Занавес

Затем я подумал об Аллертоне. Есть ли здесь какая-нибудь причина для убийства? Если это так, то я предпочёл бы видеть жертвой его! Наверняка легко найти повод разделаться с ним. Мисс Коул, хотя и не молода, но всё ещё очень привлекательна. Она, предположим, могла быть движима ревностью, если состояла в интимной связи с Аллертоном, но у меня не было причин подозревать её в этом. Кроме того, если Аллертон — Икс…
Я нетерпеливо покачал головой. Все эти размышления ни к чему меня не привели. Чьи-то шаги по гравию внизу привлекли моё внимание. Это был Фрэнклин, быстро шагавший по направлению к дому, руки — в карманах, голова опущена. Он явно был в подавленном настроении. Незаметно наблюдая за ним, я был поражен тем, что он выглядел очень несчастным человеком.
Я был так увлечён наблюдением, что не услышал приближающихся шагов и вздрогнул, когда ко мне обратилась мисс Коул.
— Я не слышал, как вы подошли, — извиняющимся тоном произнёс я, вскочив на ноги.
Она осмотрела беседку.
— Какая реликвия викторианской эпохи!
— Неужели? Мне кажется, она вся в паутине. Садитесь, я приготовлю вам место.
И тут я подумал, что мне представляется возможность узнать получше одного из гостей. Я украдкой наблюдал за мисс Коул, расчищая место от паутины.
Это была женщина примерно тридцати — сорока лет, несколько увядшая, но с приятными чертами лица и удивительно прекрасными глазами. Она была какой-то сдержанной, точнее — подозрительной. Я сразу же подумал, что эта женщина много страдала и, вследствие этого, подозрительно относилась ко всему в жизни. Я почувствовал, что хочу больше узнать о Элизабет Коул.
— Это, — произнёс я, очистив место, — лучшее, что я могу вам предложить.
— Благодарю вас, — улыбнулась она и села.
Я сел рядом с ней. Сиденье зловеще заскрипело, но ничего страшного не произошло.
— Скажите мне, — спросила мисс Коул, — о чём вы думали, когда я подошла. Мне показалось, что вы были чем-то очень увлечены.
— Я наблюдал за доктором Фрэнклином, — медленно произнёс я. — Да? Я сказал то, о чём я думал.
— Мне показалось, что он очень несчастный человек.
— Да, он действительно несчастлив, — спокойно произнесла она. — Вы должны были раньше понять это.
Я сильно удивился и, слегка запинаясь, произнёс:
— Нет... нет… Я всегда думал, что он полностью погружен в работу.
— Так оно и есть.
— И вы называете это несчастьем? По-моему, это самое счастливое состояние, какое только можно себе вообразить.
— О да, я не возражаю, но только в том случае, если вам не мешают делать то, что вам нравится.
Я озадаченно посмотрел на неё. Она продолжала объяснять.
— Прошлой осенью доктору Фрэнклину представилась возможность поехать в Африку и продолжить там свою исследовательскую работу. Он, как вам известно, достаточно умён и имеет первоклассные труды в области тропической медицины.
— И он не поехал?
— Нет. Его жена была против. Она сама не в состоянии вынести тамошнего климата и не допускала мысли остаться, даже если бы это было для неё выгодно. Однако предложенная оплата не была высокой.
— Я полагаю, — заметил я, — доктор посчитал, что при таком состоянии здоровья он не может покинуть её.
— Много вы знаете о её здоровье, капитан Гастингс…
— Ну, нет… Но она же инвалид, не так ли?
— Ей нравится быть больной, — сухо заметила мисс Коул. Я с подозрением взглянул на неё и сразу же увидел, что все её симпатии на стороне доктора.
— Мне кажется, — медленно произнёс я, — что хрупкие женщины.., склонны к эгоизму?
— Да, я думаю, инвалиды — хронические инвалиды — обычно очень эгоистичны. И их нельзя винить за это. Это так просто.
— Вы считаете, что с миссис Фрэнклин совсем иное?
— Я бы не сказала так. Это только мое мнение. Но, кажется, она всегда в состоянии сделать то, что хочет.
На минуту — две я погрузился в размышления. Меня поразило, что мисс Коул, казалось, так хорошо осведомлена о всём происходящем в хозяйстве Фрэнклинов. Я с любопытством спросил её:
— Мне кажется, вы хорошо знаете доктора Фрэнклина?
