Убийство в Месопотамии
И вновь я ощутила какую-то необычную и совершенно необъяснимую силу обаяния этого человека.
Мы нашли мистера Меркадо в общей комнате. Он объяснял какой-то новый способ обработки миссис Лейднер. Она сидела на простом деревянном стуле и вышивала тонким шелком цветы, и я еще раз была поражена ее необыкновенно хрупкой неземной внешностью. Она скорее была похожа на сказочное существо, чем на что-то из плоти и крови.
– Ах, вот где ты, Джозеф! – воскликнула миссис Меркадо. – А мы думали найти тебя в лаборатории.
Он подскочил испуганный и смущенный, как будто появление жены нарушило какую-то магию.
– Я... Мне... мне надо скорей идти, – заикаясь проговорил он. – Я как раз посредине... посредине этого... – Он не закончил фразу и направился к двери.
Миссис Лейднер сказала ему вслед своим нежным певучим голосом:
– Вы должны дорассказать мне как-нибудь в другой раз. Это так интересно.
Она взглянула на нас, улыбнулась очень доброжелательно, но с отсутствующим видом и снова склонилась над вышиваньем.
Через несколько минут она сказала:
– Вон там, сестра, есть немного книг. У нас довольно хорошие книги. Выбирайте и присаживайтесь.
Я подошла к книжной полке. Миссис Меркадо постояла минуту-две, потом повернулась и вышла. Когда она проходила мимо меня, я увидела ее лицо, мне не понравилось его выражение. Оно было перекошено от ярости.
Невольно я вспомнила кое-что из того, что говорила о миссис Лейднер миссис Келси. Мне не хотелось думать, что это правда, потому что миссис Лейднер мне понравилась, но я была озадачена тем, что в ее словах не было и намека на правду.
Я не думаю, что только она была тому виной, но факт оставался фактом: ни милый агли [11] мисс Джонсон, ни обыкновенная маленькая злючка миссис Меркадо никак не могли спорить с ней ни внешностью, ни обаянием. И вообще, мужчины есть мужчины во всех частях света. Я в своей работе часто сталкиваюсь с этим. Меркадо был мелкой рыбешкой, и я считаю, что миссис Лейднер было, в сущности, наплевать на его обожание, но его жену это задевало. Если я не ошибаюсь, это ей было даже очень не безразлично, и она с удовольствием подложила бы миссис Лейднер свинью, если б могла.
Я смотрела на сидящую миссис Лейднер, как она занимается вышиванием прелестных цветов, такая далекая, отсутствующая. Я почему-то почувствовала, что мне надо предупредить ее. Мне показалось, что она, наверное, не представляет себе, насколько глупыми и жестокими могут быть ревность и ненависть и как мало надо для того, чтобы их вызвать.
И тут я сказала себе: «Эми Ледеран, ты – дура. Миссис Лейднер не девочка. Ей почти сорок, если даже не уже сорок, и она должна знать о жизни все, что следует».
И вместе с тем мне казалось, что все равно она, может быть, не знает. Такой у нее странный, невинный взгляд.
Я попыталась представить себе, какая у нее была жизнь. Я знала, что замужем за доктором Лейднером она всего лишь два года. А как сказала миссис Меркадо, первый ее муж умер почти пятнадцать лет назад.
Я подошла и устроилась около нее с книгой, но ненадолго. Вскоре мне уже пришлось идти мыть руки перед едой. Ужин был отличный – какое-то совершенно блестящее кэрри [12]. Все рано пошли спать, и я была рада этому, потому что устала.
Доктор Лейднер прошел со мной в мою комнату, чтобы убедиться, что у меня есть все необходимое.
Он тепло пожал мне руку и с чувством сказал:
– Вы понравились ей, сестра. Она сразу к вам привыкла. Я очень рад. Чувствую, что теперь все наладится.
Его горячность была прямо мальчишеской.
Я тоже чувствовала, что миссис Лейднер расположилась ко мне, и мне это было приятно.
Но я не вполне разделяла его уверенность. Я почему-то чувствовала, что все намного сложнее, чем он себе представляет.
Было что-то, чего я не могла уловить. Но я ощущала это что-то в атмосфере экспедиции.
У меня была удобная кровать, но я плохо спала из-за всего этого. Я слишком много думала.
