Убийство в Месопотамии

– Да, мадемуазель, – сказал он. – Подозрение! Не надо бояться этого слова. Вы все на подозрении в этом доме. Повар, бой по дому, судомойка, бой по горшкам и все участники экспедиции тоже.
Миссис Меркадо вскочила с негодованием на лице.
– Как вы смеете! Как вы смеете говорить подобные вещи? Это отвратительно, это непереносимо. Доктор Лейднер, вы не должны сидеть спокойно и позволять... позволять этому человеку...
– Мэри, пожалуйста, постарайтесь успокоиться, – усталым голосом сказал доктор Лейднер.
Мистер Меркадо тоже поднялся. Руки у него тряслись, а глаза налились кровью.
– Я согласен с этим. Это грубое нарушение закона... оскорбление...
– Нет, нет, – сказал Пуаро. – Я не оскорбляю вас. Я не оскорбляю вас. Я просто прошу вас взглянуть фактам в лицо. В доме, где совершено убийство, на каждого его обитателя приходится определенная доля подозрения. И я спрашиваю у вас, какие имеются доводы, что убийца пришел со стороны.
– Ну, конечно же, со стороны, – закричала миссис Меркадо. – Это же логично! Зачем... – Она остановилась и произнесла гораздо медленнее: – Все иное невозможно.
– Вы без сомнения, правы, мадам, – с поклоном сказал Пуаро. – Я просто объясняю вам, каким образом следует подходить к вопросу. Сначала я убеждаю себя в том, что все здесь невиновны. Затем я отыскиваю убийцу где-нибудь в другом месте.
– А не потребуется ли для этого довольно много дней? – учтиво спросил отец Лавиньи.
– Черепаха, mon pere [18], перегоняет зайца.
Отец Лавиньи пожал плечами.
– Мы в ваших руках, – покорно произнес он. – Убедите себя в нашей невиновности в этом сумасшедшем деле по возможности скорее.
– Так скоро, как только возможно. Моей обязанностью было прояснить ваше положение, чтобы вы не возмущались дерзостью любого вопроса, который мне, может быть, придется вам задать. Возможно, mon pere, церковь подаст пример?
– Пожалуйста, задавайте какие вам угодно вопросы, – серьезно сказал отец Лавиньи.
– Это ваш первый сезон здесь?
– Да.
– И когда вы приехали?
– Три недели без дня, то есть 27 февраля.
– Откуда вы?
– Орден «Peres Blancs» [19] из Карфагена.
– Благодарю, mon pere. Не были ли вы знакомы с миссис Лейднер до приезда сюда?
– Нет, я никогда не видел леди, пока не познакомился с ней здесь.
– Не скажете ли мне, чем вы занимались в момент трагедии?
– Я работал над таблетками в своей собственной комнате.
Я отметила, что у Пуаро под руками был грубый план здания.
– То есть в комнате, что в юго-западном углу, соответствующей комнате миссис Лейднер с противоположной стороны?
– Да.
– В какое время вы пошли в свою комнату?
– Сразу после ленча. Я бы сказал, приблизительно без двадцати час.
– И вы оставались там до какого времени?
– Почти до трех часов, когда я услышал, как возвратился станционный фургон, и вышел взглянуть.
– В течение этого времени вы покидали комнату?
– Нет, ни разу.
– И не видели и не слышали ничего, что могло бы иметь отношение к трагедии?
– Нет.
– В вашей комнате есть окно во внутренний двор?
– Нет, оба окна выходят наружу.
– Можно было от вас слышать, что происходит во дворе?
– Не очень хорошо. Я слышал, как мистер Эммотт проходил мимо моей комнаты и поднимался на крышу. Он делал это один или два раза.
– Вы не можете вспомнить, в какое время?
– Нет, боюсь, что нет. Я, видите ли, был поглощен работой.
Наступила пауза, потом Пуаро сказал:
– Можете ли вы сказать или предположить что-то, что могло бы внести ясность в это дело? Например, не заметили ли вы чего-нибудь в дни, предшествующие убийству?
Отец Лавиньи выглядел несколько смущенно.
– Это довольно трудный вопрос, месье, – серьезно сказал он. – Раз вы меня спрашиваете, я должен ответить откровенно: по моему мнению, миссис Лейднер, очевидно, опасалась кого-то или чего-то. Она определенно нервничала по поводу незнакомых людей. Я представляю себе, что у нее были основания для того, чтобы нервничать, но я ничего об этом не знаю. Она меня не посвящала.
Пуаро откашлялся и справился в каких-то записях, которые он держал в руке.
– Две ночи назад, как я понял, возникла паника по поводу грабежа!
Отец Лавиньи подтвердил это и пересказал свою историю о том, как заметил свет в комнате древностей, рассказал о последующих безуспешных поисках.
– Вы верите или нет в то, что кто-то посторонний был в помещении в это время?
– Не знаю, что и думать, – откровенно сказал отец Лавиньи. – Ничего не было взято, не тронуто. Это мог быть один из боев по дому.
– Или из участников экспедиции?
– Или участник экспедиции. Но в этом случае не было бы причин человеку не признавать этого факта.
– Но также мог быть и посторонний человек?
– Полагаю, что да.
– Возможно ли, чтобы посторонний мог бы где-то прятаться в течение следующего дня и до середины дня, следующего за ним?
Этот вопрос был задан не только отцу Лавиньи, но и доктору Лейднеру.
Оба они серьезно задумались.
– Я думаю, вряд ли это могло быть возможным, – с некоторой неохотой наконец сказал доктор Лейднер. – Я не вижу, где бы он мог укрыться. А вы, отец Лавиньи?
– Нет, нет, я тоже не вижу.
Оба мужчины, по-видимому, с неохотой отвергали это предположение.
Пуаро повернулся к мисс Джонсон:
– А вы, мадемуазель? Вы не считаете эту гипотезу вероятной?
После минутного раздумья мисс Джонсон покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Не считаю. Где бы он мог спрятаться? Всеми спальнями пользуются, меблированы они скупо. Темная комната, чертежная и лаборатория использовались на следующий день. Нет никаких шкафов и закоулков. Может быть, если слуги были в сговоре...
– Это возможно, но маловероятно, – сказал Пуаро.
Он еще раз повернулся к отцу Лавиньи.
– Еще один момент. На днях сестра Ледеран заметила, как вы беседовали с посторонним человеком. До этого она видела, как этот человек пытался заглянуть в одно из окон с внешней стороны. Похоже, что он с какой-то целью бродил вокруг.
– Это, конечно, возможно, – задумчиво сказал отец Лавиньи.
– Вы первым заговорили с этим человеком или он с вами?
Отец Лавиньи ненадолго задумался.
– Мне кажется... да, да, без сомнения, он первый заговорил со мной.
– Что он сказал?
Отцу Лавиньи опять пришлось напрягать память.
– Если не ошибаюсь, спросил: не это ли здание американской экспедиции? А потом что-то сказал о том, что американцы нанимают на работу много людей. Я, собственно, его не очень хорошо понимал, но старался поддержать разговор, чтобы поупражняться в арабском. Я считал, что он, как горожанин, должен лучше понимать меня, чем люди на раскопках.
– Говорили вы с ним еще о чем-нибудь?
– Насколько помню, я сказал, что Хассаньех – большой город, а потом мы согласились, что Багдад больше, и еще, насколько я помню, он спросил, армянский я или сирийский католик – что-то в этом роде.
Пуаро кивнул.
– Вы можете его описать?
Снова отец Лавиньи нахмурился в задумчивости.
– Это был человек довольно маленького роста, – наконец сказал он, – коренастый такой, с очень сильным косоглазием и довольно светлой кожей лица.
Мистер Пуаро повернулся ко мне.
– Это согласуется с вашим впечатлением? – спросил он.
– Не совсем, – нерешительно начала я. – По-моему, он был высокого роста и очень смуглый. Он показался мне довольно стройным. Я не заметила никакого косоглазия.
Мистер Пуаро в отчаянии пожал плечами.
– Вот и всегда так! Если бы вы работали в полиции, вам бы это было прекрасно известно. Описания одного и того же человека двумя разными людьми никогда не совпадают. Все детали противоречат.
– Я совершенно уверен по поводу косоглазия, – сказал отец Лавиньи. – Сестра Ледеран, может быть, права по другим признакам. Между прочим, когда я сказал: светлая кожа, я просто имел в виду светлый для жителя Ирака цвет. Я ожидал, что сестра может назвать ее темной.