Убийство в Месопотамии

Он шагнул к кровати.
– Она действительно легла? – спросил он меня.
Я объяснила в точности все, что я сделала.
– Она хотела поспать или собиралась почитать?
– Я дала ей две книжки – легкую такую и том воспоминаний. Обычно она некоторое время читала, а потом ненадолго засыпала.
– И она была, так сказать, обычной, как всегда? Я задумалась.
– Да. По-моему, в нормальном состоянии и в хорошем настроении, – сказала я. – Только, может быть, с оттенком какой-то бесцеремонности, что я отнесла на счет того, что накануне она разоткровенничалась со мной. Это иногда заставляет людей неловко себя потом чувствовать.
Глаза Пуаро загорелись.
– О, мне это известно очень хорошо. Он оглядел комнату.
– А когда вы вошли сюда после убийства, все тут было так же, как и раньше?
Я тоже посмотрела вокруг.
– Кажется, да. Я не помню, чтобы что-то было по-другому.
– И никаких признаков предмета, которым ей нанесли удар?
– Нет.
Пуаро взглянул на доктора Райлли.
– Что это было, по вашему мнению?
Доктор ответил не сразу.
– Что-то весьма увесистое и порядочного размера без каких-либо острых выступов. Скажем, что-то вроде округлого основания статуэтки. Заметьте, я не утверждаю, что именно это, но что-то такого типа. И удар был нанесен с большой силой.
– Сильной мужской рукой?
– Да, если не...
– Что, если не?
– Просто, возможно, миссис Лейднер могла стоять на коленях, – медленно сказал доктор Райлли. – В таком случае, да еще при тяжелом предмете, особой силы бы не потребовалось.
– На коленях, – размышлял Пуаро. – Так, это мысль.
– Не забывайте, это всего лишь предположение, – поспешил подчеркнуть доктор. – Абсолютно ничто не свидетельствует об этом.
– Но это возможно.
– Да. И при сложившихся обстоятельствах мысль эта не так уж и невероятна. Страх заставил ее броситься на колени вместо того, чтобы кричать, когда инстинкт подсказал ей, что слишком поздно, никто уже не поможет.
– Да, – сказал Пуаро, – это верно.
«Чего же тут верного?» – подумала я.
Я ни на миг не могла представить себе миссис Лейднер перед кем-нибудь на коленях.
Пуаро медленно прошелся по комнате. Он открывал окна, проверял засовы, он даже высунул наружу голову и удовлетворился тем, что плечи его за головой никак не проходили.
– Когда вы ее обнаружили, окна были закрыты, – сказал он. – А были они закрыты, когда вы уходили от нее без четверти час?
– Да, днем они всегда были закрыты. На этих окнах нет сетки, как в общей комнате или в столовой. Их держат закрытыми из-за мух.
– В любом случае, – размышлял Пуаро, – никто не мог бы сюда проникнуть таким образом. И стены из очень прочного сырцового кирпича, ни люков нет, ни застекленной крыши. Один путь в комнату – через дверь. А к двери – только через двор. А во двор – только через арку. За аркой же было пять человек, и все они говорят одно и то же, и я не думаю, что они лгут... Нет, они не лгут. Им не давали взятки. Убийца был здесь...
Я ничего не сказала. Разве я не почувствовала то же самое, когда нас всех собрали за столом?
Пуаро медленно побрел по комнате. Он взял с комода фотографию. На ней был пожилой мужчина с белой козлиной бородкой. Он взглянул вопросительно на меня.
– Отец миссис Лейднер, – сказала я. – Так она мне сказала.
Он положил фотографию на место и пробежал взглядом по предметам на туалетном столике – все из обыкновенной черепахи – просто, но хорошо. Посмотрел на ряд книг на полке, произнося названия вслух:
– «Кто были греки?», «Введение в теорию относительности», «Жизнь леди Эстер Стенхоп», «Креве Трейн», «Назад к Мафусаилу», «Линда Кондон» [26]. Да, они, кажется, говорят нам кое-что. Она была не глупа, ваша миссис Лейднер. Умница была.
– О! Она была очень умная женщина, – горячо подтвердила я. – Очень начитанная и во всем разбиралась. Она отнюдь не была заурядной.
Он с улыбкой посмотрел на меня.
– Да, – сказал он. – Я это уже понял.
