Кокаин

- Прежде всего, роман необходимо подсушить. То есть сократить. То есть - повысить темп, сделать его более сжатым. 
Редактор сжал кулак и показал его мне. 
- Возьмем встречу твоего героя с его бывшей возлюбленной. До этого в романе ни слова не было сказано о ее существовании. Я думаю, эту сцену без всякого ущерба для романа можно выбросить. 
- Но тогда эпизод с женой... 
- И его тоже. 
Редактор резанул ладонью воздух. 
- Вырезать? 
- Естественно. Все это только отягощает и запутывает сюжет. И что это за чехарда с детьми твоего героя: то мальчик, то девочка... 
- Мне хотелось... 
- Выбросить, - он махнул рукой. - Это все несущественно. 
- Тогда зачем мой герой вышел в тот вечер на улицу? 
- И это выбросить. Пусть он никуда не выходит в тот вечер. Почему он обязательно должен куда-то выходить? Представь себе, что он поздно вернулся с работы. Прекрасно поел, улегся на диван, включил телевизор. Дома хорошо, тепло. Зачем на улицу выходить? Не понимаю. 
- Но если мой герой не выйдет на улицу - он не пойдет и в ресторан, не встретит гардеробщицу... 
Редактор остановил меня движением руки. 
- А зачем ему встречать гардеробщицу? 
Я растерялся. 
- Честно говоря, вся эта история с изнасилованием звучит достаточно неубедительно. 
- Выбросить? - догадался я. 
- Точно, - редактор ткнул в мою сторону пальцем. 
- Значит, если я правильно понял, роман будет начинаться сразу со сцены с беременной дочкой. 
Он отрицательно покачал головой. 
"Роман не будет начинаться со сцены с беременной дочкой", - догадался я. 
- Нет, - сказал он. - Роман не будет начинаться со сцены с беременной дочкой. Если мы выбросили сына - выбросим и дочь. Я тебе вот что хотел предложить, - продолжал задумчиво редактор. - В романе есть одно потрясающее место. Я имею в виду коротенькую историю о енотах, которую рассказывает друг твоего героя... 
- О зайцах, - поправил я. 
- Я и говорю, о зайцах. Знаешь, я плакал, когда читал ее. 
- В самом деле? - я был удивлен. 
Редактор кивнул. 
- Странно, - сказал я. 
- Она проста, как сама жизнь, и, вместе с тем, в высшей степени поэтична. Короче говоря, мой совет: возьми эту историю и на ее основе создай новый роман. 
- Новый роман, - повторил я. 
- И только без этих многоточий, которые ты так любишь, - он рассмеялся и товарищески похлопал меня по плечу. - Без всяких там тире и тому подобного. И - суше, меньше слов. Фраза должна иметь внутреннее наполнение. Знаешь, что это такое? 
- Нет, - честно ответил я. - Подушки иногда бывают наполнены пухом, это я знаю. Потом... 
Редактор поморщился. Посмотрел на часы. 
- Смотри сюда, - он сжал кулак. - Сила - знаешь, что это такое? 
- Это я знаю. 
- Смотри дальше. Подушка - бывает - наполнена - пухом, - говорил он медленно и внятно, наклонившись ко мне над столом. - Запомнил? У - нее этот - пух - внутри. Запомнил? 
- Да-да, конечно. 
- Молодец. Так же, как и у подушки, внутри предложения должно быть что? - спросил неожиданно издатель. 
- Пух, по всей видимости, - робко произнес я, мучаясь своей глупостью. - Или перья, - поспешил поправиться я. 
- Да нет же! Сила, внутренняя сила и драматизм должны быть внутри предложения. 
- Ага! - сказал я. 
- Понял? 
- Почти, - ответил я. 
- Молодец. Повтори. 
- Внутри предложения должны... находиться... сила и внутренний... драматизм. 
Я тяжело выдохнул и отер с лица пот. 
- Хорошо, - сказал он. - Так вот: они сидят в норке посреди леса, трутся друг о друга ушами, а тут - наводнение. Сечешь? 
- Конечно, конечно, - говорил я, стараясь делать умное лицо. - Все напишу. 
- Вот так, - одобрительно произнес редактор. 
- Она спрашивает: "Что это ветром как будто потянуло?". А он ей отвечает: "Это, дорогая, погода испортилась". 
- Вот-вот! Молодец. 