Она отрицательно покачала головой.
— О нет. Я только раза два встречалась с ними до приезда сюда.
— Но он, наверное, рассказывал вам о себе? Она опять отрицательно покачала головой.
— Нет. То, что я вам сейчас сказала, я узнала от вашей дочери Джудит.
«Джудит, — горько подумал я, — говорила со всеми, кроме меня».
— Джудит, — продолжала мисс Коул, — ужасно предана доктору и готова всячески защищать его, поэтому обвиняет миссис Фрэнклин в эгоизме.
— А вы также считаете, что она эгоистична?
— Да, но я понимаю её. Я.., понимаю инвалидов. Я также могу понять, почему доктор Фрэнклин уступает ей. Джудит, конечно, думает, что он может где-нибудь поместить жену и целиком заняться работой. Ваша дочь увлечена научными исследованиями.
— Я знаю, — с печалью в голосе промолвил я. — Это иногда меня тревожит. Это не совсем естественно, если вы меня понимаете. Мне кажется, она должна быть более заинтересованной в том, как лучше провести время. Развлечься, влюбиться в того или иного парня. В конце концов, юность — это время развлечений, а не сидения над пробирками. Это неестественно. Во время нашей молодости мы веселились, флиртовали, наслаждались жизнью — вы же это знаете.
После минутного молчания мисс Коул странным холодным тоном произнесла:
— Нет, не знаю.
Я вдруг ужаснулся. Не сознавая того, я разговаривал с ней, как будто мы одногодки, и потом понял, что она более чем на десять лет моложе меня и я невольно обидел её.
Я постарался извиниться. Она прервала мои скомканные фразы.
— Нет, нет, я не имела этого в виду. Пожалуйста, не надо извиняться. Я имела в виду только то, что сказала. Я не знаю. Я никогда не была молодой в вашем смысле, и у меня не было хорошего времени.
Что-то в её голосе, чувство горечи, глубокой обиды тронуло меня. Осторожно, но искренне я произнёс:
— Извините.
— О, не стоит, — улыбнулась она. — Не стоит так огорчаться. Давайте поговорим о чём-нибудь другом.
Я с готовностью согласился.
— Расскажите мне о других постояльцах, проживающих здесь, — попросил я. — Если, конечно, вы знаете их.
— Я знаю Латреллов всю свою жизнь. Очень жалко, что они должны заниматься таким делом, особенно её. Он — душка, и она лучше, чем вы думаете. Надо только снять, очистить всю грязь её жизни, которая сделала её такой хищницей. Если ты всё время делаешь деньги, то это в конце концов накладывает определённый отпечаток. Единственное, что мне не нравится, так это её беспардонные манеры.
— Расскажите мне о мистере Нортоне.
— Вряд ли я многое могу рассказать. Он очень приятен, немножко стеснителен, и, возможно, несколько глуп, но всегда очень деликатен. Он жил со своей матерью, довольно сварливой, глупой женщиной. Мне кажется, она распоряжалась им, как хотела. Она умерла несколько лет тому назад. Он очень интересуется птицами, цветами и вещами, им подобными. Он видит все вокруг.
— Вы полагаете, сквозь очки?
— Ну, — улыбнулась мисс Коул, — не следует понимать меня буквально. Я хотела сказать, он многое замечает. Это часто бывает с такими спокойными людьми. Он — не эгоист и очень тактичен по отношению ко всем, но, пожалуй, неудачник, если вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать.
— Конечно, понимаю, — кивнул я.
— Подобные места приносят несчастье, — неожиданно произнесла Элизабет Коул. В её голосе вновь зазвучала обида. — Владельцы постоялых дворов обычно разорившиеся, но милые люди. Такие места всегда привлекают неудачников — тех, которым некуда ехать, тех, кого жизнь надломила и разорила, тех, кто стар и устал от жизни.
Голос её затих. Глубокая и сильная печаль охватила меня. Как это верно! Ведь мы тоже своего рода коллекция стареющих людей. Седые головы, седые сердца, седые мечты. Взять хотя бы меня — одинокий, печальный человек, или женщину рядом со мной — тоже разочарованное создание, или же доктора Фрэнклина — с его разбитыми амбициями, его жену — жертву болезни, или спокойного маленького прихрамывающего Нортона, наблюдающего за птицами. Даже Пуаро, когда-то блистающий Пуаро, теперь уже полный инвалид.