У меня не выходили из головы строчки стихотворения Китса, [13] которые мне приходилось учить еще ребенком. Я никак не могла их как следует вспомнить, и это действовало мне на нервы. Это было стихотворение, которое я всегда ненавидела, наверное, из-за того, что мне надо было его выучить, хотела я того или нет. Но почему-то, когда я проснулась в темноте, я впервые увидела в нем некоторую красоту. «Зачем, о рыцарь, бродишь ты печален (как это?) – бледен, одинок?..» Мне в первый раз представилось лицо рыцаря, и это было лицо мистера Кэри – мрачное, напряженное, бронзовое от загара лицо, как у тех бедных молодых людей, которые мне запомнились, когда я девочкой во время войны... и я пожалела его, а потом я снова уснула и увидела, что Belle Dame sans Merci [14] была миссис Лейднер, и она клонилась вбок на лошади, а в руках у нее была вышивка с цветами, и потом лошадь споткнулась, и вокруг оказались кости, покрытые воском. Я проснулась вся в мурашках и сказала себе, что мне на ночь ни в коем случае нельзя есть кэрри.
Глава 7
ЧЕЛОВЕК У ОКНА
Я думаю, что нужно сразу пояснить, что в этой истории не будет местного колорита. Я ничего не понимаю в археологии и не считаю, чтобы мне этого так уж хотелось. Выкапывать людей и города, которые захоронены или разрушены, для меня занятие бессмысленное. Мистер Кэри, бывало, говорил мне, что я не обладаю характером археолога, и я нисколько не сомневаюсь, что он был абсолютно прав.
В первое утро после моего приезда мистер Кэри спросил, не хочу ли я пойти посмотреть дворец, который он планирует, как он выразился. Хотя как можно планировать вещи, которые существовали давным-давно? Я это отказываюсь понимать! Итак, я сказала, что хочу, и, честно говоря, меня это немного заинтересовало. Как выяснилось, этому дворцу было почти три тысячи лет.
Я задумалась, какими же были дворцы в те времена, может быть, что-то похожее на гробницу Тутанхамона, которую я видела на фотографиях. Но не поверите, не на что было смотреть, кроме грязи! Всего-навсего грязные стены из какого-то ила около двух футов высоты. Мистер Кэри привел меня сюда и принялся рассказывать, какой здесь был большой двор, и какие всякие апартаменты, и верхний этаж, и разные другие помещения, которые выходили на центральный двор. А я все думала: «Ну откуда это ему известно», – но, конечно, из вежливости молчала. Прямо скажу, это было полное разочарование. Все раскопки теперь представлялись мне просто грязью. Ни мрамора, ни золота – ничего красивого. Дом моей тетки в Криклвуде произвел бы более сильное впечатление в качестве руин! А эти древние ассирийцы, или как там их, еще называли себя царями. Когда мистер Кэри завершил показ своих «дворцов», он передал меня отцу Лавиньи, который показал мне остальную часть холма. Я слегка побаивалась отца Лавиньи: монах, иностранец, такой низкий голос и все прочее. Но он оказался довольно любезным, хотя и рассеянным. Иногда я чувствовала, что мы почти одинаково далеки ото всего этого.
Миссис Лейднер позднее объяснила мне это. Она сказала, что отца Лавиньи интересуют только «письменные документы», как она выразилась. Они все писали на глине, эти странные люди, к тому же языческими значками, но вполне осмысленно. Были даже школьные, как она сказала, таблетки, или плитки, – урок учителя на одной стороне, а работа ученика на обратной. Признаюсь, это было мне очень интересно, это кажется таким человечным, если вы понимаете, что я имею в виду.
Отец Лавиньи прошелся со мной по месту проведения работ и показал мне, что было храмами или дворцами, а что было частными домами, а также место, которое, как он сказал, было древним Аккадским кладбищем [15]. Разговаривал он смешно, как-то разбросанно, скажет что-нибудь об одном и вдруг переходит на другую тему.
11
Агли (англ.) – ямайский гибрид грейпфрута, апельсина и мандарина, отличающийся приятным вкусом, но очень корявой кожурой.
12
Кэрри (англ.) – здесь: тушеное мясо, приправленное кэрри, соусом из мяса, рыбы, фруктов или овощей, куркумовым корнем и пряностями. (англ.) – здесь: тушеное мясо, приправленное кэрри, соусом из мяса, рыбы, фруктов или овощей, куркумовым корнем и пряностями.
13
Китс, Джон (1795 – 1821) – английский поэт-романтик.
14
«Прекрасная дама, не знающая милосердия» (фр.), название стихотворения Д. Китса, из которого выше даны две первые строчки в переводе В. Левика.
15
Аккад – древний город на левом берегу Евфрата, его именем называлась и вся северная часть Вавилонии.