Он прошел дальше. Постоял несколько минут у умывальника, где было множество флаконов и кремов.
Потом он вдруг плюхнулся на колени и принялся осматривать ковер.
Доктор Райлли и я быстро подошли к нему. Он разглядывал маленькое темно-коричневое пятно, почти невидимое на коричневом фоне ковра. Фактически оно было заметно только там, где оно выходило на одну из белых полос.
– Что скажете, доктор? – сказал он. – Это кровь?
Доктор Райлли встал на колени.
– Возможно, – сказал он. – Проверим, если хотите?
– Будьте любезны.
Мистер Пуаро осмотрел кувшин и таз. Кувшин стоял сбоку от умывальника. Таз был пуст, но рядом с умывальником находилась банка из-под керосина с грязной водой.
Он повернулся ко мне:
– Вы не помните, сестра, когда вы уходили от миссис Лейднер, этот кувшин был рядом с тазом или в тазу?
– Я не уверена, – сказала я после некоторого размышления, – но склонна думать, что он стоял в тазу.
– Ах вот что?
– Да, видите ли, – поспешила я объяснить, – я так думаю потому, что так было всегда. Мальчик оставлял его там после обеда. Мне кажется, что, если бы он был не на месте, я бы обратила внимание.
Он понимающе кивнул:
– Да-да. Это ваша выучка в больницах. Если бы в комнате было что-то не так, вы бы совершенно бессознательно поставили все на свои места, вряд ли отдавая себе в этом отчет. А после убийства? Было так, как сейчас?
– Я не заметила, – сказала я, покачав головой. – Я искала место, где кто-то мог спрятаться, смотрела, не забыл ли что убийца.
– Это кровь, можете не сомневаться, – сказал доктор Райлли, поднимаясь с колен. – Это важно?
Пуаро недоуменно нахмурился. Он капризно замахал руками.
– Я не могу сказать. Как я могу сказать? Это, может, вообще не имеет никакого значения. Я могу, если угодно, сказать, что убийца касался ее, что у него на руках была кровь, – и вот он подошел сюда и помыл руки. Да, возможно, что так оно и было. Но я не могу делать поспешных выводов и утверждать, что это было так. Это пятно, может быть, вообще не имеет никакого значения.
– Крови было очень мало, – с сомнением сказал доктор Райлли. – Никто не истекал кровью, ничего подобного. Просто она сочилась из раны. Конечно, если он дотрагивался до нее...
Я содрогнулась. Мне представилась отвратительная картина: какая-то свиноподобная личность вроде этого хорошенького мальчика-фотографа ударяет эту красивую женщину, а потом склоняется над ней и с ужасным злорадным видом трогает рану пальцем, и лицо у него становится другим... все свирепее, сумасшедшее...
Доктор Райлли заметил, что меня трясет.
– Что случилось, сестра? – спросил он.
– Ничего, только мурашки бегают, – сказала я. – Дрожь пробирает.
Мистер Пуаро обернулся и посмотрел на меня.
– Я знаю, что вам необходимо, – сказал он. – Скоро мы здесь закончим, и я поеду с доктором назад в Хассаньех. Мы возьмем вас с собой. Вы дадите сестре Ледеран чаю, не так ли, доктор?
– С удовольствием.
– Ой, нет, что вы, – отнекивалась я. – Я и не помышляла ни о чем таком.
Пуаро слегка похлопал меня по плечу. По-дружески, совсем по-английски, а не как иностранец.
– Вы, ma soeur, будете делать то, что вам скажут, – сказал он. – Кроме того, это будет мне полезно. Мне столько всего надо еще обсудить, и я не могу делать этого здесь, где приходится соблюдать приличия. Любезный доктор Лейднер боготворил свою жену и не сомневается – и еще как уверен, – что и другие питали к ней такие же чувства! Но, по моему мнению, не такова человеческая природа! Нет, мы хотим поговорить о миссис Лейднер, как вы говорите, сняв перчатки. Значит, решено. Как только мы тут закончим, мы забираем вас с собой в Хассаньех.
– Я полагаю, – неуверенно сказала я, – что мне вообще следует уехать. Довольно неловко...
– Два дня ничего не предпринимайте, – сказал доктор Райлли. – Вы не можете уехать, пока не состоялись похороны.