Кокаин

Продавщица - девушка с льняными волосами, приятная девушка в салатном коротковатом халате, - равнодушно взглянула на меня, когда я было подошел к ней, чтобы задать мучивший меня вопрос. Счастье, что я вовремя остановился... 
Одним словом, шел страшный ливень, когда я снова оказался на улице. Ударил гром, ослепительно сверкнула молния. На Спасской башне далекого города куранты неслышно отбивали 21.00. Из-за угла дома напротив я следил за выходом из кафе. Не стану лгать, я не помню, как этот человек вышел на улицу, как началось, а потом и закончилось преследование, когда подошел он к своему дому - небоскребу из стекла и бетона им. товарища Хрущева. Было темно, шел снег, я едва переставлял ноги, мысли путались; не знаю, как мне удалось не потерять сознание. 
Старик, пошаркав ногами по решетке, счищая с подошв налипшую грязь, открыл дверь и скрылся за нею. Спустя несколько секунд я тоже вошел в подъезд, нащупывая в кармане полученный от продавщицы гвоздь. Шаги раздавались этажом выше. По полутемной лестнице я поднимался за ним. 
Шаги смолкли. Он стоял на площадке перед своей дверью, доставая из кармана ключи. Заметив квартиру, я отошел в тень. Дверь раскрылась; подонок вошел в прихожую, хлопнув за собой дверью. 
Странно, что до самого последнего мгновения я ни разу хорошенько не задумался, как именно выполню свое ужасное намерение. Вот я купил гвоздь и молоток, а как же войти к нему в дом, как приблизиться к этой сволочи на необходимое для удара расстояние? 
Стащив с головы шапку, я завернул ее в целлофановый пакет и туго обвязал бечевою. Пошел наверх. Звонка на стене не оказалось. Я постучал, сначала тихо, а затем погромче. 
Из-за двери долго никто не отзывался. Только вдруг мне показалось, что он стоит за дверью, с той стороны, в своем темном коридоре, и слушает. Я так и видел его: толстый, в расстегнутом на пузе пиджаке, потный, он слушает и боится, - приник ухом к двери и чешет сквозь рубашку волосатую грудь. Мы долго стояли так - я на лестнице, он в коридоре - и слушали, одинаково и почти одновременно облизывали губы и прикрывали глаза, чтобы лучше слышать. Он первым не выдержал и открыл свою дверь, оказавшуюся почему-то на цепочке. 
8 
- А чего это у вас дверь на цепочке? - спросил я. 
- А что, нельзя? - он достал из кармана бутерброд с сыром, откусил половину и сопя задвигал челюстью, глядя на меня исподлобья. Глаза у него были карие, чересчур близко посаженные друг к другу. 
- Я вас спрашиваю, вы чего дверь-то на цепочку закрыли? - снова спросил я. 
- А вот просто так, - ответил он. 
- Как это "просто так"? 
- А вот так, - он рассмеялся, но тут же поперхнулся и закашлялся, плюясь бутербродом мне прямо в лицо. 
Я сказал ему следующее: 
- Просто так даже кошки не родятся. 
И повторил: 
- Для чего это вы здесь все двери на цепочки позакрывали? А? 
И вытер лицо рукавом, не спуская с него напряженного взгляда. 
- Вот прицепился, настырный какой, - выдавил тот сквозь кашель, плюясь и плюясь; даже странно, сколько этого бутерброда смог он запихать в свою пасть за один укус. 
- Я вас в последний раз спрашиваю, дрянь вы эдакая: для чего это вы двери на цепочку закрыли? 
Он кашлял и плевался, плевался и кашлял. И смотрел на меня как-то угрюмо, как будто с каким-то затаенным недоверием. 
- Вам что, замка мало? 
Силы мои были на исходе. Чтобы не упасть, мне приходилось держаться за стену. 
- Мало, - отрезал он, снова куснул бутерброд и снова закашлял. 
Разве это ответ? Сразу видно недалекого человека. 
Он кашлял. 
- Считаю до трех, - сказал я. - Ра-аз... 
Он начал загибать свои потные пальцы, похожие на сосиски. 
- Два-а, - сказал я. 
Он загнул второй палец. 
- Два с четвертиной... 
Он поколебался и чуть согнул третий палец. 
- Два с половиной. 
Толстяк согнул палец наполовину. 
- Два с половиной и четвертиной. 
Палец его уже почти касался ладони. 
