгот при возможном акционировании, и о своем решении искать помощи.
Фернандес исправно все записала, почти не задавая вопросов. Наконец она отодвинула желтый блокнот в сторону.
– Так. Думаю, что рассказанного вами достаточно, чтобы составить четкую картину происшедшего. Вы чувствуете себя обманутым и отвергнутым. И вы хотите знать, можно ли рассматривать происшедшее с вами как преследование по сексуальным мотивам?
– Да, – кивнул Сандерс.
– Так вот. Формально – да. Но ваш случай подлежит суду присяжных, и мы не можем знать, что случится, если мы пойдем в суд. Но, основываясь на том, что вы мне сейчас рассказали, я должна предупредить вас, что ваша позиция не из сильных.
– О Боже! – ошеломленно воскликнул Сандерс.
– Я законов не пишу. Я просто разговариваю с вами совершенно откровенно, чтобы вы могли принять обдуманное решение. Ваша позиция не из сильных, мистер Сандерс.
Фернандес отодвинула стул от стола и начала собирать свои бумаги в чемоданчик.
– У меня есть всего пять минут, но я постараюсь объяснить вам, что, в соответствии с законом, считается случаем притеснения по сексуальным мотивам, поскольку многие клиенты не вполне отчетливо себе это представляет. Статья седьмая Акта о гражданских правах шестьдесят четвертого года провозглашает дискриминацию по половым признакам незаконной, но на практике юристы много лет не знали толком, что же называть сексуальным преследованием. Только с середины восьмидесятых годов Комиссия по равным правам для поступающих на работу, руководствуясь статьей седьмой, наметила рамки, определяющие понятие «преследование по сексуальным мотивам». В последующие годы эти рамки были еще более четко обозначены, по рассмотрении судебных прецедентов, так что сейчас они достаточно определенны. Согласно закону, для того, чтобы жалобы рассматривались как случай сексуального преследования, в поведении ответчика должны быть в наличии три основных момента. Во-первых, нарушение должно быть связано с сексом. Это значит, что неприличная шутка не является сексуальным преследованием, даже если истец нашел ее оскорбительной. Поведение ответчика должно быть сексуальным по своей природе. В вашем случае из того, что вы мне рассказали, однозначно следует, что первый момент наличествует.
– Так…
– Второй момент: поведение ответчика должно носить нежелательный для истца характер. Суд проводит разделительную черту между согласием на связь и обоюдным желанием. Это значит, к примеру, что человек может иметь интимные отношения со своим начальником добровольно – ведь никто не приставляет пистолет к его виску, – но суд поймет, что у истца не было иного выхода, кроме как принять предложение начальника, и не признает поведение начальника правомочным.
Чтобы определить, носило ли поведение ответчика нежелательный для истца характер, суд будет рассматривать его в достаточно широких границах. Например, позволял ли себе истец на работе фривольные шутки, поощряя тем самым окружающих к тому же? Принимал ли он участие в разговорах на сексуальные темы или в сексуальных розыгрышах над другими сотрудниками? И если истец был-таки вовлечен в интимную связь с начальником, то не приглашал ли он начальника к себе домой, не посещал ли его, скажем, в больнице? Не видели их вместе, когда в этом не было необходимости или принуждения? Не был ли истец вовлечен в иные виды деятельности, которые позволяют предположить, что его участие в интимной связи было не только добровольным, но и желаемым? Мало того, суд постарается выяснить, указывал ли истец своему начальнику на нежелательность его поведения, жаловался ли кому-либо или предпринимал иные действия, дабы избежать нежелательной ситуации. Все это имеет тем большее значение, чем более высокое положение занимает истец, поскольку высокое положение допускает и большую свободу действий.
– Нет, я никому не жаловался.
– Да. И не указывали ей на недопустимость ее поведения. Недвусмысленно, во всяком случае, насколько я могу судить.