- А тут вдруг вода! Бац, бух! 
- Вот-вот. 
- Хлынула и начинает заливать норку. 
- Правильно. 
- А они обнимают друг друга и трутся ушами, ничего не замечая. 
- Молодец. 
- Окурки всплыли, детишки вверх животами... 
- Именно. 
- Гениально, честное слово, спасибо за совет. Бегу писать. Только еще вопрос, последний: что делать со сценой у редактора? 
- Со сценой у редактора? 
Он посмотрел на меня как на идиота. А затем решительно и красноречиво махнул рукой. 
...И еще прежде, чем он открыл свой рот с длинными зубами, я прекратил сцену. 
Прости, старина. Встретимся как-нибудь в другой раз, а сейчас - времени нет. Бегу домой про зайцев писать. Пока сюжет не забыл. И честное слово - ни одного многоточия не нарисую. 
Буду писать сухо, до отказа набивая фразы внутренним драматизмом, как колбасу набивают гормонами и жеваной туалетной бумагой. 
22 
Роман о зайцах 
Часть 1 
Скок-поскок и прыг-попрыг: какая радость случилась в семье зайца N: жена родила ему сына. Даже идиоту понятно, что сын - это что-то совсем другое, чем дочка. Поэтому заяц очень обрадовался. 
Часть 2 
Заяц-сын рос достаточно быстро. Вскоре он уже весь покрылся шерстью. 
Часть 3 
А вот жена у зайца-отца была отвратительной бабой. За сынишкой она практически не ухаживала; бросит морковку - самую гадкую, с зеленоватым кончиком - в угол, и скажет презрительно: "Подавись", - и уходит в дансинг до ночи. 
Часть 4 
А заяц-сын плачет в уголке, склонившись над морковкой. Почему, думает, я, блядь, такой несчастный?! 
Часть 5 
Тут и заяц-отец стал подолгу отсутствовать: в сердце его родилось какое-то другое, теплое чувство к мальчугану. Чувство, в котором он пока что боялся признаться даже себе самому. А приходя домой, он подолгу смотрел на сына. 
Часть 6 
Однажды он взял сына в магазин. Приближался Новый год, время было думать о подарках, и он купил мальчику самую толстую, самую сладкую, самую красную морковку. 
- Съешь ее, сын, - сказал отец, подавляя слезы. 
- Нет, - прошептал тот, глядя на своего отца. - Я ее сохраню как нечто самое дорогое в своей жизни. 
Как-то случайно они взялись за руки. 
- Съешь ее, сын, - повторил отец. - Я тебе еще много таких куплю. 
Вместо ответа сын поднес морковку к губам и поцеловал ее кончик. 
Часть 7 
В эту ночь мать вообще не пришла домой. 
А они провели ночь вместе, в гостиной у камина, глядя в огонь, держась за руки. Под утро они разошлись по своим комнатам. 
До рассвета сын занимался онанизмом, думая о толстой, сладкой, красной морковке. 
Часть 8 
Днем они поехали в лес кататься на санках. 
- Папа, - сказал сын. 
- Скажи - "милый", - прошептал, уже не в силах сдерживать свои чувства, N. 
- Милый, - едва слышно повторил сын. 
Их губы слились в долгом поцелуе. 
Часть 9 
Они были неосторожны, но давайте не будем судить их строго: кто сам был влюблен, тот наверняка их поймет. 
Часть 10 
Первой заметила соседка, жившая через дорогу напротив. 
- А папаша-то, - говорила она подруге по телефону, - что-то уж слишком нежно сынка по попке похлопывает! 
Часть 11 
Открыв входную дверь, N только и успел заметить фигуру в темно-синей форменной одежде: в следующую секунду, слабо вскрикнув и взмахнув руками, заяц упал на пол, сраженный страшным ударом милицейской дубинки. 
Часть 12 
В том, что он случайно убил жену, когда та застала их с сыном в кровати, заяц-отец не признавался. Да и в самом деле: можно ли это назвать убийством? Та кричала, собиралась звонить в милицию, замахивалась стулом на мальчика. Он лишь толкнул ее ногой в грудь, а остальное было делом случая. 
Возможно, ошибкой было то, что они с сыном не разрезали ее на пятьдесят маленьких кусков и не отправили бандеролью в Африку, а банально закопали ночью в саду под сиренью.