Агент "Н" или "М"
Агата Кристи
Агент "Н" или "М"
Глава первая
В передней Томми Бирсфорд разделся, аккуратно, не спеша, водрузил пальто на вешалку и все так же неторопливо повесил шляпу на соседний крючок. Потом расправил плечи, изобразил на лице бодрую улыбку и вошел в гостиную, где жена его вязала шерстяной подшлемник цвета хаки.
Стояла весна 1940 года.
Миссис Бирсфорд взглянула на мужа, и спицы еще быстрее замелькали у нее в руках. Помолчав с минуту, она спросила:
— Что нового в газетах?
— Блицкриг надвигается, — ответил Томми. — Дела во Франции плохи.
— Да, что и говорить, невесело, — подтвердила Таппенс.
Они опять помолчали. Затем Томми поинтересовался:
— Ну? Что же ты ни о чем не спрашиваешь? Кому сейчас нужна эта тактичность?
— Верно, — согласилась Таппенс. — Излишняя тактичность раздражает. Но ведь ты разозлишься еще больше, если я начну задавать вопросы. Да и зачем? У тебя и так все на лице написано. Ну, ладно, выкладывай. Ничего не вышло?
— Ничего. Я никому не нужен. Честное слово, Таппенс, когда сорокашестилетнему мужчине дают понять, что из него песок сыплется — это уж слишком. Армия, флот, авиация, министерство иностранных дел — всюду одно и то же: вы слишком стары. Может, позднее вы нам понадобитесь.
— Со мной та же история, — вздохнула Таппенс. — Вы хотите быть сестрой милосердия? В вашем возрасте? Нет, благодарим вас. На другую работу? Тоже нет. Они предпочтут мне любую сопливую девчонку, которая и ран-то в глаза не видела и даже бинт стерилизовать не умеет. А ведь я же три года провела на фронте: была и сиделкой и операционной сестрой, водила грузовик и даже генеральскую машину. И, смею утверждать, всюду неплохо справлялась. А теперь я, оказывается, всего-навсего пожилая надоеда, которая не желает тихо сидеть дома и вязать.
— Хорошо, хоть Дебора при деле, — попытался Томми утешить жену.
— Да, у нее все в порядке, — согласилась мать Деборы. — Уверена, что она справляется. И все-таки кажется, Томми, что я бы ей ни в чем не уступила.
— Она, пожалуй, другого мнения, — усмехнулся Томми.
— Дети иногда бывают просто невыносимы, — вздохнула Таппенс. — Особенно когда стараются быть чуткими.
— Терпеть не могу, когда Дерек делает мне скидку на возраст, — проворчал Томми. — Всем своим видом он словно говорит: «Бедный старый папа!»
Сердито фыркнув, Таппенс тряхнула темноволосой головой, и клубок шерсти скатился с ее колен на пол.
— Выходит, мы ни на что больше не годны? Да? А может, нам просто вбивают это в голову? Впрочем, мне самой подчас кажется, что мы вообще никогда ни на что не годились.
— Похоже, — отозвался Томми.
— Допустим. Но ведь было же время, когда мы считали, что делаем важное дело. Теперь я начинаю подозревать, что все это нам просто приснилось. Да было ли это на самом деле, Томми? Правда ли, что однажды немецкие шпионы трахнули тебя по голове и похитили? Правда ли, что однажды мы с тобой выследили опасного преступника, задержали его и завладели важнейшими секретными документами? Правда ли, что некая признательная страна нас щедро вознаградила? Да, нас — тебя и меня. Тех самых Бирсфордов, которыми все пренебрегают, которые никому больше не нужны?
— Угомонись, дорогая. Разговорами делу не поможешь.
— И все-таки, — смахнув слезинку, сказала Таппенс, — больше всего меня обидел наш друг мистер Картер.
— Но он же написал нам весьма любезное письмо.
— И ничего не сделал — даже надежды не подал.
— Так ведь он сейчас не у дел, как и мы. Состарился, поселился в Шотландии и ловит себе рыбку.
— Секретная служба могла бы все же что-нибудь для нас придумать, — не сдавалась Таппенс.
— А может, мы уже и не справимся, — возразил Томми. — У нас теперь, пожалуй, пороху не хватит.
— Не знаю. По-моему, мы все те же. А впрочем, когда дойдет до дела… Но все-таки очень хочется чем-то заняться. Ужасно, когда все время только думаешь и думаешь.
В квартиру позвонили. Таппенс открыла дверь и увидела на пороге широкоплечего мужчину с пышными светлыми усами на румяном жизнерадостном лице. Незнакомец быстрым взглядом окинул хозяйку дома и приятным голосом осведомился:
— Миссис Бирсфорд?
— Да.
— Моя фамилия Грант. Я друг лорда Истхемптона. Он посоветовал мне обратиться к вам и вашему мужу.
