Толстая тетрадь (журнальный вариант)
— Я есть денщик капитана. Вы что делать здесь?
Мы говорим:
— Мы здесь живем, у бабушки.
— Вы внуки от Ведьма? Я вас раньше не видеть. Вы есть здесь от когда?
— Две недели.
— А! Я ездить в отпуск домой, в моя деревня. Много весело.
Мы спрашиваем:
— Откуда вы знаете наш язык?
Он говорит:
— Моя мама, она есть родиться из ваша страна. Приехал работать в наша страна, есть официантка в кафе. Встретил мой папа, жениться. Когда я маленький, говорить мне ваш язык. Ваш страна и мой страна есть друзья. Вместе воевать с врагом. Вы два есть откуда?
— Из Большого Города.
— Большой Город есть опасно. Бах! Бах!
— Да, и есть нечего.
— Здесь есть много еда. Яблоки, яйца, свинья, куры, все. Вы есть здесь долго? Или только каникулы?
— Мы будем здесь жить, пока война не кончится.
— О, война скоро есть конец. Вы здесь спать? Лавка голый, жесткий, холодный. Ведьма не хотеть брать вас спать в ее комната?
— Мы и сами не хотим спать в бабушкиной комнате. Она храпит, и от нее плохо пахнет. У нас были простыни и одеяла, только бабушка их продала.
Денщик набирает горячей воды из котла на плите и говорит:
— Я должен мыть комната. Капитан, он возвращаться из отпуск. Эта ночь или завтра утро.
Он выходит. Через несколько минут он возвращается. Он приносит два серых солдатских одеяла.
— Нет продавать это старый Ведьма. Если она есть злой, вы сказать мне. Я бах-бах — я убить.
Он снова смеется. Он укрывает нас одеялами, гасит лампу и выходит.
На день мы прячем одеяла на чердаке.
Упражнения для закалки чувств
Бабушка называет нас «сукины дети».
Люди говорят нам: «Ведьмины дети! Шлюхины дети!»
Другие люди говорят нам: «Идиоты! Хулиганы! Грязные мальчишки! Засранцы! Грязные щенки! Свиньи! Поросята! Ведьмино отродье! Наглецы! Поганцы! Висельники!»
Когда мы слышим такие слова, у нас краснеют лица, звенит в ушах, глаза щиплет, а колени дрожат.
Но мы не хотим больше ни краснеть, ни дрожать. Мы хотим привыкнуть к ругани и оскорблениям, к разным злым словам.
Мы садимся за кухонный стол друг против друга и, глядя друг другу в глаза, говорим все более злые и плохие слова. Один из нас говорит:
— Дерьмо! Засранец!
Другой говорит:
— Педик! Гомик!
Мы говорим так, пока слова не перестают доходить до нашего сознания. Даже до наших ушей.
Мы упражняемся так по полчаса в день, потом выходим на улицу. Мы специально ведем себя так, что нас ругают и оскорбляют, и мы понимаем, что нас больше не задевают такие слова.
Но есть еще и другие, старые слова.
Мама говорила нам: «Мои дорогие! Мои милые! Мои любимые! Радость моя! Мои хорошие малыши!»
Когда мы вспоминаем такие слова, у нас появляются слезы в глазах.
Мы должны забыть такие слова, потому что теперь никто не говорит нам ничего подобного, а вспоминать их слишком тяжело.
Поэтому мы начинаем упражняться заново, по-другому.
Мы говорим:
— «Мои дорогие! Мои милые! Я вас люблю!… Я вас никогда-никогда не оставлю!… Я никого не буду любить, кроме вас… Всегда-всегда! Вы — все, что у меня есть в жизни!…»
Так мы повторяем эти слова снова и снова, и постепенно они теряют свое значение, и боль, которую они приносят, понемногу забывается.
Школа
Это было три года назад.
Вечер. Родители думают, что мы спим. Они говорят между собой в соседней комнате. Говорят о нас.
Мама говорит:
— Они не смогут друг без друга.
Папа говорит:
— Это ведь только на время уроков.
Мама говорит:
— Они не вынесут.
— Придется им потерпеть. Это необходимо для их же пользы. Все так говорят. Учителя, психологи — все. Конечно, сперва им будет нелегко, но пора уже привыкать. Привыкнут!