- Ну что, будешь говорить или нет? Я ждать больше не стану. Говори быстро, дрянь! Если не скажешь... А хотя, наплевать. Я, собственно, по другому поводу пришел. 
Толстяк облегченно выдохнул и провел рукою по лбу. Видно было, что он уже не на шутку перепугался. 
Я молча протянул ему обмотанный бечевою пакет. 
9 
- Что это? 
- Это шапка, - ответил я и вдруг подумал, что лучше бы мне говорить измененным голосом, чтобы он не признал во мне недавнего посетителя своего кафе. 
- Примите, пожалуйста, - сказал я измененным голосом. 
- Что это у тебя с... - он не договорил и сосиской указал на свое горло, глядя на меня подозрительно. 
- Мутация голоса. 
- Угу, - сказал он и обратился к пакету. Впихнув в рот остаток бутерброда, он принялся исследовать пакет: шелестел целлофаном, смотрел на свет, мял, щупал, откусывал кусочек и задумывался, жуя и как-то особенно профессионально цыркая зубом. Я терпеливо ожидал окончания экспертизы. 
- Нет, - покачал он, наконец, головой. 
- Не принимаете? 
- Нет, - ответ был краток. 
Я знал, как поступить: достал из кармана приготовленную мелочь и протянул в щель. Деньги мгновенно исчезли за дверью, но в глазах старика по-прежнему сквозило недоверие. 
- Завтра приходи, мы работаем с десяти. Прямо в десять ноль-ноль приходи, я сразу приму у тебя. Без очереди. 
- Вот как раз завтра к десяти я и не могу. Дело в том, что я учусь. То есть я студент. И у меня как раз завтра ответственное занятие. То есть экзамен. 
- Может, все-таки завтра? 
- Возьмите сейчас; у меня, я вам объясняю, завтра совершенно не будет времени... Шапка-то хорошая, дорогая, - солгал я. 
- Ладно, - старик сбросил цепочку и распахнул дверь. - Входи. 
Я прошел за ним по длинному, темному коридору в комнату, в которой на изогнутых ножках стоял круглый стол, несколько стульев, просиженный диван. Два портрета - какой-то на удивление неприятной старухи в чепчике и мужчины болезненного вида, с бородой и впавшими щеками а la великий русский писатель прошлого Достоевский - бросились мне в глаза. 
- Чего так-то завязал, - сказал толстяк раздраженно, дергая бечеву. Ладно. Ты тут развязывай, а я пойду номерок принесу. 
Бросив пакет на стол, старик вышел из комнаты. 
Я живо шагнул следом, доставая из карманов гвоздь и молоток. 
Старик внезапно возник в дверях. 
- Слышь, а это у тебя не заразное? 
- Что именно? - спросил я его, недоумевая. 
- "Что-что"?! Ну, с горлом, мутация... 
- Да что вы, конечно же, нет! - поспешил я успокоить его. - Это с возрастом проходит, батенька! 
- Ладно, стой, сейчас принесу номерок. 
И снова исчез в другой комнате. Испытывая нетерпение, я двинулся за ним. 
10 
Поздно вечером мне позвонил один приятель, которому я на днях дал почитать эту книгу. Голос его звучал как-то растерянно. 
- Ты что сейчас делаешь? - спросил он меня. 
- Ничего. Телевизор смотрю... 
Тут я маленько прихвастнул: никакого телевизора у меня, понятно, нет. 
- А что там идет? 
- Не знаю. 
- А-а, - протянул тот. - Везет тебе. А у меня вот телевизора нет, непонятно зачем соврал он; я-то знал, что телевизор у него есть. 
- Нестрашно. Приходи ко мне, мой посмотрим. 
- А что, ты разве купил? - так спросил он, озадаченный. 
- Нет. 
- А-а. Понял, - сказал тот. - Я тебе вот что хотел сказать. Я эту твою... 
Он помолчал. 
- ... эту твою книжицу прочитал уже. 
- Ну и как? Здорово, правда? 
- Ты понимаешь... Может, нам лучше встретиться? Что по телефону говорить? Так можно, знаешь, человека смертельно обидеть. 
- Обидеть? - опешил я. - Подожди, тебе что, книга не очень понравилась?! 
- Как тебе сказать... Погода такая отвратительная последнее время. 
- Ты не темни, - хладнокровно сказал я. - Горькая правда лучше слащавой лжи. Бей наотмашь.