— Очень рада. Входите, пожалуйста. — Таппенс провела посетителя в гостиную. — Знакомьтесь — мой муж. А это мистер Грант. От мистера Кар… простите, от лорда Истхемптона.
Прежний псевдоним шефа Секретной службы был для Таппенс привычнее, чем настоящий титул их старого друга. Мистер Грант оказался приятным человеком и держался непринужденно. Таппенс вышла из комнаты, но вскоре вернулась с бутылкой шерри и рюмками. А еще через несколько минут, воспользовавшись паузой, мистер Грант спросил Томми:
— Я слышал, вы ищете себе дело, Бирсфорд?
— Да, ищу. Вы имеете в виду… — У Томми загорелись глаза.
Грант рассмеялся и покачал головой:
— Боюсь, не то, что вы думаете. Этим пусть занимаются молодые, энергичные ребята или те, кто работает у нас уже давно. А вам я могу предложить лишь довольно скучную работу: будете сидеть в канцелярии, подшивать бумаги, перевязывать папки красной тесьмой, расставлять по полкам и прочее.
— Понятно, — лицо у Томми вытянулось.
— В конце концов, это лучше, чем ничего, — подбодрил его Грант. — Словом, загляните ко мне на днях. Министерство снабжения, комната двадцать два. Что-нибудь для вас подыщем.
Зазвенел телефон. Таппенс сняла трубку.
— Алло… Да… Что такое?
На другом конце провода кто-то кричал. Таппенс изменилась в лице.
— Когда?.. Ох, боже мой!.. Разумеется, дорогая, сейчас буду.
Миссис Бирсфорд положила трубку.
— Это Морин.
— Я так и подумал. Ее голос узнаешь даже отсюда.
Едва переведя дыхание, Таппенс продолжала:
— Ради бога простите, мистер Грант, но я должна бежать — моя приятельница упала и вывихнула ногу. Надо пойти помочь ей.
— О чем речь, миссис Бирсфорд! Разумеется.
Таппенс улыбнулась гостю, схватила пальто, наспех оделась и убежала. Входная дверь захлопнулась.
— Посидите еще, — сказал Томми и долил гостю шерри.
— Спасибо. — Грант взял рюмку, пригубил, помолчал и наконец заметил:
— А знаете, я отчасти даже рад, что вашей жене пришлось уйти. Так мы сэкономим время.
— Не понимаю, — удивленно уставился на него Томми.
— Видите ли, Бирсфорд, — неторопливо начал Грант, — я пригласил вас заглянуть ко мне в министерство, потому что уполномочен сделать вам одно предложение.
— Вы имеете в виду…
— Истхемптон рекомендовал вас, — кивнул Грант. — Сказал, что вы — самый подходящий человек.
— Я вас слушаю. — Томми перевел дух.
— Никто не должен ничего знать. Даже ваша жена. Понятно?
— Раз вы настаиваете — хорошо. Но раньше мы работали вместе.
— Знаю. Но мое предложение адресовано только вам.
— Ясно.
— Официально вам предлагается, как я уже сказал, канцелярская работа в шотландском филиале министерства. Он расположен в запретной зоне, куда вы не можете взять жену. На самом же деле вы поедете совсем в другое место.
Томми выжидательно молчал.
— Вы читали в газетах о пятой колонне? — спросил Грант. — Вам известно хоть в общих чертах, что означает это выражение?
— Враг внутри страны.
— Совершенно верно, Бирсфорд. Начиная войну, мы были оптимистами. Я не говорю о тех, кто знал, с чем мы имеем дело. Они-то всегда понимали, как хорошо подготовлен и решителен противник, как силен он в воздухе, какая у него слаженная военная машина. Я имею в виду нацию в целом, добродушного, демократически настроенного англичанина, у которого в голове форменная неразбериха и который верит в то, во что ему хочется верить, — что Германия долго не выдержит, что она на грани революции, что танки у немцев из жести, а сами они от недоедания свалятся с ног на первом же марше и так далее. Так вот, война повернулась совсем по-другому. Уже в начале ее нам пришлось туговато, а теперь становится и вовсе худо. Народ — матросы, летчики, солдаты в окопах — держится стойко, но готовили нас к войне и руководили нами скверно. Самое худшее в этом смысле уже позади. Мы исправили ошибки, постепенно ставим нужных людей на нужные места, словом, начинаем воевать как следует. И мы выиграем войну… если только раньше не проиграем ее. Опасность же проиграть ее грозит нам не извне. Нам грозит та же опасность, что сгубила Трою: деревянный конь в наших стенах. Если угодно, назовем его пятой колонной. Это мужчины и женщины, порой высокопоставленные, порой никому не известные, но одинаково преданные нацизму…