Мама говорит:
— Нет, не привыкнут, я знаю. Я знаю их. Пойми, они — это одна личность, единое целое!
Папа повышает голос:
— Вот именно! И это ненормально! Они думают вместе. Действуют вместе. Они живут в отдельном, своем собственном мире. Это нельзя считать здоровым. Это меня беспокоит. Да-да, они меня беспокоят! Они странные. Никогда нельзя сказать, о чем они думают. И они чересчур развиты для своих лет. Они слишком многое знают.
Мама смеется:
— Надеюсь, ты не собираешься ставить им в вину излишний ум?
— Тут нет ничего забавного. Ты напрасно смеешься.
Мама отвечает:
— Близнецы — всегда проблема. Но во всяком случае, это не конец света. Все еще образуется.
Папа говорит:
— Да, все образуется — если мы их разделим. У каждого человека должна быть своя собственная жизнь.
Через несколько дней мы впервые идем в школу. Мы — в разных классах. Мы оба сидим в первом ряду.
Друг от друга нас отделяет длина всего школьного здания. Это расстояние кажется нам чудовищным. Невыносимая боль. Кажется, будто кто-то отрезал у каждого из нас половину тела. Мы теряем чувство равновесия. Кружится голова. Мы падаем. Мы теряем сознание.
Мы приходим в себя в карете «скорой помощи», которая везет нас в больницу.
Мама приходит в больницу за нами. Она улыбается и говорит:
— С завтрашнего дня вы будете в одном классе.
Дома папа говорит нам:
— Симулянты!
Вскоре он уезжает на фронт. Он журналист, военный корреспондент.
Мы ходим в школу два с половиной года. Учителя тоже уходят на фронт; теперь у нас женщины-учительницы.
Наконец школа закрывается из-за частых воздушных налетов.
Мы научились читать, писать и считать.
Сейчас, у бабушки, мы решили учиться дальше, без учителя, сами.
Мы покупаем бумагу, тетрадь и карандаши
В бабушкином доме ни бумаги, ни карандашей нет. Поэтому мы идем в магазин «Книги и канцелярские товары». Там мы отбираем пачку бумаги в клетку, два карандаша и большую толстую тетрадь. Все это мы выкладываем на прилавок перед толстым господином, который стоит за этим прилавком. Мы говорим ему:
— Нам нужны эти предметы, но у нас нет денег.
Продавец говорит:
— Что?… Но… вы должны заплатить!
Мы повторяем:
— У нас нет денег, однако нам абсолютно необходимы эти предметы.
Продавец говорит:
— Школа закрыта. Кому сейчас нужны тетради и карандаши?
Мы говорим:
— Мы учимся сами, дома. Сами по себе.
— Ну так попросите у родителей денег.
— Папа на фронте, а мама в Большом Городе. Мы живем с бабушкой, и у нее тоже нет денег.
Продавец говорит:
— Но без денег ничего купить нельзя.
Мы ничего не говорим. Мы только смотрим на него. Он тоже смотрит на нас. Мы видим, что у него вспотел лоб. Наконец он кричит:
— Не смотрите на меня так! Убирайтесь отсюда!
Мы говорим:
— Мы, однако, готовы при необходимости выполнять для вас, в качестве оплаты за эти предметы, определенную работу. Так, например, мы могли бы поливать ваш сад либо же доставлять покупки…
Он кричит опять:
— Нет у меня сада! И вас мне не надо! И потом, вы что, не можете говорить нормально?
— Мы говорим вполне нормально.
— «Мы готовы при необходимости выполнять для вас определенную работу» — это, по-вашему, нормально?!
— Мы говорим правильно.
— Слишком правильно! И мне не нравится ни как вы говорите, ни как пялитесь на меня! Пошли вон!
Мы спрашиваем:
— Простите, сударь, а куры у вас есть?
Продавец утирает белое лицо белым платком. Он спрашивает, уже без крика:
— Куры?… При чем тут куры?
— Видите ли, если вы не держите кур, то мы, имея в своем распоряжении определенное количество свежих яиц, могли бы снабжать вас ими в обмен на эти предметы, совершенно необходимые для нас…
Продавец смотрит на нас и молчит. Мы продолжаем:
— Цена яиц, сударь, постоянно повышается. С другой стороны, цена бумаги и карандашей…
Он швыряет нашу бумагу, наши карандаши и нашу тетрадь в сторону двери и кричит: