Хикори, дикори, док...

— Ах, мерзавка! — воскликнула Николетис. — Чтоб и духу ее тут не было!
— Она и сама собирается от нас съехать и хочет все возместить.
— Возместить! Опорочила нас навеки… А теперь возместить… Кто же теперь захочет у нас жить! — Миссис Николетис бросилась на диван и горько разрыдалась. — Никто меня не жалеет, — всхлипывала она. — Как же гнусно со мной поступают! Всем на меня наплевать! Никто со мной не считается. Умри я завтра, никто не прольет ни слезинки…
Решив не вступать в полемику, миссис Хаббард вышла из комнаты.
«Боже всемогущий, даруй мне терпение!» — взмолилась она про себя и пошла на кухню к Марии.
Мария держалась замкнуто и отчужденно. Слово «полиция» незримо витало в воздухе.
— Во всем обвинят меня. Меня и Джеронимо — povero [16]. Разве может быть правосудие на чужбине? Нет, для ризотто этот рис не подходит. Лучше я приготовлю спагетти.
— Мы вчера на ужин ели спагетти.
— Не важно. У меня на родине едят спагетти каждый день, каждый божий день. И это еще никому не повредило.
— Да, но сейчас-то вы в Англии.
— Хорошо, тогда я приготовлю жаркое. По-английски. Вы не любите, но я все равно приготовлю; оно будет совсем неподжаристым, светлым, на сломанных ребрах, а лук я не обжарю, а сварю…
Тон ее был так угрожающ, будто речь шла не о жарком, а о возможном зверском убийстве.
— Ладно, готовьте что хотите, — сердито произнесла миссис Хаббард и вышла из кухни.
Но к шести часам вечера миссис Хаббард вновь обрела прежнюю деловитость. Она оставила кое-кому из студентов записки с просьбой зайти к ней перед ужином и, когда они явились, рассказала им о предложении Силии. Те восприняли его благосклонно. Даже Женевьев смягчилась, узнав, как дорого оценила Силия ее пудру, и радостно прощебетала, что все «Sans rancune» [17]. А потом глубокомысленно добавила:
— У Сильвии что-то непорядок с нервами. Она обеспечена, и ей не нужны эти вещи. Нет, у нее, конечно, что-то с нервами. Мосье Макнабб прав.
Когда прозвучал гонг, созывающий студентов к столу, и миссис Хаббард спустилась вниз, Лен Бейтсон отвел ее в сторону.
— Я подожду Силию в холле, — сказал он, — и приведу в столовую. Пусть она знает, что все нормально.
— Вы очень любезны, Лен.
— Да что вы, мама Хаббард!
И действительно, когда подавали суп, из коридора донесся громовой голос Лена:
— Пошли-пошли, Силия. Все будут рады тебя увидеть.
Найджел язвительно заметил, глядя в тарелку:
— Какие мы сегодня добренькие!
Но больше насмешничать не стал и приветственно помахал Силии, которую Лен обнимал за плечи могучей ручищей.
Студенты оживленно беседовали, стараясь как можно чаще вовлекать в разговор Силию. Но в конце концов показное благодушие сменилось неловким молчанием. И тут Акибомбо с сияющим видом повернулся к Силии и, наклонившись над столом, произнес:
— Теперь мне объяснили, я раньше не понимал. Ты очень умно воровала. Никто долго не догадывался. Очень умно.
Салли выдохнула:
— Ну, Акибомбо, ты меня доконаешь! — И не в силах сдержать хохот, выбежала в холл. Все рассмеялись от души.
Колин Макнабб опоздал. Он вел себя сдержанно и еще более отчужденно, чем обычно. Когда ужин подходил к концу, но все еще сидели за столом, он встал и смущенно промямлил:
— Я сейчас ухожу, у меня дела. Но я хочу сказать… В общем.., мы с Силией решили пожениться.., через год, когда у меня кончится стажировка.
Он стоял весь красный от смущения, жалкий, а вокруг раздавались поздравления и улюлюканье друзей; наконец, страшно сконфуженный, он удалился. Силия тоже зарделась, но ничего не сказала.
— Ну вот, еще одного хорошего парня окрутили, — вздохнул Лен Бейтсон.
— Я так рада, Силия! — сказала Патрисия. — Надеюсь, ты будешь счастлива.
— Наконец-то на нас снизошла благодать, — сказал Найджел. — Завтра купим «кьянти» и выпьем за здоровье жениха и невесты. Но почему наша драгоценная Джин так мрачна? Ты что, противница брака?
— Не говори глупостей, Найджел.
— Я всегда считал, что брак гораздо лучше свободной любви. Ты разве со мной не согласна? Особенно для детей. Не очень-то приятно, когда в графе «отец» стоит прочерк.
— Но матери не можно быть слишком молодой, — вмешалась Женевьев. — Так нам говорили на занятиях по физиологии.
— Ну, ты даешь! — воскликнул Найджел. — Уж не считаешь ли ты Силию несовершеннолетней? Она — вполне взрослая свободная белая женщина.
— Это оскорбление! — возмутился мистер Чандра Лал.
— Да нет, мистер Лал, вы не так поняли, — сказала Патрисия. — Это просто идиома. Она ничего не значит.
— Не понимаю, — сказал Акибомбо. — Если она ничего не означает, зачем ее употреблять?
Внезапно в разговор вмешалась Элизабет Джонстон, в ее голосе звучало легкое раздражение.
— Порою люди говорят вроде бы ничего не значащие фразы, но на самом деле их слова полны скрытого смысла. Нет-нет, я не о том, что сказал Найджел. Я о другом. — Она обвела взглядом сидящих за столом. — О том, что произошло вчера.
— В чем дело, Бесс? — резко спросила Вэлери.
— Не надо, — робко попросила Силия. — Я думаю.., я уверена, что завтра все выяснится. Правда-правда. И история с конспектами, и с рюкзаком. И тот, кто это сделал, признается, как.., как я.
Чувствовалось, что она говорит искренне, лицо ее пылало, и кое-кто из студентов посматривал на нее уже вполне дружелюбно.
— И все мы будем жить долго и счастливо, — хохотнула Вэлери.
После чего все дружно встали и направились в гостиную. Каждый хотел услужить Силии и подать ей кофе. Потом включили радио, часть студентов разошлась по своим делам, кто-то пошел заниматься, и в конце концов обитатели дома (вернее, двух домов) на Хикори-роуд отправились спать.
День выдался страшно долгий и утомительный, думала миссис Хаббард, блаженно растягиваясь на постели.
— Но, слава Богу, — сказала она себе, — все позади.
 
Глава 7
Мисс Лемон опаздывала крайне редко, а вернее сказать, не опаздывала никогда. Ни туман, ни буря, ни эпидемия гриппа, ни дорожные происшествия не могли помешать этой удивительной женщине вовремя прийти на работу. Но в то утро мисс Лемон вместо десяти прибежала, запыхавшись, в пять минут одиннадцатого. Она рассыпалась в извинениях и была какая-то встрепанная.
— Ради Бога, простите меня, мосье Пуаро, мне, право, очень неловко. Я как раз собиралась выходить, но тут позвонила сестра.
— Надеюсь, с ней все в порядке?
— Как вам сказать…
Пуаро выжидающе посмотрел на мисс Лемон.
— Она безумно расстроена, просто безумно. Одна из студенток покончила с собой.
Пуаро молча уставился на нее. Потом что-то пробормотал себе под нос.
— Простите, мосье Пуаро?
— Как зовут девушку?
— Силия Остин.
— Отчего она умерла?
— Говорят, отравилась морфием.
— Может, это несчастный случай?
— Нет-нет, кажется, она оставила записку.
Пуаро тихо сказал:
— Этого я не ожидал. Не этого… Но все равно что-то должно было случиться.
Он поднял глаза на мисс Лемон, застывшую с карандашом в руках и блокнотом наготове. Пуаро вздохнул и покачал головой:
— Нет, разберите-ка лучше утреннюю почту. Просмотрите письма и ответьте, кому сможете. А я отправлюсь на Хикори-роуд.
Джеронимо впустил Пуаро в дом и, узнав его, заговорщицки зашептал:
— А, это вы, сеньор… У нас беда.., большая беда. Маленькая синьорина.., ее нашли утром в постели мертвую. Сначала пришел доктор. Он так качал головой. Теперь пришел инспектор полиция. Он наверху с синьора и падрона. Почему она решила убить себя, poverina? [18] Вчера вечером было так весело, была помолвка.